Через десять минут она выходит на подъездное крыльцо.

На ней по-прежнему чёрная пилотская куртка и снова нет очков.

На крыльце её ждёт старый, уже, может быть, забытый её друг.

– Тебе что, курить больше не с кем? – язвит она.

Но ей не отвечают.

Лицо Джин бледнеет от злости, но глаза буквально сразу же выдают её истинные эмоции. Она взволнованна. Без особого повода, совершенно случайно такие люди, как Коул Прэзар, писать в десять вечера «пошли покурим?» просто не могут.

Тут я прекращу эту глупую манеру писать от третьего лица.

Мы не общались две недели.

– Сделай лицо попроще, – недовольно вздыхает она. – Дружок.

Моё лицо, наверное, весьма измученно.

Джин лишь озадаченно вскидывает бровь.

– Что-то случилось?

– Пойдём, – всего лишь говорю я.

Джин не спрашивает, куда.

Она просто идёт со мной.

Со мной или за мной – не столь существенно. Мы просто идём вместе.

Мы идём на окраину Хаскис-тауна, туда, где кончаются красные кирпичные дома и начинается спуск к реке – прямо под Хаскис-мост. Под нашими ногами хрупкий белый песок и редкая трава, но чем ближе к воде, тем более каменистый берег, тем чернее земля. Грязнеют места, гремит хруст веток под подошвой, воняет гарью. На берегу – скамейки и бензиновые бочки. Пустые.

Официальное название этому месту не придумали. У всех на слуху было место «под мостом», но что было под мостом, ведали только жители Хаскиса. Здесь под вечер собирались автомеханики из нашего района и жгли костры: приносили с собой сухой паёк и газировку, обсуждали новости недели и прошедшего дня. Словом, здесь трудяги отдыхали.

«Под мостом» – это что-то вроде пивнушек у жителей Бейкерса, но автомеханикам Хаскиса всё время хотелось сидеть у тепла и курить. В заведениях не курят.

В бензиновых бочках всегда были дотла сгоревшие ветви и окурки сигарет, скуренных до фильтра. В бензиновых бочках были, естественно, остатки бензина, за счёт которого жгли костры – насколько это зрелище являлось травмоопасным, никто никогда не задумывался. Никто, впрочем, особо от этого не страдал – один раз только ходили слухи, что слесарь поджёг себе руку в костре. Да и то, сам в бочку полез. Был пьян, наверное.

Сегодня «под мостом», кроме одиноких бочек, никого не было.

Начало недели.

Я подхожу к одной из них – той, что у самого берега, проверяю, насколько живы там ветки и много ли там бензина, чтобы не пальнуло. Всё с бочкой было в порядке. Тогда я достал спичечный коробок, пачку «Мальборо», купленную мамой в честь отпуска, и закуриваю. Ещё горящую спичку я бросаю в бочку.

Вспыхивает огонь.

Джин моментально хватает меня за локоть и чуть оттаскивает.

– Осторожнее, – ошарашенно шепчет она.

– Я справлюсь, – говорю я.

Огонь горит.

Джин испуганно смотрит то на меня, то на него.

Огонь горит.

Я снимаю с себя чёрную кожаную куртку и быстро пробегаюсь взглядом.

Огонь горит.

Куртка выброшена в костёр.

Огонь горит. Куртка тоже – горит и воняет.

Джин шокировано наблюдает за зрелищем.

– В-всё хорошо? – заикается она.

Я лишь мотаю головой.

Куртка долго горит.

Джин всё время ждёт, пока я хоть что-нибудь скажу.

Через некоторое время я сухо спрашиваю:

– Ты желанный ребёнок в семье?

Джин едва заметно кивает.

– Я – нет.

Меня охватывает лёгкая дрожь. Но я справляюсь.

Мне нужно с кем-то поговорить.

– Мои родители учились в медицинском колледже, – прокуриваю я. – Отец ездил на «бьюике». Мама была отличницей, помогала ему с химией. Отец, хоть и был хулиганом, но хотел построить карьеру. И он не знал, как сочетать карьеру и отношения с мамой.

Сигарета почти заканчивается.

– Потом она забеременела мной.

Куртка всё ещё горит.

– Она скрывала беременность до последнего. Она не хотела делать аборт – это большой грех в католичестве. А моя мама, – усмехаюсь я. – Та ещё католичка.

Джин взволнованно поглядывает то на меня, то на огонь.

Дрожат её худые ноги.

– Ты не устала? – вдруг спрашиваю я.

– От чего?

– Стоять. Слушать.

– Нет, – отрывисто произносит она. – Продолжай.

Я молчу.

Я продолжаю:

– Когда мой отец узнал о беременности, он был в бешенстве. Но было поздно. Ему нужно было доучиться в колледже ещё два года, а тут появился я. Как назло.

Я докуриваю сигарету.

– Мама бросила колледж. Отец учился и подрабатывал. Они жили в квартире мамы, на Хаскис-таун, четыре. Они поженились. Мама оставила свою фамилию. Родился я. У меня – мамина фамилия.

Я выбрасываю сигарету.

– Родился я – с недовесом, бледный, слабый. Через полтора года мама устроилась в «О'Нилл». Со мной сидит либо миссис Кит, либо отец – после работы.

Я закуриваю ещё одну.

Джин взволнована настолько, что не может курить.

– Отец терпел первые годы моей жизни. А потом я начал бегать, прыгать и болтать. В моей жизни появляются подзатыльники, затем – подножки. Меня бьют по башке и по заднице. В ход пошёл ремень. Отец не даёт мне пить и есть, надеясь, что от голодухи я сдохну. Случайно.

Мои руки потряхивают.

Я жалко усмехаюсь.

– Однажды он чуть не сбил меня на машине.

В глазах отражаются огни.

Куртка горит.

– Мама про всё знала. Сначала она думала, что я просто неуклюжий и везде падаю. Но следы ремня не скроешь. А ещё – у меня был длинный язык.

Джин боится каждое следующее мое слово.

– Она надеялась, что это пройдёт. Она очень любила моего отца. Она списывала это на злость, на усталость. Она думала, что, когда моего отца повысят на работе, он станет счастливым отцом, а не злым. Она думала, что она плохая жена. Но потом она, постепенно, поняла одну ужасную вещь.

Куртка тлеет.

Я курю сигарету.

– Это никогда не закончится, – говорю я.

Джин давится словами.

Ей холодно у самого огня. Она дрожит, как банный лист.

– Я ночевал у Китов и в полицейском участке. Я научился убегать от отца, выучил мамин номер телефона и телефон участкового. Я научился быть тихим и не подавать признаки существования. Но это не спасло меня. Когда мне было семь, моего отца повысили на работе. Мамы дома нет. Киты не в городе. Мой отец приходит домой пьяный. Я просто пью сок на кухне.

Я докуриваю сигарету и бросаю её в огонь.

Я смотрю на Джин и говорю:

– Он избил меня до полусмерти.

Куртка почти сгорела.

В моей тени глаза Джин блестят от страха.

Мой голос охрип, просел, и совсем тихо, сухо и безразлично я заканчиваю свой рассказ:

– Моя мама просто собрала его вещи, оплатила ему три месяца жилья в Бейкерс и подала на развод. И я ничего из этого не помню.

Джин выжидает несколько минут в моей тени и дрожащим голос произносит:

– А куртка…

– Это его куртка, – объясняю я.

Джин смотрит в бензиновую бочку.

Оттуда рвётся чёрный дым.

Джин внезапно начинает рыдать.

Первые секунды я стою в ступоре – у меня отказывает всё тело. Но я тут же следую примеру своей мамы и крепко-крепко прижимаю девчонку к своей груди. Джин трясётся, всхлипывает и подвывает, теребит себя за плечи и заплывшими глазами пялится в бочку.

Я нежно глажу её по волосам и что-то шепчу на ухо.

Джин – не психотерапевт и не помощник на горячей линии телефона доверия. Она моя подруга, которой я доверяю. И теперь я точно знаю по её плачу, что ей на меня не всё равно.

И теперь, после всей истории, я знаю точно, кто я такой.

– Не беспокойся, Джин, – говорю я. – Я никогда не стану таким, как он.

6 глава.

Наша история быстро кончается.

E(-06; 18)

Именно здесь всё и началось.

Именно этот день стал точкой отсчёта всего, что перевернуло моё восприятие мира. Я делил свою жизнь на «до» и «после» этого события и понимал, что никогда больше не увижу себя прежним. Прежний Коул Прэзар останется в этих записях – в той чёрной толстовке, с немытой головой по вторникам и грустными синими глазами. Дело лишь в том, что после взросления глаза Коула Прэзара приобрели новый оттенок тоски и бездушия.

Всё началось с Кейт Хоннер.

Сообщение в «Директе» от неё я ожидал меньше всего: наши социальные связи ограничивались приветствиями и взаимными «лайками» на публикациях в «Инстаграм». Нас связывала только дружба с Виктором Полански. А теперь на пустом экране выбивалось единственное уведомление в фиолетовой рамке с коротким сдержанным текстом:


От кого: Кэтти

10:07 ДП

привет, коул, мы можем поговорить кое о чём?


В моих планах было посещение курительной комнаты на ближайшей перемене.

Кейт я тут же ответил вежливым отказом:


От кого: коул

10:07 ДП

давай позже


Девчонка тогда была в сети и сразу прочитала мое сообщение.

Через несколько секунд она отреагировала.


От кого: Кэтти

10:08 ДП

это о джин.


Я знал, что не смогу отказать.

Сразу после звонка я отправился на встречу возле спортзала: он пустовал до обеда и частенько становился местом для сокровенных разговоров. Кейт Хоннер в длинной клетчатой юбке уже ждала меня там. Она переминалась с ноги на ногу и покрылась лёгким румянцем, избегая моего взгляда.

После традиционных приветствий девчонка погрузилась в молчание.

Я догадывался, о чём она собиралась ведать, и первый начал диалог.

Я сказал:

– Я знаю, что она влюблена в меня.

Кейт испуганно подняла глаза.

Спустя некоторую паузу моя собеседница, всё же, заговорила.

– На самом деле, – Кейт поджала губы. – Дело не в этом.

Было видно, что она очень волнуется.