От полной беспомощности периодически накатывала паника. Я не представляла своей жизни без мамы. Будучи хрупкой женщиной, она всю жизнь была моим главным щитом, укрывая собой от неурядиц, подставляя плечо и помогая подняться каждый раз, когда я оступалась и падала. Возможно, если бы не предстоявший отъезд Саши, мне было бы не так тяжело и страшно. Но понимание того, что я теперь совсем одна, что никто не придёт мне на помощь, никто не поддержит, не подстрахует, выбивало твёрдую землю из-под ног. Мир качался, и я каждую секунду рисковала потерять равновесие и разбиться.

Хорошо, что Саша пока ещё был рядом. Он оперативно нашёл каких-то людей, которые пообещали организовать похороны и минимизировать мои хлопоты. Сразу после общения с ними мы завезли Витю к Олесе и поехали домой в посёлок собирать необходимые документы и узнавать насчёт места на кладбище. Мы с мамой никогда не говорили о смерти и похоронах, я не знала её пожеланий, поэтому решила довериться интуиции, сельским традициям и советам профессионалов.

Саша настоял, чтобы после его отъезда я несколько дней провела дома у Стаса и Олеси, пока не прийду в себя. Я не возражала, понимая, что сама могу не справиться. Договорилась с соседкой, что она будет присматривать в моё отсутствие за хозяйством. Заметила, как Саша тайком от меня сунул ей деньги. Чувствовала себя совершенно беспомощной и никому не нужной, а потому безмерно ценила то, что он пытался сделать для меня перед отъездом.

Мы снова вернулись в город, опять встречались с устроителями похорон. Время неумолимо двигалось к моменту нашего расставания. Мама меня бросила. И Саша бросал. Я боялась, что не переживу этого кошмара и сойду с ума от отчаяния.

Я плохо помнила наш разговор в больнице. Мне казалось, что Саша обещал приехать ко мне, как только сможет. А ещё он сказал, что любит меня. Меня! Это казалось совершенно нереальным, поэтому я сомневалась, было ли это на самом деле, а не почудилось мне под воздействием лекарств. Хотелось переспросить его, но не хватало смелости.

Я думала, что я умру вместе с мамой. Но нет, я умерла, когда уехал Саша. Я была готова к расставанию, не строила иллюзий и розовых замков, не мечтала, что он заберёт меня с собой. Но именно сегодня его отъезд стал для меня катастрофой. Я понимала, что работа важнее и ему действительно неоходимо было уехать. Не просила его остаться со мной, да и не было у меня никаких прав на такие просьбы. Я должна была благодарить его за всё, что он сделал для меня и нашего сына, но всё равно мне почему-то казалось, что он предал меня.

Первая ночь в доме Стаса была страшной. Я почти не спала. А когда проваливалась в сон, то ко мне приходила мама, ругала меня и учила жизни, будто я была маленькой девочкой. Она отчитывала меня, плакала, снова отчитывала и снова плакала. И я плакала вместе с ней.

Мама была для меня в буквальном смысле всем. Она вырастила меня одна, выйти замуж “с прицепом” ей не удалось, но она и не стремилась заниматься личной жизнью, предпочитая уделить мне как можно больше времени. Мы с ней были самыми близкими подругами, всегда делились своими проблемами, переживаниями и сомнениями. Я нередко творила глупости, но мама никогда не ругала меня, наоборот, старалась помочь и поддержать. К сожалению, я не всегда прислушивалась к её советам и сама себе искала проблемы на одно место, но даже тогда она не отчитывала меня, а помогала выбираться из трудных ситуаций.

Жизнь без неё была совершенно невозможна. Даже представить не получалось, как это я не смогу ей позвонить, приехать, обнять. Казалось, это просто кошмар, который вот-вот закончится, я проснусь — и всё будет, как раньше.

Несколько раз звонили из похоронной фирмы и даже приезжали ко мне, чтобы я подписала какие-то документы. Всё это было словно в тумане.

Похороны стали для меня сущим адом. Даже не знаю, как пережила бы их, если бы не поддержка Стаса. Он не поехал в офис, а провёл этот день со мной, за что я была ему безмерно благодарна. Чувствовала себя тряпичной куклой без скелета, которая не могла самостоятельно держаться в вертикальном положении и остро нуждалась в кукловоде.

Изначально планировалось, что после похорон мы с Витей поедем домой. Но, видимо, я была совсем плоха, потому что Олеся меня не отпускала.

— Я не отдам тебе Витю. Алекс привёз его мне, и я за него отвечаю, пока ты не в себе. Так что он останется тут до тех пор, пока ты не возьмёшь себя в руки и не будешь способна полноценно заботиться о ребёнке.

Я не спорила. Мне был настолько плохо, что я никак не могла заставить себя жить и что-то делать.

Саша звонил каждый день, а иногда даже по несколько раз в день. Настаивал на видеосвязи, чтобы поговорить с Витей. Мне приходилось приводить себя в порядок — не могла же я предстать перед ним опухшей и непричёсанной. Он меня подбадривал, говорил, что скучает, и просил ждать. Олеся давала мне мелкие поручения по дому, и как-то день за днём я медленно и постепенно возвращалась к жизни.

Хозяева меня не выгоняли, а я не торопилась возвращаться к себе. Саша оставил ключи, чтобы мы с Витей жили в его квартире. Но я не могла решить, куда отсюда поеду. В квартире было удобно, там нас окружали бы приятные воспоминания. Дома же всё было связано с мамой, находиться там было тяжело. Но приближалось лето. Меня ждали куры и утки, огород, да и свежий воздух Витюше был необходим.

Я уже почти созрела съехать от гостеприимных друзей, когда Олеся попросила меня о помощи. С сентября она собиралась отдавать малыша в садик и выходить на работу. Поэтому теперь активно занималась самообразованием, пытаясь овладеть нововведениями, произошедшими за время её декрета.

С понедельника у Олеси начинался недельный семинар для врачей-педиатров, а няня, которая обычно приходила в таких случаях сидеть с младшим ребёнком, сломала руку. Поэтому меня попросили задержаться у них ещё на неделю и посидеть с Аркашей. Я очень обрадовалась возможности хоть немного отплатить Олесе за её доброту и помощь мне.

Я вынуждена была наконец-то перестать киснуть, взять себя в руки и сконцентрироваться на детях, чтобы оправдать доверие и не наломать дров. Ладить с малышами я умела. Когда я работала в “Сказке”, каких только малышей к нам не приводили: были и непоседы, и капризули, и нехочухи. Но контакт удавалось найти со всеми, каждого получалось увлечь интересным делом. Недовольных деток не было, наоборот, многие приходили к нам играть регулярно. Поэтому с двумя малышами я справилась без проблем. Они не были шкодами и хулиганами, с ними можно было договориться, я успевала и еду им приготовить, и поиграть, и погулять, и почитать, и порисовать.

На третий день у Мирона, старшего ребёнка, в детском саду объявили карантин, и он остался дома. Олеся очень переживала, как я управлюсь с тремя. Я же была уверена, что мне это вполне по силам. Тем более, что Мирон был почти взрослым. Ему было уже шесть лет — чем не помощник?

На дневной сон он укладываться категорически не захотел, объяснив это необходимостью выполнять задания учительницы, которая готовила его к школе. Села с ним, чтобы проконтролировать.

— Показывай, что тебе задали.

Он достал тетради с печатной основой.

— У тебя всё получается?

— Математика не очень, — признался и опустил глаза. — Учительница ругается, а я понять не могу, как это решать.

— Давай посмотрим.

В задании были примеры и задача на вычитание.

— Читай первый пример.

— Семь минус четыре.

Я решила не подсказывать, а понаблюдать за ребёнком. Он крутился по сторонам, вертелся, его мысли были где угодно, только не в примере. Так толку точно не будет.

Задала Мирону несколько вопросов, и сразу стало ясно, что он вообще не понимал вычитания, а потому ему было не интересно. Проверила — со сложением проблем не было. Отложили домашнее задание — сидеть над ним было пока бесполезно, только отвращение к математике вырабатывалось. Начали играть, потихоньку разбирая вычитание. Спустя некоторое время Мирон уже сносно отвечал на мои устные задания.

— Ну что, давай всё-таки уроки делать? А то малыши проснутся, а у тебя ещё ничего не готово.

Мальчик с ненавистью посмотрел на страницу с заданиями, зачитал первый пример, тут же сказал ответ, потом второй, третий, четвёртый — и вот все примеры оказались решены.

— Ой, а это оказывается совсем просто!

— Теперь давай задачу.

С задачкой тоже пришлось немного повозиться, но после объяснения он и её легко решил. Я подкинула ему ещё пару аналогичных задач устно, чтобы убедиться, что урок усвоен, — и осталась довольна результатом.

Следующим было задание на написание букв и слогов. Мирон сразу заёрзал — очевидно, и это давалось ему с трудом. Но тут ничего поделать было нельзя, каллиграфия многим детям не нравилась. Пришлось мотивировать. Считать штрафные баллы за каждое отвлечение и бонусы за красиво написанные буквы. В итоге бонусов оказалось больше штрафных — и Мирону полагался приз. Написала Олесе сообщение, чтобы она придумала ему какой-то подарок.

Последним было чтение. Тут у малыша проблем не было. Для своего возраста он читал отлично, поэтому мне оставалось только похвалить его.

Вечером, когда детей уложили спать, Олеся зашла ко мне в комнату.

— Настя, как тебе удалось?

— Что?

— Научить Мирона вычитанию. Учительница его очень хвалила. Сказала, что и задачи он стал щёлкать на удивление легко. Он признался, что ты с ним домашнее задание делала.

— Да, я ему объяснила то, чего он не понимал. Рада, что он понял и запомнил.

— Ты просто волшебница. Учительница мне дырку в голове проела, что Мирон — гуманитарий, что математика ему вообще не даётся.

Я пожала плечами.

— Я бы не сказала, что не даётся. Он — вертлявый и неусидчивый. Но в таком возрасте у многих малышей ещё шило в попе.