Женя Богомолова - Не достигнуть координаты Х

– Это я высокий, – Полански ухмыляется, но всё же встаёт.

Джин приходится задрать голову, чтобы продолжить диалог.

Виктор и вправду был выше неё почти на полный фут.

Девчонки с Нильского о чём-то шепчутся между собой, но, заметив мой проскользнувший неодобрительный взгляд, растягивают свои белозубые оскалы. Бэттерс начинает о чём-то оживлённо спорить с Полански, и нервность совсем испаряется из её голоса.

Её ладонь всё также теребит мой рукав.

– Коул собирался забрать у тебя сиги, – Джин ухмыляется. – Мы только за этим и пришли.

Виктор возмущённо щурится и вздыхает.

Джин прыскает.

– Обокрасть меня решили? – Полански выуживает пачку «Бонда». – На старости лет? Коул, малыш, я был о тебе лучшего мнения.

Я осматриваюсь по сторонам, по-шпионски забираю парочку сигарет, быстро сую их в брюшной карман своей толстовки и, как ни в чём не бывало, строю из себя идиота.

Девчонки Нильского загадочно улыбаются нам.

– Коул, не хочешь покурить? – предлагает большеротая Виктуар Брукс. – Прямо сейчас. В том сломанном туалете.

Ладонь Джин вцепляется в моё запястье и прячется в рукаве.

Я обвожу взглядом потолок и задумчиво потираю подбородок свободной рукой.

Девчонки Нильского выжидающе смотрят на меня, а я избегаю их нетерпение. Моё лицо корчится в изумлении, словно в голову пришла какая-то дельная мысль, и я опускаю взгляд, провозглашая:

– Простите. Сигареты только две.

– Хватит на пятерых, – продолжает та.

Брукс и Дрейк слащаво улыбаются, не взяв в расчёты то ли Виктора, отстрелявшего нам сигареты, то ли кого-то из себя. Только Рейчел понимает их математическую ошибку и стыдливо отводит взгляд.

Виктор многозначительно улыбается мне.

Я дёргаю себя за лямку рюкзака и говорю:

– Ладно. Но я рюкзак на биологии забыл, – я перехватываю Джин и держу её за руку, готовясь выйти из зала. – Схожу за ним и подключусь.

Мы разворачиваемся и идём в направлении раздевалок, к запасному выходу.

Там нас поджидает сам директор.

Он вежливо останавливает меня и Джин и, приветливо кивнув, интересуется нашим маршрутом. Девчонка выдаёт обыкновенное «туалет», и директор не горит интересом нам помешать. Мы с ним обмениваемся понимающими взглядами.

Он понял, что наш путь далёк от туалета.

Мы выходим на перекрёсток и сворачиваем за угол – где-то ближе к закоулкам в Бейкерс. Над нашими бедными юными умами нависают громоздкие лестницы, ведущие к запертым крышам кирпичных домов. Между домами – расстояние не больше пары метров, а на самом верху – верёвки с бельём: простыни, наволочки, чьи-то свитера и трусы.

Совсем наверху свисает пожилое лицо мужчины – в нём нет интереса. Есть ехидство. У его губ горит сигарета, зажатая меж дряхлых жёлтых пальцев, а рот искривляется в усмешке при виде нас, таких молодых и отчаянных.

Сигареты загораются уже у моего лица – я прикуриваю сразу обе.

Своими бледными пальцами я беру их и выпускаю клуб дыма, а Джин с драматическим недовольством прыскает.

– Сигареты только две, – передразнивает меня она.

Я ухмыляюсь.

В губах я оставляю одну сигарету, вторую же просовываю меж своих пальцев и даю прикурить Джин, поднося прямо к её рту.

Она без стеснения затягивается.

– Ты их боишься? – спрашиваю я и терпеливо жду ответа.

Джин не сразу понимает, о ком речь.

Она вскидывает брови, а моё лицо остаётся спокойным. Где-то позади падает окурок того мужчины. За несколько метров от нас загорается зелёный, и автомобили стремительно рассекают воздух.

Время – половина третьего.

Скоро уроки закончатся.

– Не то, чтобы, – сдавленно тянет девчонка. – Просто… неприятная тусовка. У нас с ними что-то наподобие конфликта.

Меня вполне удовлетворяет ответ.

– Они слишком любят себя, – я тушу подошвой свой окурок.

Теперь одна сигарета.

Девчонка отдаёт свою сигарету мне. Отныне она общая.

– Я им завидую, – совсем тихо произносит Джин. – Тоже хочу любить себя.

Нашего окурка хватит на два затяга.

Я протягиваю его девчонке и едва чувствую кожу её губ у своих фаланг.

– Я тебе завидую.

Джин откашливается.

О, так теперь слухи правда?

– Чему завидовать? – девчонка удивлена и усердно пытается выкашлять дым.

Но по слухам Джин блюёт, а не кашляет.

Значит, ложь.

– У тебя всегда волосы идеально уложены, – я затягиваюсь и бросаю окурок. – Что ты для этого делаешь?

Девчонка сдавленно смеётся.

– Голову мою, блин, – говорит Джин и скрещивает руки на груди.

Я шокировано вздыхаю и подношу ладонь к лицу.

Джин хохочет.

– А мне что делать? – я хватаюсь за свои волосы и пытаюсь их как-то уложить.

Девчонка встаёт на носочки и убирает мои волосы набок.

– Тебе укладывать нечего, – прыскает она.

Я пытаюсь закатить глаза так, чтобы увидеть свою идеально уложенную причёску и поблагодарить Всевышнего. Обкуренные ладони складываются у моего рта, и я осыпаюсь молитвами на трёх бычках.

Надо мной всё ещё нависает тот мужчина. Он не курит.

Вполне похож на Бога.

Джин пытается скрыть свой смех и прикрывается ладонью. Я молюсь. Я каюсь в грехах своих неуложенных волос и благодарю Бога за сегодняшний день, за Джин и за Виктора, которых Он ко мне послал.

Бог с верхних этажей довольно качает головой.

Молитва заканчивается.

– Какие планы после службы? – спрашиваю я, спрятав руки в карман толстовки.

Джин усмехается:

– Тебя к контрольной подготовить.

Вот и мои планы на сегодня.

Простите, девчонки с Нильского проспекта, прошу у вас всех прощения, я не смогу покурить с вами в туалете.

Сегодня я занят учёбой с ненавистной вам девчонкой.

– А мне за шоколадкой сходить надо, – говорю я. – И за сигами.

Джин пожимает плечами.

– Видимо, наши пути сейчас разойдутся.

– Видимо, – киваю я.

Всевышний провожает нас до развилки, и я обнимаю Джин на прощание.

Тут-то наши пути и расходятся: её – в Хаскис-таун, а мой – до «15/86» на не самом любимом Нильском проспекте.

С порога квартиры меня резко одурманивает мешанина «Винстона» и какого-то дорогого мужского одеколона. Я всё больше и больше привыкаю и завидую тому факту, что Джин не чувствует запахов – среди такой вони жить-то, собственно, невозможно.

– Добро пожаловать в притон, – иронически произносит она и приглашает войти. – Мой дом – твой дом, только на два этажа ниже.

Я задыхаюсь.

Планировка квартиры точно такая же, как и моя: длинный коридор, кухня за первой дверью, совместная ванная с туалетом. Из отличий – площадь и количество комнат. Я жил в двухкомнатной квартире, когда как у Бэттерсов было целых три спальни.

В длинном узком коридоре смиренно стояли картонные коробки, телевизионный ящик и даже магазинная вывеска, но больше всего – горшков с растениями. Из-под пыльного покрова вылезали зелёные листья и расцветающие бутоны, провожающие гостей грустными глазами. Растения будто тропиками тянулись от самого входа и продолжались за дверьми спален – правда, комната Джин резко отрезала меня от растительного мира.

В её спальне было всего лишь парочка горшков.

Орхидеи.

– Никогда в жизни не заведу цветы, – бросает девчонка, закрывая двери.

Джин небрежно приглашает меня сесть за свой рабочий стол, на котором аккуратно стояли ноутбук, стаканчик с канцелярией и стопка тетрадей. Постель, расположенная рядом, не заправлена: серое одеяло и тёмный клетчатый плед смешались друг с другом, образуя грязное пятно.

Девчонка проходит к длинному узкому шкафу, открывает его и оказывается среди сотни книг, битком набитых меж крохотных полок: здесь оказывается и Сартр, и Паланик, и Дуглас Адамс, и классики, и научные издания. Корешки разных цветов пестрят и играют на солнце, словно драгоценные камни, хвастаясь своим именем и названием.

Я зачарованно подхожу к ним же.

– Ты так любишь Паланика? – спрашиваю я.

Джин садится на корточки перед своей книжной коллекцией.

– Да-а, – ухмыляется она. – Особенно на математике.

Для работ Паланика здесь выделена целая полка – пустует лишь одна щель для «Бойцовского клуба», который сопровождает меня последние несколько дней.

– Какая твоя самая любимая?

Девчонка колеблется с минуту.

Она оглядывает полку с любимым творцом и пробегается взглядом по корешкам.

– Вот эта.

Джин выуживает роман с незамысловатым названием «Призраки».

Я глазами пробегаю по нарочито-интригованной аннотации с кучей оборванных предложений и восклицаниями, а мрачное атмосферное описание вполне впечатляет мой юный неокрепший ум. Но больше интереса у меня от другой мысли.

Это любимая книга Джин Бэттерс.

Что может нравится этой загадочной, мифической особе?

– Одолжишь мне после «Бойцовского клуба»? – спрашиваю я, обратившись взглядом к ней.

Девчонка улыбается.

– Договорились.

Джин выуживает учебник по математике и закрывает шкаф.

Представление окончено.

– Полански снимал нашу контрольную, и благодаря ему мы можем основательно к ней подготовиться, – Джин садится на стул и протягивает учебник. – Ты хоть что-нибудь из тригонометрии знаешь?

Я жму плечами.

График y=sin(x) проходит через начало координат.

– Отлично, – Джин саркастично улыбается. – Мы уже на полпути к пятёрке.

Вообще-то, в математике я разбирался лучше, чем в физике – по крайней мере, мне так казалось. Домашку я никогда не списывал: либо я понимал принцип выполнения заданий, либо ленился их делать. На уроках я никогда не отвлекался от лекций, – ещё бы, Долан меня бы прикончила – и всегда делал задания в классе.

Не списывал, а делал!

– Значения функций запомнить не так уж и сложно, – говорит Джин и рисует окружность. – Главная информация на сегодня: косинус – это икс, а синус – это игрек. Дальше – дело логики.