Кого заботит, кого волнует

Коль у кабатчика вода, а не вино.

Мы ему скажем, пусть нас не дурит:

«Платить за воду мы не станем все равно»


Оливер не мог понять, почему все подняли на смех незадачливых туристов. Потому что это строчки из римской застольной песни, смешной только для посвященных.

Я сказал, что знаю короткий путь до книжного магазина. Его больше устраивает длинный. Может, прогуляемся, зачем спешить? – сказал он. Но мой вариант лучше. Оливер настаивал на своем и, казалось, начал терять терпение.

– Я чего-то не знаю? – наконец спросил я, давая ему возможность высказать то, что его беспокоит. Его что-то не устраивало? Что-то, связанное с издателем? С кем-то еще? Возможно, дело в моем присутствии? Я прекрасно сам могу о себе позаботиться, если ты предпочитаешь идти один. Я вдруг догадался, что его тревожит. Я буду профессорским сынком, увязавшимся следом.

– Дело вовсе не в этом, балда.

– Тогда в чем?

Не останавливаясь, он обвил меня рукой за талию.

– Не хочу, чтобы что-нибудь помешало нам или испортило вечер.

– Ну и кто здесь балда?

Он ответил мне долгим взглядом.

Мы выбрали мой маршрут и перешли с Пьяцца ди Монте-Читорио на Виа дель Корсо. Потом поднялись по Виа Бельсиана.

– Здесь все это и началось, – сказал я.

– Что?

– Это.

– Поэтому ты хотел прийти сюда?

– С тобой.

Я уже рассказывал ему эту историю. Молодой парень на велосипеде, в фартуке, вероятно, помощник бакалейщика или посыльный, три года назад проехал мимо меня по узкому тротуару, глядя мне в глаза, в то время как я смотрел в ответ, без улыбки, просто провожая его озадаченным взглядом. А потом я сделал то, что сделал бы любой в такой ситуации. Выждав несколько секунд, я обернулся. Он тоже. У нас в семье не было принято заговаривать с незнакомцами. Он же, видимо, привык к этому. Развернув велосипед, он снова поравнялся со мной. Несколькими фразами завязал непринужденную беседу. Как легко у него это получалось. Вопросы, вопросы, вопросы – просто чтобы что-то говорить – я же едва успевал набрать воздуха в грудь, чтобы пробормотать «да» или «нет». Он пожал мне руку, очевидно затем только, чтобы дотронуться до меня. Потом положил руку мне на плечо и прижал к себе, как если бы мы вместе смеялись над какой-то шуткой. Может, я хочу встретиться с ним в кинотеатре, тут неподалеку? Я помотал головой. Тогда, может, пойдем в магазин?  Босс скорее всего уже ушел к этому времени. Я снова помотал головой. Ты стесняешься? Я кивнул. Все это время он держал мою руку в своей, пожимал мое плечо, поглаживал сзади шею с покровительственной и понимающей улыбкой, как будто уже сдался, но все еще не хотел прекращать попыток. Почему нет? – спрашивал он. Это могло бы случиться, запросто – но не случилось.

– Я стольких отверг. Никогда не добивался никого.

– Ты добивался меня.

– Ты мне позволил.

Виа Фраттина, Виа Боргоньона, Виа Кондотти, Виа делле Карроцце, Виа делла Кроче, Виа Виттория. Я вдруг полюбил их все. Когда мы уже подходили к магазину, Оливер сказал, чтобы я шел один, а он быстренько сделает один местный звонок. Он мог бы позвонить из отеля. Но, возможно, это был личный разговор. Так что я пошел дальше один, по пути зайдя в бар купить сигареты. Оказавшись перед большой стеклянной дверью книжного магазина, у входа в который на двух с виду старинных постаментах стояли два глиняных римских бюста, я вдруг занервничал. Внутри было не протолкнуться, и сквозь толстое стекло двери, отделанной по периметру бронзой, можно было различить толпу солидных людей, угощавшихся, как мне показалось, маленькими пирожными. Один из них увидел, как я заглядываю с улицы, и жестом пригласил меня войти. Я покачал головой, сделав неопределенное движение указательным пальцем, показывая, что жду тут кое-кого с минуты на минуту. Но владелец, или же его помощник, словно менеджер в клубе, не переступая порога, широко распахнул стеклянную дверь и удерживал ее рукой, почти приказывая мне войти. Рукава его рубашки были щегольски закатаны до плеч. «Venga, su, venga!»[28] – произнес он. Презентация еще не началась, но магазин был забит до отказа, все курили, громко разговаривали, листали новые книги, каждый держал в руке пластиковый стаканчик с чем-то похожим на шотландский виски. Люди теснились даже на галерее, опоясывающей второй этаж, тут и там виднелись обнаженные локти и предплечья женщин. Я сразу узнал автора. Это был тот же мужчина, который подписал нам с Марцией экземпляры своего сборника стихотворений «Se l’amore». Он пожимал протянутые к нему руки.   

Когда он проходил мимо, я тоже не удержался от рукопожатия и сказал, что мне очень понравились его стихи. Когда я успел прочесть их, если книга еще не вышла? Стоящие рядом услышали его вопрос. Теперь меня вышвырнут из магазина как обманщика?

– Я купил ее в книжном магазине в Б. пару недель назад, и вы любезно подписали ее для меня.

Ах да, он помнит тот вечер. «Un vero fan, истинный поклонник, значит», – добавил он громко, во всеуслышание. И действительно, все обернулись к нам.

– Скорее даже не поклонник – сейчас они называют себя фанатами, – прибавила пожилая женщина с зобом и в платье кричащих тонов, делавшем ее похожей на тукана.

– Какое из стихотворений тебе понравилось больше всего?

– Альфредо, ты же не учитель на устном экзамене, – усмехнулась какая-то женщина лет тридцати с хвостиком.

– Я просто хотел узнать, какое из них ему понравилось больше. Я что, не могу об этом спросить? – произнес он притворно плаксивым дрожащим голосом.

На секунду я поверил, что женщина, вступившаяся за меня, избавила меня от необходимости отвечать. Я ошибся.

– Итак, какое же? – снова спросил он.

– То, где жизнь сравнивается с базиликой святого Климента.

– То, где любовь сравнивается с базиликой святого Климента, – поправил он задумчиво, как будто взвешивая смысл обеих фраз. – «Синдром "Святого Климента"». – Поэт вперил в меня взгляд. – И почему же?

– Господи, да оставь бедного мальчика в покое, – вмешалась другая женщина, решившая, видимо, поддержать мою прежнюю защитницу. Она взяла меня за руку. – Давай-ка, я отведу тебя к закускам, чтобы ты мог отделаться от этого чудовища, у которого эго такого же размера, что и ноги. Ты видел, какие огромные у него туфли? Альфредо, тебе правда нужно сделать что-то со своими туфлями, – произнесла она уже с другого конца переполненного магазина.

– Моими туфлями? А что не так с моими туфлями? – спросил поэт.

– Они. Слишком. Большие. Разве они не кажутся огромными? – спрашивала она меня. – У поэтов не может быть таких больших ступней.

– Оставь в покое мои ступни.

Кто-то из толпы вступился за поэта.

– Хватит смеяться над его ступнями, Лючия. С ними все в порядке.

– Ступни бедняка. Всю жизнь проходил босиком и до сих пор покупает обувь на размер больше на случай, если вдруг вырастет к следующему Рождеству, когда придет пора праздничных распродаж! – Все это произносилось тоном озлобленной брошенной мегеры.

Но я не отпускал ее руку. Она мою тоже. В этом сквозил дух товарищества. Было приятно держать за руку женщину, о которой я ровным счетом ничего не знал. Se l’amore, подумал я. И все эти загорелые руки и локти всех этих женщин на галерее. Se l’amore.

Но тут в показную перепалку между мужем и женой вмешался владелец магазина. Se l’amore, провозгласил он. Все засмеялись. Неясно было, вызван ли смех облечением от того, что прекратилось супружеское брюзжание, или повисшей в воздухе фразой «Если это любовь, то…»

Но присутствующие уловили сигнал к началу презентации и поспешили устроиться поудобнее в каком-нибудь уголке или опереться о стену. Мы заняли лучшее место, на винтовой лестнице, усевшись прямо на ступени. По-прежнему держась за руки. Издатель как раз собирался представить поэта, когда входная дверь скрипнула. Оливер пробрался внутрь в сопровождении двух сногсшибательных красоток, не иначе как фотомоделей или киноактрис. Складывалось ощущение, что он прихватил их где-то по дороге в магазин – одну для себя и одну для меня. Se l’amore.

– Оливер! Наконец-то! – воскликнул издатель, поднимая стакан с виски. – Милости просим!

Все обернулись.

– Один из самых молодых и самый талантливый из американских философов, – произнес он, – в компании моих прелестных дочерей, без которых «Se l’amore» никогда не увидела бы свет.

Поэт выразил согласие. Его жена повернулась ко мне и прошептала: «Какие красотки, правда?» Издатель спустился с возвышения и обнял Оливера, затем взял у него большой темный конверт, в который Оливер засунул пачку страниц.

– Рукопись?

– Рукопись, – отозвался Оливер.

В обмен издатель вручил ему сегодняшнюю книгу.

– Ты уже дал мне одну.

– Точно.

Оливер из вежливости просмотрел обложку, затем огляделся по сторонам и наконец заметил меня рядом с Лючией. Он подошел, обвил меня рукой за плечи, и наклонился поцеловать ее. Она по-новому взглянула на меня, затем на Оливера, оценивая ситуацию.

– Оливер, sei un dissoluto, ты развратник.

– Se l’amore, – ответил он, демонстрируя книгу ее мужа, словно та своим содержанием полностью оправдывала его поведение.

– Да ну тебя.

Мне было не совсем ясно, назвала ли она его развратным из-за двух девушек, с которыми он пришел, или из-за меня. Или все вместе.

Оливер представил меня обеим девушкам. Очевидно, он хорошо знал их, и обе питали к нему интерес.

– Sei l’amico di Oliver, vero? Ты – друг Оливера, да? – спросила одна из них. – Он рассказывал про тебя.