— Да, милый, да. Я хотела дать тебе время, думала, сможем, как взрослые люди хоть раз поговорить без твоих истерик. Но вышло, как вышло.

— Но ты же не можешь выкинуть меня на улицу после стольких лет!

Он повышает голос, бледнеет, а это верные признаки, что он в шаге от истерики. И на этот раз она грозит быть грандиозной.

— А ты смог притащить в нашу постель какую-то шалаву?! Смог? Вот и я не вижу причин продолжать этот фарс, именуемый браком.

— Ася, Асенька... — Саша снова приближается, а я вжимаюсь задницей в раковину, чувствуя, как намокает платье и противно липнет к коже. — Не надо, не разрушай!

— Саша, ну не усугубляй, а? Ну оставь ты после себя хоть какие-то приятные воспоминания. Ты же сам всё портишь, как ты не понимаешь?

Вдруг в дверях показывается девушка — уже полностью одетая, — оглядывает комнату удивлённым взглядом и останавливается на своём любовнике. Саша оборачивается к ней, а на лицо набегает тень. Ему неловко, по всему видно — не ожидал, гадёныш, что я вернусь, сегодня домой.

А я думаю про себя, сколько раз он таскал сюда этих профурсеток, а потом обвинял меня, что я качусь в пропасть и позорю его своим поведением. Вряд ли эта — первая. Но я, мать его, ни разу даже не задумалась об измене! Только сегодня вечером позволила себе слабость, впервые за всю жизнь, начиная с пятнадцати, потому что слишком растеряна была, слишком зла на мужа. Да и то, не смогла до конца пойти.

Дура. Надо было переспать с Викингом, хоть что-то хорошее сейчас помнила.

— Сашенька, мне уехать? — спрашивает на удивление низким голосом, а у меня мурашки по коже.

От неё, мужа, всей этой ситуации.

— Конечно, уехать. И любовничка своего прихвати заодно.

Она переводит на меня мутный взгляд карих глаз и хлопает нарощенными ресницами. А потом выходит из комнаты, не сказав больше ни слова.

Щёлкает замок входной двери, а я говорю:

— Уходи. Христом богом молю, уходи.

— Да никуда ты меня не прогонишь, даже не пытайся, — говорит, усаживаясь на стул. — Я пока ещё твой муж, а в этом доме прописан. Так что не выгонишь.

Я закрываю глаза, дышу глубоко, чтобы успокоиться. Этот цирк уже порядком осточертел, но внутри такая пустота, что даже плакать не хочется. Моя жизнь — привычная и понятная — оглушительно трещит по швам, и я совершенно не знаю, что с этим делать.

— Не хочешь по-хорошему? — интересуюсь, хотя прекрасно понимаю, что Саша решил держать оборону до последнего.

— Это ты не хочешь по-хорошему. Сама решила от меня уйти, вот и расхлёбывай. Почему я должен?

— Господи, какой же ты идиот, — вздыхаю и нащупываю рукой сзади небольшой кувшин.

Ну, придурок, берегись!

Запускаю в него кувшином, а Саша уворачивается, матерясь. Это только начало, дорогой мой, только начало. Хватаю тарелку, кидаю её. Дальше в ход идут стаканы, миски, ложки — всё, до чего удаётся достать и чем удобно бросаться. Саша падает на пол, прикрывая голову руками, словно наш дом бомбят.

Делаю рывок в сторону Сашиного лежбища, падаю на колени рядом и выкрикиваю:

— Получил?!

Не дожидаясь ответа, принимаюсь лупить по спине, бокам, голове мужа кулаками. Вкладываю всю силу, не думая о том, что могу покалечить или вообще убить. Мне нужно вытолкнуть из себя комок боли и обиды, мне нужно освободиться. Потому буду драться и орать, пока меня кто-нибудь не остановит.

— Чокнутая! — орёт Саша, перекатываясь на спину. — Совсем ополоумела?!

— Да пошёл ты к чёрту, понял? — ору, снова пуская в ход кулаки. — Выметайся отсюда, видеть твою рожу больше не могу! Ты меня довёл просто до ручки! Я же хотела, мать твою, по-человечески расстаться, но ты всё испортил!

— Ася, перестань!

Саша хватает меня за запястья, пытаясь одновременно подняться и удержать меня от необдуманных поступков, только я слишком зла для того, чтобы внимать доводам рассудка. Пусть радуется, что не разбила его тупую башку молотком для мяса. Или для гвоздей.

— Ладно, всё, — орёт, отталкивая меня в сторону и поднимаясь на ноги. — Я уйду сейчас, уговорила. Только всё равно это не конец, поняла? Ещё ничего не решили, потому до встречи.

И ковыляет к выходу, а я остаюсь сидеть на полу, среди осколков тарелок и своей жизни.

5. Викинг

Она стремительно уносится во тьму, а я ещё сижу в машине какое-то время, сжимая пальцы на руле до хруста в суставах, до боли. На приборной панели лежит долбаная записка с номером телефона, но не могу понять, надо ли мне это всё. Какие-то лишние сложности — муж, возможно, дети. Но, мать их, не зря она рисовала тот чёртов портрет. Значит, что-то между ними не так, раз с таким удовольствием расстреливала супружника. От неё в тот момент исходила такая волна гнева, что невозможно было не почувствовать, не проникнуться. Возможно, именно это и стало основной причиной, по которой поцеловал Асю — меня захлестнуло её безумие. Ну и ещё она красивая, тут бесполезно спорить.

И теперь лишь одна мысль долбится в голове, — какого чёрта я творю? Своих проблем нет, что ли, куда я лезу? Но ничего не могу поделать с собой — интересно. Дебильное любопытство меня когда-нибудь до беды доведёт.

Завожу мотор и уезжаю в ночь, потому что мне нужно подумать, а ничто так не прочищает мозги, как езда по ночному городу. Жалею, что не поехал на мотоцикле — на двух колёсах всегда намного лучше думается, но почему-то показалось, что Асе будет комфортнее сидеть от меня несколько подальше. Еду по трассе, не думая о том, куда лежит мой путь. Просто несусь почти на предельной скорости, наслаждаясь тишиной и врывающимся в открытое окно свежим ветром. Одной рукой достаю из бардачка сигарету, закуриваю, а горьковатый дым наполняет лёгкие. Сегодня отчаянно хочется напиться, чтобы ни о чём не думать, а просто пережить эту ночь, когда всё слишком странно, чтобы считать это нормальным.

Смеюсь тому, что так распереживался из-за девушки, когда казалось — эти амурные дела давно уж не способны взволновать. Комедия, в самом деле, но, ты гляди, думаю о ней, точно мне заняться в этой жизни больше нечем. Нет, чтобы поехать обратно в “Бразерс”, зарыться с носом в работу, а потом вырубиться на рассвете, на диване в собственном кабинете, как делаю это уже долгие годы, лишь изредка появляясь в пустой квартире. В квартире, в которой и жить не могу, и продать рука не поднимается. Замкнутый круг, бегать по которому я слишком привык, но именно сегодня хочется хоть ненадолго, но вырваться из него.

Выворачиваю руль и выезжаю на пустынный проспект, где в самом конце, почти в тупике находится клуб “Магнолия” — место, способное помочь избавиться от любых печалей. Наверное, именно это мне и нужно — неограниченное количество алкоголя и красивые согласные на всё женщины вокруг, чтобы перебить этот гнилостный привкус тоски.

На парковке яблоку негде упасть, и приходится постараться, чтобы поставить автомобиль хотя бы в шаговой доступности, а не в соседних дворах. Достаю телефон из кармана, набираю номер Карла в тайной надежде, что он может оказаться здесь. Мне нужен сегодня кто-то, с кем хорошо молчится.

— Ты где? — спрашиваю, дождавшись всё-таки, когда Карл соизволит взять трубку.

— Рядом с гаражами, парочка дел образовалась. Что-то стряслось?

Знаю, что только намекни ему, что мне хреново, бросит всё и приедет, но мне не двенадцать, чтобы требовать к себе безраздельного внимания, потому уверяю Карла, что всё в порядке и прерываю звонок.

Возле клуба посетители курят и смеются, а я оглядываю площадку в поиске знакомых лиц, но все кажутся чужими, посторонними. Просто люди, невыразительные тени, в которых почти нет ничего особенного. Даже лиц, порой, не различаю.

Тяну на себя тяжёлую дверь и попадаю в полутёмное помещение, в котором раздаются тихие возгласы, и царит атмосфера почти порочная. На небольшой сцене изгибается, точно кошка, в страстном танце девушка, которой на вид не больше двадцати. Красивая, стройная, гибкая, а я представляю, что на её месте Ася и сатанею от собственной тупости. Понимаю, что всё это — дурь и блажь, которая пройдёт с рассветом, но пока что не могу избавиться от наваждения.

Прохожу к барной стойке, возле которой ещё есть парочка свободных мест. Присев на высокий стул, жестом подзываю бармена и заказываю двойную порцию виски. Это именно то, что мне нужно сейчас — виски, сигареты и одиночество в толпе.

Делаю большой глоток, пропуская обжигающую горечь через себя, наполняясь ею. Второй, третий глоток и ослабевает постепенно узел, в котором слишком сплетены все эмоции. Осматриваю просторный зал клуба и замечаю, как непривычно оживлённо здесь сегодня. В полумраке не видно лиц, лишь нечёткие силуэты, и это к лучшему — в “Магнолию” приходят не за тем, чтобы демонстрировать новые наряды или фальшивые улыбки.

Не знаю, сколько так сижу, пока мелодия мобильного не отвлекает от созерцания толпы.

— Почему не сказал, что в “Магнолию” намылился? — раздаётся голос Карла, а я ухмыляюсь.

Я знаю, что он где-то рядом, чувствую его пристальный взгляд на своём затылке. Оборачиваюсь, поднимаю глаза к потолку, а потом машу рукой, уверенный, что он меня видит. Там расположены его владения — VIP зона, где стекло во всю стену, за которым Карл, наверняка, и находится сейчас.

— Зачем тебя от важных дел отвлекать?

— Заботливый какой, — хмыкает в трубку и продолжает: — нечего там киснуть, у барной стойки. Ко мне поднимайся.

И бросает трубку.

В этом весь Карл — он не спрашивает, не предлагает, не даёт времени сомневаться. Просто говорит, что делать, а ты уже сам решаешь, нужно оно тебе или нет.

Я решаю, что нужно.

— Ещё трезвый? — интересуется, когда переступаю порог VIP комнаты, стены которой обтянуты чёрным бархатом, а вся немногочисленная мебель — в тон.