Женя Богомолова - Не достигнуть координаты Х

Меня так и трясёт изнутри.

На третий день я нахожу забытый в рюкзаке роман Чака Паланика с закладкой на восемьдесят первой странице. «Призраки». Каждый из героев этого произведения повествует свою историю благодаря стихотворению и рассказу, основной сюжет – семнадцать несчастных людей отправляются «…отрешиться от мирской суеты, а попадают в ад!». Цитирую аннотацию к обложке – лучше неё я бы не сказал.

Несколько минут проходят молча, в чтении следующих десяти страниц этого романа.

Потом ещё десять.

За этот вечер я дочитал роман до конца и уснул.

А во сне, отрешившись от дневной суеты, я представлял, как пишу сценарий для экранизации сего произведения.

Мини-сериал?

Полный метр?

Сценарий-сигареты-кофе. Сигареты-кофе-сценарий. Сценарий-кофе-сигареты.

Я уже и забыл, что существует ещё какие-то дела, кроме этого: школьный день проходит слишком быстро, чтобы остаться в моей памяти, сверстнических лиц я не запоминаю вовсе, да и голоса ничьи я больше не слышу, кроме голоса собственных мыслей.

Меня трясёт изнутри.

Сценарий-кофе-сигареты.

Сигареты-кофе-сценарий.

Кофе-сигареты-сценарий.

Паническая атака.

Меня трясёт.

Тёмная, одинокая комната. Забытый свет лишь из кухни, а там – никого. Я один. Пусто. Я один под окном, сижу и трясусь от страха, словно по одинокой тёмной квартире бродит невероятно опасный злодей.

Теперь я действительно не слышу ничего – даже своих мыслей.

Нет, лгу – я слышу всхлипы маленького мальчика, решившего, что он стал всемогущим.

В голове лишь шум – тот самый, когда кабельное телевидение обрывает от шторма. Нерабочий канал. В глазах темнеет.

Меня трясёт от страха.

Но что случилось?

Хаос из кучи сценариев со мной. Там – сотни жизней, живущих в словах, но скоро, совсем скоро они станут жить на экране. Я дам им жизнь. Со мной кофе, сигареты и сценарии. Со мной – мой шедевр с глупым названием, со мной – короткий метр про хакера и опечаленную девушку, со мной – все мои мечты и желания.

Но сейчас я совершенно один.

Информационный шум.

Даже его нет.

Я бы мог закурить ещё одну сигарету, проветриться на улице, дойти до «Хаскис-24» и купить банку пива, пока мама не пришла, а когда она придёт, обсудить с ней за чаем все мои работы и посмеяться от души. Но у меня нет сил встать. У меня нет смелости. Мне страшно.

Меня трясёт.

Что тебе нужно, скользкий, противный и ненавистный мне страх?

Откуда ты пришёл и зачем ты пришёл ко мне?

Что ты хочешь от меня?

Я слышу звук уведомления.

Я вижу, как загорается телефон рядом со мной.

Кто же это – «Нетфликс» или «Алиэкспресс»?

Мои руки дрожат и тянутся к нему.

Я хочу, чтобы кто-то был рядом.

Приходит ещё одно уведомление и ещё одно. Мои глаза слезятся, но я быстро стираю пелену с глаз. Я открываю мессенджер. Я вижу сообщения.

От кого: Джин Бэттерс

8:46 ПП

коул

8:46 ПП

всё хорошо?

8:47 ПП

ты сегодня выглядел не очень

Меня всего трясёт.

Я отуплено смотрю на сообщения и пытаюсь сдержать слёзы снова. Коленки подрагивают. В груди всё сжимается. Я не слышу собственного голоса даже внутри. Ступни холодеют, мёрзнут, но все окна в доме закрыты.

Мне больше не страшно. Слёзы текут по щекам, сердце разрывает на части, руки трясутся. Но мне больше не страшно. Мне противно.

Я отвечаю на сообщения и выбрасываю телефон. Едва встаю на ноги. Тащусь за очередной порцией кофе и слышу, как звенит ключ в скважине замка – я больше не один, и славно. Страха больше нет.

Одна тошнота.

Джин Бэттерс этим вечером прочитает лишь сухое «да» в мессенджере и не поверит в то, что этот человек когда-то был ей другом.

Очередной вечер, пятница, сигарета у моего окна.

И мама в очередной раз радует своим присутствием.

– И снова я обращаюсь к Богу! – женщина возводит глаза к небу, сложив ладони под подбородком. – Господи, когда же мой сын бросит курить?

Сегодняшнее её посещение не спонтанно – перед тем, как взмолится, мама поставила кружку с ароматным чаем на мой стол, а лёгкий шёлковый халат, накинутый на плечи, мог согреть в пору летнего ветра. Словом и видом эта женщина дала мне знать, что сегодня она ждёт такой же оживлённый разговор, как и в прошлый раз.

– Вот закончу работу над портфолио, тогда и брошу, – стряхнув пепел, заявил я.

– Дашь клятву перед Богом?

– Не осмелюсь.

Мама лишь незадачливо хмыкнула и подошла к окну.

– Расскажешь тогда, что треплет твои нервы? – с улыбкой спрашивает она.

Я улыбаюсь в ответ.

Моя спальня стала меньше похожа на хаос – в связи с событиями последнего вечера, которые произошли наверняка из-за суматохи и слишком сильной перегрузки, я решил приостановить работу над портфолио и со следующей недели снизить её темп. Все ненужные сценарные пародии были аккуратно убраны в ящик под замок, а то, что мне нравилось, осталось перед глазами. Количество кружек кофе было сведено к минимуму, и сигареты курились с промежутками в час, а не как в те незабвенные вечера: то каждые двадцать, то каждые сорок, а то и пять минут.

Отрывок из сериала я решил скрыть от своих глаз – эта работа требовала больше сил и времени, чем я имел. Свой звёздный каст нужно было уговаривать, выкрадывать его свободное время, сводить его вместе и всё сроком в оставшиеся недели учёбы.

Камера была у меня на руках, и я нуждался в другой идее.

– Ты помнишь сценарий фильма с Аль Пачино? – спрашиваю я у мамы.

Женщина задумчиво щурится, отпивая свой чай.

– С Аль Пачино? – уточняет она. – Что-то помню. Про Бога и атеиста?

– Совершенно верно, – киваю я. – Его я и добавил в портфолио.

Сомнения срастались и относительно этой идеи – смогу ли я добавить её концептами и добить до полноценного идеала? Не покажется ли она глупой тем, кто решает судьбу моего гранта и дальнейшего обучения? Достаточно ли она проработана и нова, достаточно ли она хороша для этих людей и новичка?

– Я не знаю, – с сомнением произношу я. – Сгодятся ли им одни сценарии. Я, всё-таки, хочу охватывать весь съёмочный процесс, а не одну его часть.

– Всё же, кино в портфолио у тебя есть, – напоминает мама.

– Реклама на две минуты, – поправляю её я. – Качество картинки – среднее. Мне надо брать выше.

Женщина задумчиво закатывает глаза.

– Как насчёт ещё одной короткометражки? – предлагает она.

Именно, мам.

– Это отличный вариант, – киваю я, стряхивая пепел. – Самый оптимальный. Но о чём?

– Даже не знаю, – мама жмёт плечами, а потом усмехается. – Обо мне.

Я лишь прыскаю:

– Дебютом Ксавье Долана стал фильм про его отношения с матерью, – говорю я. – Только их отношения были далеки от идеала. В отличие от нас.

Она смеётся.

– Да, драму из нашей с тобой жизни не вытянешь.

Спустя пару затяжек в голове появляется глупая мысль.

Я прыскаю:

– Давай семь минут смотреть друг на друга молча, – говорю я. – На белой кухне. Будет напряжённый фильм.

Мама ухмыляется.

– А в итоге что?

– Будет пачка сигарет, – я давлю сигарету в кирпиче карниза и выбрасываю её. – Она весь фильм будет лежать на столе.

Моментально приходит идея лучше.

– С этой пачки фильм и начнётся, – насмешливо продолжаю я. – Ты кладёшь на стол… «Мальборо» красное. Она будет центром картины – чем-то, за что цепляется глаз. Мы смотрим друг на друга. Время идёт. Часы тикают. Сначала на моём лице недоумение, на твоём – недовольство. Потом наоборот. Через пять минут наступает полдень, часы бьют в куранты. Но мы всё ещё молчим. Спустя пару минут ты спрашиваешь…

– «Что это?»

– Лучше, – я прокашливаюсь в кулак и делаю недоумённое лицо. – «Так ты мне стрельнешь или нет?»

Мама, громко хохоча, закатывает глаза.

– Хорошо, интригующе, – рецензирует она. – А куранты тогда зачем?

– Ложная кульминация, – поясняю я.

Мама ведёт бровью.

– Выдумщик, – говорит она.

Я качаю головой и собираюсь закрыть окно, но мама предлагает постоять ещё.

Погода сегодня хорошая.

Южный ветер сбивает прядки волос на лице. Вечер на пороге своего конца: фиолетовые полоса неба, едва выглядывающие из-за зданий, подсвечиваются остатками солнечных лучей и неоном Нильского проспекта.

Сначала эти огни ядовито-жёлтые, затем – ярко-голубые, а чуть позже и фиолетовые, под цвет небесного полотна. Совсем скоро в выси темнеет, чернеет, и небосвод становится тучного, металлического оттенка. Звёзды не явятся этой ночью, луна заблудится далеко за нашими домами, повиснет над рекой, и металл выси будет рефлексировать подсветками зданий другого района.

Зажигаются фонари во дворе.

– У нас не идеально белая кухня, – вспоминаю я.

Мама мечтательно улыбается.

– Сильно бросается в глаза? – спрашивает она.

– В принципе, – начинаю я свои размышления. – Если заменить стулья и стол?.. Стена белая. Полностью кухню в план можно не брать, а всё остальное подтянуть в цветокоррекции.

– А что насчёт костюмов?

– Я рассчитываю использовать три цвета: красный, белый и… чёрный. Я думаю, чёрный идеально впишется в кадр, потому что белая одежда потеряет нас в кадре, а красная сломает акцент на сигаретах.

Мама удивлённо вскидывает брови.

– Когда ты это всё придумал?

– Только что.

Разговор выдерживает паузу в несколько минут – я предаюсь своим размышлениям.

Мысли сменяют одна другую, да так быстро, что я опасаюсь получить ещё одну судорогу.

Сначала я думаю о камере: Розмари Гейз под свою ответственность вынесла из инфо-центра старенький, потрепанный, но всегда готовый к работе «Panasonic Lumix» и два дополнительных объектива, широкоугольный и длиннофокусный. Иметь дело с камерами, кроме той, что на телефоне, мне доводилось лишь пару раз, но Гейз по милости сказала, что знает человека толкового в этом поприще. Да и сама вещица проста в применении.