Собеседник появляется в поле зрения: рыжий, высокий молодой человек лет двадцати, в пилотской чёрной куртке, вваливается в комнату и по-семейному прижимает к себе Джин.

От снимочного себя он отличался короткой бородой и пышными бакенбардами.

– О, ты же этот, – Ник Бэттерс отстраняется от своей сестры и, ухмыляясь, протягивает мне руку. – Питер Колман? Питер, точно.

Я жму руку в ответ и нелепо улыбаюсь:

– Коул, вообще-то, – говорю я. – Приятно познакомиться.

– Мне тоже приятно, Питер, – Ник качает головой. – Кожанка классная.

– Спасибо, – я киваю.

Мне начинает казаться, что я краснею.

Парень бросает мимолётный прищур на мою обувь и тут же замечает:

– Кроссы тоже, – он указывает на них пальцем. – «Фила»?

– «Найк», – уточняю я.

Ник качает головой и опускает взгляд.

На нём такие же «Найк», но чёрного цвета.

Он хочет что-то добавить по поводу внешнего вида, прищуром оценивая мой цвет волос, а у меня возникает ощущение, что я совсем потерял голос.

– Как учёба, Ник? – в наш душевный диалог врывается Джин.

Её тон речи далеко не из приятельских.

Ник поворачивается к своей сестре и удивлённо вскидывает брови.

– Учёба?

– Да, учёба, – девчонка кивает. – Ты же заканчиваешь в этом году, не так ли?

– Заканчиваю, – парень ухмыляется. – И слава Богу.

Джин не смешно.

– Готовишься к своим финальным тестам, Ник?

Она долгим взглядом следит за каждым телодвижением своего брата и ждёт ответа.

Ник Бэттерс молчит.

Отсутствие ответа приводит сестру в раздражение, и она грозно выпаливает:

– Ник, чёрт возьми, Бэттерс, где ты пропадал эти три недели и два дня?

Даже мне становится не по себе.

Однако Ник, видимо, знающий характер своей младшей сестрёнки, с долей иронии прижимает руку к сердцу и улыбается.

– Вы ещё считаете? – спрашивает он. – Я польщён.

Недовольство на её лице заставляет Ника быстро тараторить оправдание:

– Боже мой, Джин, за эти три недели и … два дня я так надрался, что…

Девчонка лишь угрожающе повела бровью.

– На Мажор-стрит, – чётко отвечает он.

Джин закатывает глаза:

– Ты же их ненавидишь.

Она проходит мимо своего брата и садится на край кровати.

Ник прыскает:

– Пол тоже, – он быстренько оглядывает нас, будто бы предупреждая о начале длинной истории, и начинает: – Дело было так: к Полу приехали его кореша из России – так, потусить тут месяцок, да и им нужна была какая-то помощь с записью битов. Ну, ты же знаешь, Пол в этом мастер-ломастер, базару нет.

Парень обменивается с Джин понимающими взглядами – та кивает.

Ник проходит по всей комнате и продолжает:

– Приехали русские, живут роскошно – как оказалось, предки в нефтянке, они, значит, сняли хату на Мажоре. И зовут Пола тусить.

Парень садится на подоконник, отодвигая горшки с орхидеями.

– Не свались, – сухо бросает Джин.

– Не свалюсь, – Ник хлопает по раме. – Оно закрыто. Так вот. Пол, недолго думая, набирает мой номер и вызванивает меня – я тут, прямо-таки, ожидаю его приглашения, готовлюсь к финальным тестам в шараге, слышу: «залетай, Бэттерс, будет виски». Я думаю: «ништяк, учёба с виски – нормальная тема», уже надеваю свою пилотку, целую мать в чело и ухожу на Мажор.

Девчонка кивает.

Эту историю она помнит.

Я всё ещё пытаюсь понять, о какой «Мажор-стрит» идёт речь.

– Ну, думал, вечерок попью да вернусь. Не тут-то было! – Ник принимается яро жестикулировать, со свистом рассекая ладонями воздух. – Эти русские схитрили, намутили воды, разорвали наш пространственно-временной континуум, залетели в самую Чёрную дыру и говорят: «а давайте фильм посмотрим». Давайте. Включают какой-то не то хоррор, не то трэш – «Зелёный слоник», как-то так. Он длился вечность, не меньше. Я тогда понял, что меня не от алкоголя тошнит, не от вискаря, а от великого русского кинематографа.

Ник горделиво выпрямляется и запрокидывает указательный палец вверх.

Джин ведёт бровью.

– Смысла я, кстати, не понял, – добавляет парень и усмехается.

– Ну, это русские реалии того времени, – почему-то вырывается у меня. – Девяностых. Тогда всё было бессмысленно. И жестоко.

Ник задумчиво хмурится.

– Это я, конечно, понимаю, – говорит он. – Распад Советов, дикий кризис, ужасная жизнь. Но выглядит так, как будто я посмотрел очень плохой психологический триллер.

– Но он же впечатлил тебя, остался в памяти, – уточняю я. Собеседник кивает. – Значит, не такой уж он и плохой. Просто низкобюджетный.

– Шутишь, что ли? – Ник ошарашенно вскидывает бровь. – Я запомнил его по одной только причине – ничего не понятно.

Я лишь развожу руками.

Парень задумчиво смотрит мне в глаза, а потом подходит к стулу рядом – тот, на котором Джин сидела, объясняя мне математику, – вальяжно присаживается и заинтересованно щурится.

У меня начинает сосать под ложечкой.

От него несёт вовсе не виски – чем-то покрепче и знакомее.

Абсент?

– Ты у нас, я так понял, кинокритик?

– Не совсем, – я мотаю головой. – Но с кинематографом связан.

– Отлично! Я нашёл, с кем обсудить свою проблему, – восклицает Ник и смотрит на Джин. – Сестрица, ты не против, я украду твоего парня на пять минут?

Девчонка недовольно закатывает глаза.

– Он не мой парень, – твёрдо говорит она.

– Ништяк! – оживляется мой собеседник, видимо, даже не услышав реплики своей сестры. – Я никого не украл.

Ник переводит взгляд на меня и довольно улыбается.

– Слушай, Питер, – быстро тараторит он. – Надо накатить за знакомство.

Парень уже был настолько уверен в своих действиях и движениях, что тут же вскочил с кресла и готовился понестись на кухню за рюмками и спиртным. От алкоголя по такому поводу я не отказался бы, но лицо моей подруги, ранее выражавшее растерянность и напряжение, вдруг озлобилось и покраснело в щеках. Она моментально вскочила с кровати вслед за братом и выпалила:

– Обойдёмся без алкоголя!

Ник, выругавшись, остановился в проёме двери и с надеждой посмотрел на меня.

Я помотал головой.

– Не пью сегодня, – уточнил я.

Эту реплику Джин должна запомнить на всю жизнь.

Старший брат моей подруги вздыхает, но всё же садится обратно на место. Он быстрым движением пальцев проверяет, есть ли в аппетитной обёрточной упаковке хоть один лакомый кусочек шоколада, и вновь вздыхает – шоколада не было. Закончилось и молоко, которым хотелось запить отчаяние от сорванной пьянки в честь знакомства, и тогда Нику Бэттерсу пришлось смиренно сесть за стол и начать разговор.

– Ох уж вы, любовники, – как бы между прочим бросает он, пытаясь пристыдить нас за съеденный трофей, но на место его разочарованию приходит сердечное оживление. – Итак, к проблеме. Я так хочу понять русскую культуру и русское кино. Оно всё мне так нравится, особенно у Тарковского, но я никогда не могу понять его до конца. Хотя, кичиться не буду, я только Тарковского и смотрел, знаешь ли. Но какое у него кино! Окей, хер с ним, с Тарковским, хотя царство ему небесное, этому великому человеку, но я-то пораскинул мозгой и подумал как-то: у русских, ну, стопроцентно есть свой «Голливуд». И что же я там нашёл, дорогой друг мой?

Ник начинает перечислять на пальцах – хотя, судя по его недовольному лицу и зная, что из себя представляет современный русский кинематограф, пальцев для злости ему не хватит.

Он говорит:

– Военные драмы, криминал, боевики, сомнительная научная фантастика, опять криминал, пьянки, водка – хотя, я бы побывал на такой, – парень усмехается и забивает на идею с пальцами. – Опять криминал, криминал, де-вя-нос-тые, мстители с медведями. И знаешь, что самое странное?

Собеседник поднимает на меня глаза и слащаво улыбается.

– Они все сняты одинаково, – заканчивает он.

По затянувшемуся молчанию я понимаю, что очередь говорить переходит мне.

Я не спеша начинаю свой муторный, несвязный ответ, с трудом подбирая слова и мысли.

Я говорю:

– Вообще, я сам не особо просвещён в русском кино и не так много его смотрю, – мне нельзя произносить много слов за один раз. – Мне очень нравится Тарковский, хоть я тоже не до конца понимаю, о чём он снимал. Дело не в том, что ты тупой или я тупой, а в том, что мы не русские и русскую жизнь не знаем, поэтому их фильмы не понимаем до конца. А про то, что сняты одинаково – это их так всех учат.

Ник внимательно выслушивает моё изречение.

– Ужас, – кивает он.

И я снова не могу сдержаться и не оставить за собой следующую реплику:

– Не нам, американцам, говорить о русской культуре.

Ник обращает на меня свой оценочный прищур и кивает.

– Это уж точно.

– Но у меня есть один друг, – неожиданно для себя я продолжаю разговор. Ник всё также чутко вслушивается в мои слова. – Он русский мигрант. И, вполне вероятно, накатит с тобой.

Ник заинтересованно щурится.

– Мне нужно имя, – решительно говорит он.

– Виктор Полански, – отвечаю я.

Парень усмехается:

– Звёздный родственник?

– Скорее, поклонник.

Который не видел ни одной работы своего кумира.

Ник довольно кивает и, посмотрев на свою сестру, объявляет итог диалога:

– Слушай, сестрица, а ты умеешь выбирать парней.

Ник хлопает меня по плечу:

– Только говорил бы погромче.

Джин тяжело вздыхает.

– Мы не…

– Кстати! – Ник бросается к ней и усаживается на кровати, обрывая на середине слова. – Джин, я решил.

Парень, приобняв сестру, мечтательно проводит рукой по воздуху и шепчет:

– Я буду лётчиком-испытателем.

Девчонка сухо выдаёт:

– Протрезветь успеешь?

Ник наклоняется к её уху и хитро произносит:

– Не о том думаешь, сестрица.

Их тон разговора резко меняется.