Она что-то знает.

Я пристально смотрю на маму с минуту.

Она практически разрывается от нетерпения.

– Вступление пройдено, можем перейти к делу, – подытожив, я снова обращаюсь взглядом к собеседнице. – Выкладывай.

Мама лишь усмехается в ответ.

Я нахожу смелости для ещё одной реплики.

– Но, прежде чем ты начнёшь, позволь мне закурить ещё одну.

И я достаю очередную сигарету.

Мама лишь закатывает глаза.

– То есть, поступить в киношколу мы боимся, а как при матери курить – так с радостью?

– На сигареты студенческий кредит брать не надо.

– Я не это имела ввиду.

– Не уходи от разговора, – я чиркаю зажигалкой.

Мама ещё некоторое время исступлённо разглядывает потолок и перебирает ступнями.

Ускорить процесс я не имею ни слов, ни возможности.

Всё же, потом мама бросает:

– Слышала, ты раздел Виктора для рекламы порошка?

Я удивлённо вскидываю бровь.

– Это же я тебе сказал.

– Нет, не успел, – замечает мама.

– Серьёзно?

– Ага, – прыскает она. – Сначала ты его два дня монтировал, потом два дня спал. Потом два дня отсыпалась я. А потом ты пропал без вести.

События тех замечательных дней припоминаются в миг.

Фильм – премьера – диалог с Виктором у этого же окна. Пятница, больница Бейкерс. Бейкерс. Виктор. Виктор. Вино.

Ви-иктор.

– Я был в гостях у Виктора, – оправдываюсь я.

Мама прыскает:

– А ночевал у Бэттерсов? Мстил за велик?

– Так тебе понравился фильм или нет?

– Я его не видела, – говорит мама и прожигает меня взглядом.

В моей голове буквально ноль мыслей по поводу этой новости.

Ладно, есть одна: Виктор торчал полчаса в курилке у чёрного входа «О’Нилл» и, случайно встретив там мою мать, не знал, с чего начать диалог.

Вполне вероятный вариант.

– А кто тебе сказал? – спросил я.

Уточнить стоило.

– Директор твоей школы, – загадочно отвечает мама.

А этот вариант я рассмотреть не осмелился.

Я повел бровью:

– Тебя пригласили на воспитательную беседу?

– Не удостоили честью, – мама поясняет: – Провели по телефону.

– И что же тебе сказали? – усмехаюсь я. – «Ваш сын – выдающийся режиссёр детского порно»?

Мама резко снижает тон и чётко проговаривает каждое слово:

– Выдающийся настолько, что он хочет выбить тебе грант на обучение в Лос-Анджелесе.

Сигарета застревает у меня в зубах.

Дым быстро наполняет мои лёгкие. Неон Нильского проспекта слепит глаза, словно вспышки папарацци. Молчание давит сверху, снизу и изнутри. Я не слышу ничего, кроме одного слова, озвученного только что – к нему быстро подцепляются другие, и следующие.

Грант. Лос-Анджелес. Выбить. Тебе.

Грант.

Мне.

Я не верил тогда и не верю до сих пор.

– А теперь, – прокашлявшись, вздыхаю я. – Ещё раз, но без шуток.

И ещё раз, ещё раз, снова, снова и снова, пока я не поверю в подлинность слов.

Мама наклоняется к самому моему уху, опираясь рукой на худое юношеское плечо, и произносит те же самые слова ещё чётче, её громче, чтобы я точно понял, о чём она говорит:

– Твой директор собирается выбить у киношколы Лос-Анджелеса грант на твоё обучение при условии, что ты дашь им качественное портфолио.

Хватает полминуты, чтобы фирменная тупая улыбка растянулась на лице.

– Не говори, что у него не получится, – добавляет мама.

Но я не слышу этих слов.

Я могу.

Я могу стать тем, кем захочу.

Мысли, желания, планы разрывают меня на части. Я уже перебираю свои мечты, сортирую их и лучшие из них вставляю в проектор: одна картинка сменяет другую, и на каждой – моё счастливое, нелепое лицо.

Мои картины рассылают по всем кинотеатрам мира, кричащие заголовки разрывают афишу. Мимо меня проходит множество знакомых лиц: среди них и Дэвид Линч, и Роман Полански, и Эдвард Нортон, и Рами Малек, и множество, бессчётное множество других.

Моё нелепое лицо на красной дорожке перед «Оскаром», моё нелепое лицо читает благодарности из памяти, влюбчиво и зачарованно глаголит о его призвании к киноискусству, о его любви к маленькому городку под Лос-Анджелесом, о его матери… Моё глупое лицо на стендах, на обложках журналов, моё глупое лицо – в интервью, моё глупое лицо везде, где только можно, моё глупое лицо…

Сейчас моё глупое лицо озарено неоном Нильского проспекта.

Я бросаю сигарету в тьму, закрываю окно и крепко-крепко обнимаю свою мать.

Моё глупое лицо сейчас счастливо.

P2(-06; 04)

Воодушевление сводит руки.

Вы знали это?

Я тоже не знал.

На следующий день сразу после школьных занятий моя комната превратилась в хаос: я перерыл весь стол, шкаф с одеждой и даже подкроватную тьму в поисках своих творений. Моему обзору открылись начала серьёзных сценариев и совершенно детские работы, написанные на коленке. В памяти моего ноутбука сохранились неудачные дубли моего славного «дебюта» и множество фильмов, не отсмотренных мною.

Среди моей коллекции неудач были разного рода артефакты.

И, конечно же, «бриллиант».

«Неверие».

Авторство – пятнадцатилетний я.

Незамысловатое название, но какое содержание внутри: молодой герой, бунтарь из религиозной семьи, для которого Бог – ничто; а также взрослый, преисполнившийся муж, к которому юнец вечно приходит за советом. Мужчина ставит мальчика на путь истинный, переворачивает его восставший ум со дна, ведь он – никто иной, как сам Господь.

Я считал это верхом несозревшего Гения и считаю так до сих пор.

Быстрая вычитка сценария проходит за каких-то пятнадцать минут, и пятидесятистраничное чтиво перечёркивается в нескольких местах. Требует редакции. Моего всё ещё не созревшего Гения проникает мысль – эта работа всё же лучшее, что я мог сотворить. Но ей не хватает концептов до идеала.

До идеала портфолио.

Я откладываю сценарий на стол, помечаю яркой красной наклейкой.

Эту работу должен видеть свет.

Я бреду по своим творениям дальше – в хаосе находятся ещё десятки таких же работ, которые хотят представиться миру. Я бреду далее. Под руку попадается скучная пьеска для школьного спектакля, но ей не предали значения ни местные театралы, ни сам автор. Я бреду далее. Короткий метр в духе Гая Ричи с пушками, кровью и разборками. Сейчас я это не сниму. Я бреду далее. Сценарий «на коленке» с русским другом в главной роли. Сопливая драма. Что я смотрел в те дни, когда писал его? Экранизации Спаркса?

Я бреду далее.

У меня с десяток незаконченных сценариев.

Был ли Виктор в курсе их существования, когда предлагал пачку «Данхилла»?

Вряд ли.

Так проходит один день, затем – следующий. Меня каждый раз трясёт от мысли, что мои работы могут иметь смысл за пределами этой квартиры. Возможно, я когда-то их экранизирую. Возможно, даже сейчас.

В моих руках – сценарий сериала.

Дата написания – лето, две тысячи семнадцатый год.

То лето, в которое я открыл для себя технотриллер и отсмотрел два сезона «Мистера Робота». Сценарий пропитан духом мошенничества и моего недалекого познания в информационной среде.

Герой в возрасте двадцати пяти лет с биполярным расстройством, – тогда оно было у всех на слуху, – не имеет постоянной работы и социальной поддержки. Зато хорошо разбирается в программировании и взломе соцсетей рядом живущих людей. Посредством взлома и шантажа молодой человек находит себе деньги на пропитание и жилье. Но в один прекрасный момент он взламывает аккаунт девушки с прошлым в «вэбкам»17. Из-за шантажа и угроз со стороны других людей она хочет совершить самоубийство.

А дальше – история их знакомства, теракты, работа в ФБР и множество сцен на три сезона.

Снимать сериал сейчас, без Рами Малека в касте – идея плохая.

Но начало низкобюджетное.

Я вырываю первые десять страниц и на коленке дописываю конец. Съёмочную площадку можно устроить прямо у меня дома, а на главные роли взять двух близких друзей.

Один из них вполне перспективный актёр.

Я тут же хватаю телефон и выискиваю контакты главы инфо-центра – моей любимой, прекрасной Розмари Гейз. Мне нужно её оборудование, а именно – камера со штативом. Недели съёмочного процесса хватит за глаза. Переписать черновик в электронный документ, распространить копии – всё это не составит труда. Докопаться до друзей тоже.

На мой телефон моментально приходит сотня лишних уведомлений: подписка на «Нетфликс», рекомендации на «Ютуб», сообщения от девчонок из Нильского проспекта, «лайки» и комментарии в «Инстаграм». Информационный шум. Я выбрасываю телефон из рук и судорожно хожу по комнате в ожидании ответа.

Я иду заваривать кофе.

Гейз соглашается – правда, в её фирменном стиле.


От кого: Ро Гейз

6:24 ПП

Что, собираешься снять порно?


Я договариваюсь о камере на следующей неделе.

Или на каникулах.

Чёрт.

Мне одолжат школьную камеру на летних каникулах?

Я надеюсь, никто не заметит.

Следующий день проходит в такой же судороге: сценарии-кофе-сигареты. Я расписываю концепты съёмочных площадок, костюмов и героев для «Неверия» с надеждой на то, что незамысловатое название изменится в процессе на что-то оригинальное.

Я завариваю кофе – хотя, нет, я вру: заварить быстрорастворимый кофе вряд ли удастся. Я заливаю песочек лёгкого шоколадного оттенка кипятком, быстро размешиваю, добавляю молока. Отпиваю пару глотков и иду дальше.

Сигарета тут же появляется меж зубов, как только я закрываю дверь спальни. Я стараюсь растянуть удовольствие от «Бонда» на несколько минут и отдохнуть телом и разумом. Уведомления так и разрывают мой телефон. Третья сигарета за вечер заканчивается тем, что я закрываю телефон в одном из шкафчиков под замок, и не важно, кто мне писал – «Нетфликс» или друзья.