Не беси меня!

Ольга Николаева

Пролог

- Ненавижу! - Горячим плевком сорвалось с языка, с шипением разнеслось по пространству. Кричать нельзя, а хочется. Приходится шепотом ругаться.

- Не-на-ви-жу! - Цокотом, в ритм каблукам, стучащим по офисной плитке. В мыслях, конечно же, в мыслях.

- Ненавижу… - змеиным шипением, чтобы заглушить сдавленные смешки окружающих, что доносятся вслед. Кажется, мне, конечно же, все это только кажется…

- Ненавижу, ненавижу… - я ненавижу эти презрительные взгляды, которые меня провожают. Я ненавижу ненавидеть, но ничего не могу с этим сделать сейчас.

- Я ненавижу тебя, Владислав Хмелевский! Какого хрена ты вечно портишь мне жизнь? - крикнула, распахнув дверь его новенького кабинета. Даже не думая, чтобы стучать и спрашивать,

- Надежда… Владимировна… Что случилось? - Вот. И опять испортил. Надо же, не успел занять место, которое должно моим быть, а уже совещание с утра собрал. Как последняя идиотка, опозорилась.

- Ничего хорошего! - Помирать - так с музыкой. - Для тебя, Хмелевский…

Прошипела последнюю фразу максимально зловеще и захлопнула дверь. С той же стороны, откуда и открывала. Развернулась и почесала назад. Нет, желание скандалить никуда не пропало. Но там - люди, их наши разборки с Хмелём не касаются. Потом разберемся. Никуда он от меня не денется. А от ненависти моей - и подавно.

Часть 1. Растоптана, но не сломлена. 7 лет назад


Глава 1.



- Надь, вот скажи, как у тебя это получается? Что пьешь? Седативное что-то? Или препараты посерьезнее? - Подруга Аня все никак не могла угомониться. Прямо подпрыгивала на ходу, то обгоняя меня и заглядывая в лицо, то притормаживая и дергая за рукав. Я поражалась, как это ей удается: коридор универа был похож на МКАД вечером в пятницу, трафик безумный и пробки нескончаемые, это студенты неслись в столовую, как стадо бизонов на водопой. А мы с Малининой буравили этот поток по встречной. Нам в столовую было не надо. Мы оттуда валили на крейсерской скорости. И вот Анька умудрялась идти спиной назад, вклиниваясь в поток молодых жеребцов и лошадушек, при этом ни разу не запнулась.

- Ань. Я за тебя переживаю. Не мельтеши ты так. - Поймала ее за руку, оттянула к окну. - Сейчас перемена закончится, тогда и пойдем спокойно.

- А как же… - Она подозрительно прищурилась… Ахнула, осознавая… - Ты что, решила прогулять эконометрику, что ли?

- Да. А что такого? Подумаешь, всего разок и погуляем…

- Он же в свою специальную тетрадочку записывает всех, кто пропускал занятия… - «Он» - это препод, которого ненавидели и боялись все студенты нашего факультета, начиная от третьего курса и далее. Мы были на четвертом, и наши мучения с эконометрикой только начинались.

- У него есть еще одна тетрадочка, в которой отмечены студенты с самыми лучшими работами на семинарах и контрольных. Тем идет зачет автоматом. И мы с тобой в эту тетрадочку уже попали. Так что, успокойся, Малинина, и сходим хоть по пирожку на улице сожрем.

- Ффффууу! Надя! В тебе заговорила провинция! - Жеманно сморщив носов и глупо выпучивая глаза, она передразнила нашего главного врага - Любезникову Жанну. От ее пылкой невыносимой глупости мы сейчас и бежали.

- Ань, я, действительно, не есть хочу, а жрать. Слона бы умяла, не пережевывая…

Собственно, причина моего голода и заключалась в Любезниковой. Это она, будто нечаянно, зацепила своей сумкой мой контейнер с едой. Я только его разогрела и приготовилась то ли позавтракать, то ли пообедать. Иначе - никак, не с моей работой, плавно переходящей в учебу. Только собранный со вчерашнего дня лоток, только хардкор… А эта фифа напомаженная оставила меня без еды. Еще и нос двумя пальчиками зажала. Будто запах разогретых сосисок и быстрорастворимой лапши - худшее, что она в своей жизни встречала.

- Надо было козе этой драной двинуть, как следует! Чтобы больше чужой едой не разбрасывалась! - Анька, стоило коснуться этой темы, снова завелась.

- Вот еще. Руки пачкать? Оно мне надо, Анют? - Желудок заурчал предательски, напоминая, что гордость - это хорошо, но материальное в нашей жизни пока что еще никуда не делось.

- И вот как ты могла спустить это все, ничего ей в ответ не сделав? - Я еле удержала подругу, чтобы та не вцепилась в волосы главной красавице нашего курса. Да что там, Любезникова метила на «Мисс Университет», не меньше. Не все соглашались, конечно, что нарощенные сивые пакли - это билет на подиум, но Жанке было, как всегда, начхать, на чужое мнение.

- А что я должна ей сделать? Мозги добавлять - так это, прости, из области магии. А я колдовских навыков не имею… - Развела руками, показывая, что и не против бы бедолаге помочь, да вот только не знаю, чем.

- Нет. Я. Не. Понимаю, Надь! Она же тебя оскорбила принародно! Как можно на это промолчать, а? - Малинина - девушка добрая, но крайне заводная. Особенно там, где  ей кажется, что проявилась хоть капелька несправедливости. А «провинция» - для нее как красная тряпка для быка. Мы же с ней, вообще-то, из одинаковой провинции и явились.

- Считай, что у меня просто стойкий иммунитет на придурков.

- Ну, как так, а? Расскажи, где взять-то его? Может, какую прививку сделать?

Этот разговор был не первым и не последним, явно. Каждый раз, когда меня кто-нибудь цеплял, а я никак не реагировала, Малинина поражалась. И я уже просто прекратила объяснять, что имея в наличии старшего брата, который издевался над тобой все детство,  других придурков просто перестаешь замечать. Просто эти придурки - посторонние, цепляют тебя случайно, и совсем не знают о настоящих больных местах. Поэтому задевают лишь по касательной. Им бы у братишки поучиться, вот он смог бы преподать настоящий мастер класс, как довести Игнатьеву Надю до настоящей белочки. Правда, и с ним я научилась бороться: игнор. Просто делаешь вид, что тебе параллельно на его слова. А еще лучше - соглашаешься. Толстая безмозглая корова? Да. И что? И ничего. Не интересно сразу. А если тебя обвиняют в провинциальности, так тут и притворяться не надо. Если правду в лицо говорят, смысл открещиваться?

- Анют, ты все равно не поймешь долгий ход моей философской мысли. Реально. Просто считай, что я слишком флегматична и чересчур устала, чтобы тратить силы на каких-то Жанн…

- О! Смотри! - Малинина где-то в детстве застряла. Во всяком случае, ее талант переключаться с темы на тему слишком напоминал мне трехлетнего племянника. Тот, абсолютно так же, как и Аня, умел задавать вопрос и забывать о нем, еще не дождавшись ответа. - Хмель-то, похоже, тоже решил прогулять!

Анька завороженно уставилась на проходящую мимо компанию из местных заводил-лоботрясов. Ну, как лоботрясов… Хмелевский, например, при всем своем раздолбайстве, умудрялся почти по всем предметам получить автомат. А на экзаменах никогда ни на что не соглашался, ниже пятерки. Даже если всем казалось, что в этот раз его безнадежно завалят, и лучше бы молча принял твердую четверку, он мог часами разговаривать с преподом, но свое «отлично» получал. Впрочем, это единственное, за что я его уважала. И, никогда и никому не признаюсь, кроме себя: тихо завидовала. Потому, что он реально знал намного больше, чем я. Лучшая гимназия в городе с математическим уклоном, а еще - масса репетиторов и дополнительных курсов, аналитический склад ума, хорошо подвешенный язык - преимущества на старте, которых у меня никогда не было. Все, чем Влад Хмелевский пользовался и, порой, злоупотреблял с самого первого курса, мне доставалось только сейчас. И то не всегда: не хватало ни сил, ни времени, чтобы просиживать в библиотеке или интернете и находить сведения, которые уже давно и прочно сидели в голове у этого парня. А порой мне казалось, что догонять его - труд напрасный и бессмысленный. В конце концов, надо уметь признавать, что рядом может быть кто-то, на порядок умнее и успешнее. Это очень трудно, когда в своей родной школе ты была звездой номер раз, гордостью, надеждой и оплотом всех учителей, привыкла быть самой-самой… А тут - хренакс! И оказалась смешанной с обычной серой массой. Таких гордостей и надежд у нас - минимум пол-курса. Остальные пятьдесят процентов: не надежда и не гордость, но школы такие окончили, что первые два года в универе просто скучали и не понимали, что они здесь делают.

Я привыкла к тому, что среди однокурсников очень сложно выделиться, опираясь только на мозги, а больше ничем, необходимым для этого, не обладала. Ни внешности яркой, ни машины, ни свободной хаты, где можно устраивать вечеринки, в запасе не имела. Было сложно свыкнуться с ощущением, что все люди вокруг смотрят будто бы сквозь тебя… А потом, неожиданно, стало как-то параллельно на это. Другие проблемы имелись, более значительные.

- Алло! Прием! Надя! Ты куда провалилась? Я с тобой, вообще-то, еще разговариваю… - Анька выдернула из грустных мыслей. Вот засада-то. Сначала Любезникова, потом Хмель на глаза попался… Они сегодня сговорились, что ли, навевать на меня мрачные настроения?

- Знаешь, мне, наверное, надо поесть и идти спать в общагу. - Вот она, причина моей грусти: есть хочу и не выспалась. А все остальное - так, ерунда. Мелкие раздражители…

- А ты, вообще, спала сегодня на смене? Или опять не вышло ни черта? - Веселье подруги резко сменилось на беспокойство. Вот же человек: вроде бы, и не настолько она мне близка, просто приехали из одного города, а потому и поселили нас вместе, а ведь искренне переживает, беспокоится… Только вот, мне от этого лишь одно неудобство душевное.

- Нет. Вроде бы, четверг. Обычно спокойно в  будние дни, а тут все  будто сговорились - перли один за другим. - Когда-то подработка в магазинчике на АЗС казалась мне идеальным решением всех финансовых проблем. Заправка была тихая и спокойная, стояла на отшибе. Я умудрялась и денег заработать, и позаниматься  в перерывах между клиентами, а иногда и поспать несколько часов. Благо, девчонки-операторы, отпускающие горючее, меня жалели и просто насильно выталкивали в подсобку, вызывали только, если кому-то что-то действительно нужно было купить.