Но что это за история Дэниэла Кита, если она без риска и отчаяния?

Вот и нужные элементы нашего сюжета: скейтбординг вдарил юному Дэниэлу Киту в голову, когда тот увидел по телевизору подростковый ситком про скейтбордистов. Это шоу не отличалось популярностью в отличие от своих сородичей, но в сердце мальчишки поселилось быстро за те же риск и отчаяние, с которым два школьника разъезжали по скейтпарку и выполняли различные приёмчики. Один из таких – спуск по перилам.

Именно этим пытался заняться юный Дэниэл в нашей истории.

Доска при спуске ушла у него из-под ног.

Он действительно мог переломать себе все рёбра, да и что-нибудь ещё тоже. Мог получить по голове, остаться калекой, бегать на костылях и попасть в заточение на долгие месяца. Скейтборд уходит из-под ног буквально в первые же секунды. Мальчишка уже собирается в пропасть ступеней и тяжёлых железных перил.

Но я хватаю его из-за спины и тащу на себя.

Мы оба отделались парой ушибов и синяками.

Когда мне было десять, я спас легендарному Дэниэлу Киту жизнь.

Никто об этом не говорит.

Последнюю пару предложений Джин не слышит.

– По-моему, – комментирует девчонка. – Такими вещами не профессионально не занимаются.

Кит тушит сигарету в железном заборе.

– А кто сказал, что я не профессионал? – хитро спрашивает он.

– Нет у нас профессионалов, – говорит моя подруга и улыбается в ответ. – Сама знаю. Я тоже хотела заняться скейтбордингом в то время, но в Прэтти-Вейсте тогда была мода на велосипеды.

Мы с Джин многозначительно переглядываемся.

Кит удивлённо вскидывает бровь.

– А ты как на скейте оказалась? – вновь спрашивает он.

Девчонка озадаченно закатывает глаза.

– Был какой-то сериал по телеку, – произносит она. – Не помню названия. Там два друга катались на скейтах. Вот и захотела.

Кит довольно усмехается.

– Как же мы с тобой похожи, Джин Бэттерс.

– Жаль, что мы не поняли этого раньше, – прыскает она. – Я вас двоих боялась – думала, засмеёте.

– Зря думала! – Дэниэл вскидывает брови. – Мы бы стали главными скейтерами Хаскиса.

– А Коула бы бросили? – Джин кивает на меня. – Между прочим, его велик под грузовик попал.

Кит подозрительно хмурится.

– А ты почём знаешь? – спрашивает он.

– Я на том грузовике ехала, – ухмыляется девчонка.

Они с Китом расслабленно хохочут.

Джин держит руку на животе и поглядывает на меня.

– Хорошее было время, – со вздохом произносит Кит.

– Да-а, – девчонка кивает. – В младшей школе домашку не задавали.

Лицо Дэниэла резко оживляется, – куда больше? – после чего юноша выбрасывает сигарету в урну и воодушевленно говорит:

– Зато знаешь, какие там были наказания!

Джин улыбается.

– Ты, видимо, знаток, – замечает она.

– Тот ещё, – деловито тянет Кит.

Мы уходим со двора и продвигаемся далее по узким улочкам Хаскис-тауна.

Почти девять вечера.

– За что тебя наказали? – спрашивает Джин.

За драку.

Об этой истории мы все, в принципе, слышали: время – шестой класс, нам с Китом по двенадцать, локация – кабинет директора, участники – Коул Прэзар, Дэниэл Кит и, собственно, директор. Наш неугомонный главный герой ввязался в первую в своей жизни драку и выиграл. Бой был на равных; бой начался с какой-то глупой перепалки между Дэниэлом Китом и белёсым мальчишкой, покрасневшим от злости в процессе ссоры. Мальчишка не сдерживался в выражениях и позволял себе достаточно грубые колкости в сторону Кита, но отправной точкой стало оскорбление для меня.

Кит нанёс первый удар в ухо.

Директор говорил много о чём: о толерантности нашей школы, о культуре насилия и обо всём неважном и слишком заумном для ушей шестиклассника. Я чувствовал, как краснею; я чувствовал, как стыжусь за полученное наказание и стыдился того, что мой друг считал сорок на потолке.

Непосредственное участие в драке я не принимал, но и разнимать драчунов не собирался – слишком много во мне страха тогда было. Нас разнимали уборщица и профессор математики, а затем под истеричный вопль матери пострадавшего повели к директору. Кит отделался синяком под глазом и парой ушибов. У мальчишки опухли глаза от слёз.

Я вспоминал лицо мальчишки, когда директор начал вести речь о пострадавшем.

Оказалось, у мальчишки были приступы неконтролируемой агрессии.

И никто в этом не виноват.

– Меня отец тогда забирал, – продолжает Кит на ходу. – После наказания. Он спросил, что я понял из этого урока.

Меня пронесло.

Я ждал Дэниэла у кабинета его «заключения».

Кит громко усмехается:

– Что я понял, пап? – говорит парень. – Ничего. Все школьные наказания – глупость. Настоящее наказание я получил после своего проступка.

Тут он останавливается посреди дороги и смотрит на нас.

Мы тоже останавливаемся.

– Это был стыд, – заканчивает Кит и загадочно улыбается.

Я чувствую напряжение.

Джин деловито вскидывает бровь.

– Так и сказал? – прыскает девчонка.

– Так и сказал, – кивает парень. – А мне двенадцать тогда было.

Он так и сказал.

Мы бредём чуть вперёд и находим остановку под окнами дома – соседнего от нашего. Кит вновь закуривает свой злосчастный «Винстон», а я вновь следую его примеру. Джин с усмешкой ведёт бровью и саркастично-осуждающе отводит взгляд.

– Фу, курильщики, – говорит она.

Дэниэл протягивает ей пачку.

Девчонка, отбросив своё фальшивое неодобрение, берёт сигарету.

Кит лишь ухмыляется.

– Вот и поговорили, – бросает он.

– Вот и поговорили, – кивает Джин и закуривает.

Парень загадочно смотрит на неё, сопровождая зрительный контакт дымом сигареты.

Моя подруга поддерживает контакт, заинтересованно вскинув бровь.

– Ты вообще в курсе, – усмехнувшись, начинает Кит. – Что я из-за тебя когда-то подрался?

Джин недоумённо щурится.

– С кем меня не поделил? – спрашивает она.

– Не в этом дело, – Дэниэл ухмыляется. – Один юноша не очень красиво высказался о тебе.

Эта история не нуждается в пояснении.

– Дай угадаю, – моя подруга качает головой. – Рахим Эш.

– Совершенно верно, миледи.

Джин прыскает.

Даже ей не нужно объяснение этой истории – настолько этот нарратив популярен.

– Настал тот момент, когда парни начинают лезть в драки из-за меня? – вздыхает Джин.

– А кто-то ещё лез? – улыбается Кит.

– Был один в прошлом году.

– Эшу нос сломал? – прыскает Дэниэл.

Они оба переглядываются.

– Думаю, – девчонка кивает. – Имя упоминать не обязательно.

Я тоже воздержусь от комментариев.

Всё же, эта история не входит в цикл мифов о Джин Бэттерс. Всего лишь слух о ней.

– Полански ещё ни с кем не дрался за меня, – замечает она. – Но сказал, что я могу по любому поводу обращаться к нему.

– Да никто не будет драться с Полански, – фыркает Кит.

Джин наклоняет голову.

– Это ещё почему?

Дэниэл, делая затяг из едва ли живой сигареты, отводит взгляд. Затем он выбрасывает бычок в урну, засовывает руки в карманы куртки и, выдыхая дым, говорит:

– Как только Полански начинает говорить по-русски, все сразу разбегаются.

Джин хохочет.

Кит, на чьём лице растягивается невольная улыбка, обращает свой взгляд на меня.

– Помнишь, Прэзар? – прыскает он. – Иди vosvoyase!

Джин смеётся ещё сильнее.

Она помнит, как звучат ругательства Виктора Полански.

А я помню тот день, когда Виктор Полански учил Дэниэла ругательствам; как с трудом Кит не мог выговорить ни одного русского слова, путаясь в звуках и слогах, а затем, переключившись на привычный «дворовой» английский, ругался на русские ругательства и всю их сложность. Одно он, всё-таки, с горем пополам, выучил – и то оказалось не ругательством вовсе.

Но я не помню тот осуждающий взгляд, с которым Кит смотрел на меня сейчас. Я не помнил, чтобы Кит когда-нибудь смотрел так на кого-то – уж тем более, на меня, на своего старого друга. В его глазах, отнюдь, не таилось ничего доброго и приятельского, хорошо мне знакомого. Я смотрел на зелёные глаза Дэниэла Кита с голубой крапинкой в одном из них и чувствовал горечь того страха, который испытывал прямо сейчас.

Дэниэл Кит смерил меня осуждающим взглядом в сопровождении девчачьего смеха и, как только тот умолк, отвёл взгляд к чёрному небу, не обращая внимания на нас двоих.

Мы с Джин переглянулись.

Она не поняла, что произошло.

Она не поняла, почему в лице Кита поселилась меланхоличная злоба и насколько быстро она заменила в нём дружелюбие и милосердие. Дэниэл глядел в чистейшее чёрное полотно, в отсутствие звёзд, и его лицо мрачнело с каждой секундой всё больше и больше. Затем он потупил взгляд в ступни и, развернувшись, повёл нас в сторону дома.

Кит начал свой длинный тоскливый монолог со следующих слов:

– Мне кажется, что я никогда не чувствовал себя счастливым.

Мы с Джин, окружая Кита по обе стороны, идём, не соблюдая ритмичность шага.

Никто не осмеливается задать вопрос.

– С другой стороны – что же я тогда чувствовал? – спросил юноша самого себя. – Ведь я точно что-то чувствовал, потому что сейчас этого чувства у меня нет. Я был таким же ребёнком из Хаскис-тауна, который смеётся, плачет и бегает по площадке. Возможно, более рискованный. Все качества из детства остались во мне, но чувства я испытываю разные. Это взросление?

Кит усмехнулся.

– В этом ли суть взросления – в различии чувств?

Мы не могли поддержать его одинокий разговор.

От этого речь Кита становилась тоскливее.

– Я понял недавно, что не чувствовал раньше. Одиночества.

Вблизи горела лампа нашего подъезда.

– У меня был друг, – кивает Дэниэл. – Я всегда проводил с ним своё время. Я любил проводить с ним время. Он был странным, но я всё равно любил своего друга. Мне никогда не было одиноко.