Забирал Алёну из роддома я через несколько дней в совершенно потерянном состоянии. Она не разговаривала, отказывалась от еды. Только лежала с закрытыми глазами и периодически плакала. Я пригласил к ней психолога, но она не пошла с ним на контакт.

Я с трудом впихивал в неё лекарства. У меня самого внутри была незаживающая открытая рана, которая кровоточила, когда я смотрел на мучения жены. Оставалась надежда, что нас вылечит время.

Спустя несколько недель мне позвонила Алёнкина врач и пригласила на разговор.

— Мы провели обследование плода и анализов вашей жены и установили причину замершей берменности. Это инфекция.

— Какая инфекция? Она же сдавала все эти анализы, ТОРЧ, или как оно там называется. У неё всё было чисто!

— Речь идёт не о ТОРЧ инфекции, хотя первым делом мы грешили на это. Речь об инфекции, передающейся половым путём.

— Венерической? Но это невозможно! У моей жены не было других мужчин, кроме меня, это совершенно исключено!

— А у вас не было других женщин?

Я на какое-то время задумался. Нет, я не изменял жене, это просто невозможно. Разве перепих со шлюхами по пьяни можно считать изменой?

— Можете не отвечать, это не моё дело. Но вам с женой обоим нужно как можно скорее сдать анализы и пройти лечение. Если вы не будете тянуть, то имеете все шансы через время родить здорового малыша.

Возвращался домой я совершенно потерянный. Я не представлял, как сказать жене, что она потеряла ребёнка из-за того, что я, скорее всего, заразил её венерической инфекцией, которую подцепил от какой-то шлюхи.

Я смалодушничал и ничего не сказал ей в тот день. И на следующий день — тоже. Медсестру для забора анализов мне пришлось вызвать домой — жена категорически не хотела никуда выходить. Предположения врача подтвердились — мы с Алёной оба оказались больны.

Жена как будто не вникала в диагноз, не задавала вопросов. Её поведение никак не изменилось. Она пыталась сопротивляться лечению, но я настоял — и она молча подставляла попу для уколов и глотала таблетки.

Исцелить тело оказалось проще, чем вылечить душу, но я не оставлял надежды вытянуть её из депрессии. Только вот в какой-то момент она начала анализировать ситуацию и быстро пришла к тому, что инфекцию в семью принёс я. После феерического скандала она собрала вещи и уехала к маме.

Я очень устал, мне нужна была передышка. Но я не думал, что она затянется так надолго. Алёна сбрасывала мои звонки, тёща не пускала к себе в квартиру. Долгие месяцы я стучался в закрытую дверь.

С тех пор в моей жизни появились два “табу”: алкоголь и шлюхи.

2 года назад

Алёна приехала ко мне сама. Не домой, а в офис. И попросила пойти с ней вместе в ЗАГС, чтобы подать на развод. Я вспылил, стал настаивать, что нам не нужно торопиться, что она нужна мне, просил дать мне ещё один шанс. Она слушала меня, не прерывая, а потом встала и сказала:

— Хорошо, я поняла твою позицию. Я подам на развод сама через суд.

И ушла.

Несколько секунд я стоял, переваривая её слова, а потом побежал за ней. Догнал уже на парковке.

— Раз ты для себя всё уже решила, то поехали в ЗАГС.

Я был виноват и полностью осознавал это. Унижать жену судебными заседаниями было совсем не по-мужски. Конечно, я до последнего верил, что что-то изменится, что мы сможем начать всё с начала. Но не изменилось. Через месяц нас развели.

С Алёной были связаны 6 лет моей жизни. Я никогда ни с кем серьёзно не встречался до неё. И не представлял, что существует жизнь без неё. Выйдя в тот день из ЗАГСа свободным человеком, думал, что уже к вечеру сдохну от душевной боли. Но наступило следующее утро, а потом ещё одно, и ещё… А я всё жил. Ходил на работу, с кем-то подписывал договора, что-то делал. Вроде бы всё было, как прежде. Только теперь без неё.

Первый год я поздравлял Алёну со всеми праздниками, носил ей цветы. Но она превратилась в неприступную ледяную крепость.

Постепенно я научился жить без неё, хотя сердце продолжало ныть. Особенно невыносимо мне становилось, когда наваливались воспоминания.

Я пытался ухаживать за женщинами, встречался и расставался. Но никто не мог мне проникнуть под кожу и заставить сердце биться чаще. Все они не могли заменить мне мою единственную любовь.

Глава 12

Александр. Наши дни

Вероятно, я всё же провалился в сон, потому что проснулся, когда услышал слабый стон. Настя стонала и что-то бормотала. Я подошёл к ней и попытался разбудить. Случайно коснулся её кожи. Она показалась мне очень горячей. Потрогал лоб — похоже, у неё был жар. Определить точнее без градусника я не мог. Бабу Маню будить не хотелось, мы и без того ей не дали нормально поспать.

Настя металась и явно бредила. Решил на свой страх и риск дать ей жаропонижающее. Выбрался на улицу, сходил в машину и принёс аптечку. Где-то там у меня был парацетамол.

С трудом приподнял её и уговорил проглотить таблетку. Она как будто не понимала, где находится и что я от неё хочу. Похоже, она всерьёз заболела.

На часах было 3 часа, до утра ещё далеко. Я испугался, что девица умрёт, а я ничем не смогу ей помочь. Мы с ней были в ловушке, выбраться из которой сможем в лучшем случае утром. А если так быстро расчистить снег не удастся? Паника нарастала.

Я оделся и вышел во двор перекурить. Темнота такая, что хоть глаз выколи. Деревенька, видимо, существовала чисто условно. Не удивился бы, если баба Маня была тут единственной жительницей. Интересно, тут где-то можно было найти врача и аптеку? Вспомнил, как в детстве меня на лето возили к прабабушке. Село у неё было большое, много дворов, церковь. А детей сколько! И аптека была, и медпункт.

Метель почти успокоилась, это давало надежду, что утром дорогу всё-таки откроют. Интернет ловил тут слабо, с перебоями, но новости всё-таки загрузились. По последним сведениям, на нашей трассе в снежном плену находились сотни автомобилей, работали спасатели. Но информации о возобновлении движения всё ещё не было. Хотелось пройтись к трассе и посмотреть глазами, как там обстояла ситуация, но страшновато было оставлять эту безбашенную дуру надолго без присмотра.

Время тянулось медленно. Около четырёх часов я заметил, что её сон стал спокойнее. Потрогал лоб — горячий, но шея была влажная от пота — значит, парацетамол подействовал. Надо было бы её переодеть, но не во что. Да и сама идея касаться её тела меня не вдохновляла.

Видимо, я снова задремал. Вскочил, когда старушка начала шуметь посудой на кухне. Посмотрел на часы — около семи.

— Доброе утро.

— Доброе, сынок.

— Баба Маня, у девушки, похоже, температура. У вас есть термометр?

Она ушла и вернулась через несколько минут с ртутным градусником в картонной упаковке. Такой же, как был у моей прабабушки. Я уже подзабыл, как им пользоваться. Сколько себя помнил, у моих родителей всегда были электронные.

— Можете ей поставить его сами? Я, честно признаться, не умею таким пользоваться.

— Ох, молодёжь. Ну и как же вы живёте такие тёмные-то?

Я был далёк от медицины, но даже мне было очевидно, что 38,7 после того, как температуру сбивали, — это очень много.

К утру окончательно распогодилось, снег прекратился. Девица не просыпалась, старушка посоветовала не трогать её пока. Я нервничал и злился. Мне срочно нужно было в город, а я завис тут на неопределённое время.

— Я съезжу к трассе, посмотрю, открыли ли движение.

— А как же девушка?

— Я вернусь скоро.

— Точно? Смотри, у меня нет никаких лекарств и врача в деревне нет, помрёт ведь неровен час.

— Обещаю.

На трассу выезжать не понадобилось. Уже издали я заметил, что машины по-прежнему стояли. С трудом развернулся и поехал обратно.

Девица проснулась лишь спустя несколько часов. Благо, старушка крутилась возле неё, и я мог спокойно включить ноутбук и поработать.

Новости не радовали. Дорогу чистили, работали десятки единиц спецтехники, но возобновить движение всё ещё не удалось. В новостях мелькали ужасы о людях, ночевавших на морозе в снежном плену. А я благодарил Всевышнего, что баба Маня нас приютила и нам удалось избежать такой участи.

После очередной таблетки парацетамола девице стало чуть лучше.

— Александр, вы окончательно отказались от сделки с “Космосом” или просто перенесли подписание договора?

— А тебе-то что?

Меньше всего сейчас я хотел разговаривать с ней, особенно обсуждать эту сделку.

— Я понимаю, что для вас потеря этого контракта выльется в огромные убытки.

— Естественно.

— Так зачем отказываться от него?

— Я не говорил, что отказался. Я взял тайм-аут. Не люблю, когда из меня делают идиота.

— Ганеев просчитал ваши возможные убытки, он понимает, что для вашей фирмы это — вопрос практически жизни и смерти, поэтому будет давить и настаивать на уступках ему. Но он тоже очень заинтересован в этой сделке. Если вы ему уступите по части пунктов, то можете сойтись на середине. Он пойдёт на это, я думаю.

— Так он тебя уговаривать меня послал?

Впрочем, я в этом с самого начала не сомневался. Сам не понимал, зачем решил вернуться и подобрать её.

— Он меня уволил, так что мне вообще-то уже всё равно. Но я знаю, как он обычно ведёт переговоры. Если не уступите ничего, то он может вообще отказаться от сделки, даже себе в убыток, так уже бывало.

— Он всегда играет так грязно?

— Некоторые действуют порой намного хуже — детей и жён похищают, машины взрывают. Да, Ганеев из каждой сделки норовит урвать по максимуму, иногда даже до абсурда доходит, но до криминала, насколько я знаю, не опускается. Так сказать, действует методом не кнута, а пряника, пытается сделать партнёру приятное, расположить к себе.