Женя Богомолова - Не достигнуть координаты Х

С лица Джин резко пропадает недовольство по поводу долгих пропаж и алкогольных приключений своего брата, и лица брата с сестрой в один миг становятся идентичными, похожими. В глазах их зарождается какой-то дикий азарт, при том гневный, раздражённый, но разделённый между ними одной общей бедой.

Я не понимаю, к чему клонит Ник.

Но Джин прекрасно понимает.

– Отец в курсе?

– Сегодня узнает, – парень ухмыляется.

В кадре прямо сейчас – семейная драма двух близнецов.

Конфликт поколений.

– Что ж, – выносит вердикт Джин. – Сегодня я буду ночевать явно не дома.

Её голос полон сарказма и злости.

Брат её усмиряет.

– Маму не расстраивай, – говорит он. – Ей потом всех успокаивать.

– И слушать папины тирады дольше всех, – кивает девчонка.

Джин вдруг замечает мой полный непонимания взгляд и кратко объясняет мне суть дела:

– Дела семейные, Коул, – бросает она. – Не вникай.

Реплика сестры пробивает Ника на хохот.

– Да эти «дела» на первом этаже слышно! – восклицает парень и смотрит на меня. – Ты разве не слышал?

Я лишь мотаю головой.

Моя подруга вносит в вопрос немного больше ясности.

– Наш отец не очень любит тему образования, – кратко произносит она.

Её брату, видимо, тема ссор и конфликтов интересна больше, как и мне – хотя, собирателем сплетен и чужой домашней жизни я себя не назову, – и Ник с живностью и смехом продолжает за свою сестру:

– «Не очень»! – насмехается он. – Да он терпеть её не может. После того, как на Элиссон повис кредит за универ, а диплом она, извините, просрала, отче наш и слышать не желает об «университетах», «колледжах» и прочем дерьме. Он у нас окончил технический и пашет теперь в автосервисе довольный, зарабатывает, а денег всё равно нема. Я по его дорожке пошёл, думаю, подзаработаю, да укачу в Канаду писать новеллы. Я же писатель в душе, даже философ, у нас с Джин это семейное.

Парень с ухмылкой смотрит на сестру.

Она лишь добавляет в ответ:

– Он ели заканчивает колледж.

– Между прочим, – оправдывается Ник. – Я не кредитор, а спортсмен.

Вид Ника Бэттерса, мягко говоря, мало имел общего с видом спортсмена.

Джин объясняет:

– Он поступил по гранту.

Серьёзно?

Ник подмигивает мне и говорит:

– Лучше бы работу нашёл.

– Вот я, скорее всего, и буду её искать, – девчонка вздыхает. – Стану копирайтером.

– Фриланс – тема, – кивает старший брат. – А отец – козёл.

Джин закатывает глаза.

– Может, он и прав, – она жмёт плечами. – Вдруг я выскочу замуж за какого-нибудь поэта?

– Наглости не хватит, – говорит Ник.

Девчонка лишь неуверенно вскидывает бровь.

– Думаешь?

Настаёт неловкая пауза.

Ник Бэттерс встаёт с кровати, и я вижу его легкомысленный, но при этом унылый вид: его плечи опущены, глаза устали, а следы двухнедельной щетины повествуют, скорее, не о слишком занятом и активном образе жизни, когда ты попросту не успеваешь дышать, а о забитости, безразличии на этот мир и на самого себя в числе том же. Ник Бэттерс был одним из тех людей, которых просто ничего не интересовало. Они пытались найти своё призвание на этой Земле, своё дело жизни, но, ввиду недостатка ресурсов и возможностей, их миссия считалось проваленной.

Возможно, он хотел заняться чем-либо и не думать ни о чём другом.

Но жизнь ему этого не позволяла.

Я смотрел на Ника Бэттерса и думал – его сестра может стать такой же.

А Ник смотрел на свою сестру и объяснял, почему она такой не станет.

Парень говорил:

– Знаешь, в чём отличие тебя от Элиссон? – он сделал краткую паузу. – Она всю жизнь жила в достатке, и отец не мешал её с дерьмом. Она всегда была папиной гордостью, красивой девочкой из Энтер-дистрикт. Её никогда не звали «тупой», но она такой и является. Её отпустили во взрослую жизнь и не объяснили, как там жить.

Джин насмешливо закатывает глаза.

– Ты и её ненавидишь? – спрашивает она.

– Ты что? – Ник удивлённо вскидывает бровь. – Я люблю своих сестёр. Просто одна – с мозгами, а другая без них.

Джин отводит взгляд.

Через некоторое время девчонка печально произносит:

– Мне тоже иногда кажется, что ей до сих пор нужны родители.

– Они к ней и ездят каждые две недели, – прыскает Ник.

Разговор о семейной драме заканчивается так же резко, как и начинался, и я больше не слышу слов ни о сестре, ни об отце этих двоих, да и мне всего остального диалога хватило. Внезапно для всех нас внимание Ника Бэттерса притягивает всё то, что лежит на столе его сестры: окружности, графики, учебник математики и тригонометрические функции.

От ужаса глаза его ползут на лоб.

– Боже ты милостивый! – выпаливает он. – Это что, геометрия?

– Тригонометрия, – уточняет Джин.

– Ну, вот эта вся брехня, – парень машет рукой. – Я в десятом классе любил математику, и всё было у меня чудно, всё прекрасно! Директор меня один раз спросил: «Ник, чем ты заниматься хочешь?». Я говорю – математикой. Он такой – «отлично, отправим тебя к сильному учителю». И отправил к ведьме!

Ник возмущённо сжимает губы.

– Она так любила нас унижать, закидывать контрольными, ставить мне колы в табель, – с недовольством продолжал он. – Она решила нам на уроке показать эту проклятую окружность, нарисовала на доске, расчертила всю эту дрянь, спрашивает – на что похоже? Я говорю – на ваше оч…

Джин тут же выпаливает:

– Чёрт возьми, Ник!

Старший брат лишь жмёт плечами.

Я стараюсь сдержать тупой смех.

– А кто математику вёл? – с трудом спрашиваю я.

Ник расплывается в ухмылке и довольно протягивает:

– Мадам Долан.

Тут я разражаюсь диким хохотом.

Я быстро накидываю на себя кожанку и проверяю содержимое карманов: ключи на месте, телефон в руках, время – шесть вечера. Джин уже открывает замки и, держась за ручку двери, готовится меня выпустить.

Где-то на кухне брякает металл – Ник подмешивает сахар в кофе.

Мы пытаемся попрощаться до того, как он выйдет в коридор.

– Думаю, нам не стоит сегодня обниматься, – заговорщицки шепчу я.

– Думаю, мой старший брат только этого и ждёт, – в той же манере говорит она.

– Думаю, он вообще ждёт, когда мы поцелуемся, – усмехаюсь я.

Джин прыскает.

– Назло ему, мы не будем делать ни того, ни другого, – говорит девчонка.

Я ухмыляюсь:

– А мы могли сделать другое?

Джин недоумённо вскидывает брови.

– Забей, – бросаю я. – Курить, как я понял, тоже не пойдём?

Сразу после этой реплики с кухни раздаётся насмешливый голос Ника:

– Так Питер ещё и курит!

– Беги уже, – шепчет Джин.

Ник появляется в коридоре и испивает свой замечательный напиток – кофе с молоком и примесью чего-то мышиного в аромате.

Господи, он что, добавил туда виски?

Как назло всем добрым людям и Джин в том числе, я вспоминаю кое о чём и быстро роюсь в своём рюкзаке.

– Там цветы, – комментирует Ник.

Джин лишь непонимающе ведёт бровью.

Я достаю наполовину разваленный справочник по тригонометрии с торчащими листочками «А4» и протягиваю его своей подруге.

За её спиной хохочет её старший брат.

– Это у вас романтика такая?

– Тебе вроде к пятнице шестьдесят номеров задали, – я игриво ухмыляюсь.

Моя подруга онемевшими руками берёт справочник и разглядывает вложенные белые листы – всего четыре. Они сплошняком исписаны тригонометрическими функциями, пронумерованными по порядку нечётными значениями со страниц тридцать пятой по сорок восьмую. В самом вверху, в правом углу подписана фамилия моей подруги.

Всё, как и просила мадам Долан.

Правда, моим почерком, но Джин додумается найти этому оправдание.

Моей подруге не хватает слов для ответа.

Я по инерции прижимаю Джин к себе и хитро улыбаюсь:

– Приятно было познакомиться.

На лице Ника расплывается довольная ухмылка и деловитый прищур.

Здесь должна быть Лесли с тем же выражения лица.

Две рыжие бестии, как никак.

– Заходи выпить, Питер, – Ник подмигивает.

Я чуть отстраняюсь от Джин и целую её в скулу.

– Обязательно.

Джин отрывается от меня сама – её лицо побледнело за считанные секунды.

Я улыбаюсь ей и шепчу:

– Пока.

Под эхо вращающихся замков в двери и скользящие лучи заката я представляю, насколько громко будет визжать Виктор в голосовые сообщения в том же «Директе», если узнает, что я целовался с героиней его мифов.

И получил приглашение выпить с её старшим братом.

На часах – полседьмого.

В Прэтти-Вейсте ещё не темнеет, как в разгаре весны, но кое-что в это время осталось точно – я во дворе медицинского колледжа на Валбэри-стрит.

Курсы в эту пятницу заканчивались поздно – учащихся задержали на полчаса. Когда в дверях показались первые юношеские лица, было шесть тридцать три. Мои ровесники выходили из здания центра уставшие, сонные, но всё же сохраняли привычку возвращаться домой в компаниях и парах.

Джин, как всегда, вышла последняя.

– А мне казалось, ты на пьянке, – убитым голосом произносит она, прикуривая.

Я стою рядом с ней, закрывая от ветра дохлый огонёк зажигалки.

Мой телефон уже трещит от мессенджеров – чуть ли не каждый посетитель тусовок Розмари Гейз посчитал своим долгом спросить, какого чёрта я не здесь.

Все, кроме Виктора, конечно же.

Девчонка затягивается.

– Я же занят, – говорю я.

Джин удивлённо ведёт бровью и выпускает клуб дыма.

– Чем же?

Я усмехаюсь.

Курить мне не хотелось.

– Тебя с курсов забираю.

Проходить Нильский проспект стало привычкой: сегодня там были важные гости из соседних городов и местные попрошайки. Бедняги разместились у светофоров и устроили целый концерт – с одного конца играли гитары, с другого завывала старая расстроенная скрипка. Директоров Нильского это бесило, зато гости громко хохотали и подавали артистам на проезд.