– На прощание хоть обнимешь?

Я не спешу отказываться.

А4(-04;19)

– У меня курсы по биологии, – сообщает Джин в пятницу после уроков. – До шести. Забыла про них, прости.

Я закусываю губы и туплю взгляд.

Видимо, не получится.

В голове мысли меняются с одной на другую: то ли напиться, то ли запереться дома и не выходить до понедельника. В груди как будто что-то разрывается, падает и сгорает: наверное, легкие от дурацких сигарет уже подыхают.

– Я не особо понимаю, как добраться до Джефферсон-сити, – девчонка забивает адрес в «карты». – Это вообще где?

Я сразу выпаливаю:

– Можем вместе дойти.

Джин ухмыляется, наклонив голову.

– От Валбэри-стрит переть мили четыре, – замечает она.

– Срежем и будет три, – решительно произношу я, не имея абсолютно никакого понятия, где находится эта Валбэри-стрит.

Девчонка усмехается.

– Отец физических наук, – тянет она.

Мы расстаемся.


На Валбэри-стрит я прибыл ровно в шесть. При виде меня Джин снова искренне и удивленно вскинула брови, видимо, не ожидая вообще увидеть.

Оказалось, медицинский колледж, размещенный по данному адресу, находился всего лишь в пятнадцати минутах от школы. В Джефферсон-сити можно уехать с остановки на Бейкерс, но нужные автобусы приходят раз в час. А мне ещё нужно было заглянуть в ларёк за Хаскис-тауном и, как по традиции, перед многообещающей ночкой закупить сигарет.

К ларьку мы пошли напрямую – через Нильский проспект.

По пути я рассказывал Джин о том, куда мы вообще собираемся и стоит ли оно четырёх миль пешком или, если повезет, сорока минутам на автобусе.

Моё мнение: стоит.

Каждую пятницу моя школьная приятельница, на год младше меня, устраивает попойки у себя в квартире. На её вечеринках всегда было приятно побывать: компания состояла из наших ровесников, преимущественно – её друзей, все умели использовать разум и адекватно пить. Мы часто обсуждали какие-то несерьёзные проблемы, покуривали кальян и просто расслаблялись.

А ещё тут из раза в раз появляются красивые свободные девчонки.

– Меня девчонки не интересуют, – Джин закатывает глаза.

Я пожимаю плечами.

– Ну, ещё там много бесплатного алкоголя, – прикуривая, говорю я.

Одной из привлекательных черт попоек в Джефферсоне было и то, что мы с их организатором выбирали схожий круг общения. На её тусовках неприятные мне люди были исключены – хотя, было одно сомнительное лицо, но оно редко мелькало на вечеринке, а на меня и вовсе не обращало внимания. На вечеринках Виктора собирался почти весь белый свет – от зубрилок до футболистов из нашей школы, и я никогда не понимал, откуда в квартире Полански столько места.

Странно, что неприятные мне личности резко сделались моими друзьями в старшей школе. Конечно, все изменилось благодаря Виктору Полански и его святому русскому личику. Но я никогда не мог постичь следующей мысли: как девчонки из Нильского проспекта и парни из футбольной команды, питав ко мне то отвращение, то безразличие в средних классах, резко начали обнимать меня и пожимать руку при встрече.

Кстати о Нильском проспекте и о моей неприязни к его тусовке: признаюсь, не все люди, живущие там, противны мне и не заслуживают моего уважения. Да и не все девчонки, именуемые «тусовкой Нильского», живут там. Но они часто там обитают, в квартирах своих богатых подруг. На Нильском проспекте бедняки не живут, а деньги, как учили меня фильмы о противостоянии бедных и богатых, не делают с людьми ничего хорошего.

Я знаю забавную историю: однажды, в классе десятом, наша пьянка с Виктором чуть не сорвалась – спиртного не нашли. Полански предложил альтернативу: влиться в компанию девчонок из Нильского и выпить с ними. Мы сидели вчетвером в квартире одной из них, перетирали кости учителей и смеялись. Мне было тошно. А потом девчонки принялись поносить Джин Бэттерс. Тогда я ушёл – мама вызвала домой.

Те девчонки до сих пор не знают, что мама тогда вовсе и не звонила.

А я до сих пор не понял, почему я ушёл именно в тот момент.

Теперь эти девчонки смотрят на меня с противоположной стороны улицы в ожидании зелёного и радостно машут рукой.

Потом они замечают Джин Бэттерс рядом со мной и замирают.

– Это наш? – Джин кивает на проезжающий мимо автобус.

Я слежу за ним взглядом и испуганно вскидываю брови.

– Дерьмо, – глаза тут же бросаются к счётчику на светофоре.

Ещё тридцать секунд.

– Бежим, – я хватаю Джин за руку и, воспользовавшись пустой дорогой, тут же срываюсь с места. Бэттерс не сразу соображает, но крепче берётся за меня.

Те девчонки из Нильского проспекта, наверное, поняли, почему я тогда сбежал.


Я завожу Джин в квартиру и закрываю за собой дверь. Коридор тускло освещается неоном комнатных ламп и перекрещивается с жёлтым огнём из кухни, а из гостиной доносится томная успокаивающая мелодия. Слышатся разговоры повсюду, в мрачной гостиной и на яркой кухне: и там, и там уже сидят гости. Запах дыма чертовски одурманивает и кружит голову; на мгновение у меня темнеет в глазах.

Оказавшись на пороге этой квартиры, я выполняю свою еже-пьяничную традицию.

– Одну секунду, – ухмыляюсь я и начинаю рыться в рюкзаке.

Моментально в моих руках оказываются очки с жёлтыми стёклами.

Ещё момент – они на моём лице.

Джин озадаченно улыбается.

За спиной раздаётся насмешливый возглас:

– Они тебе сегодня не пригодятся.

Я оборачиваюсь: в проёме комнатной двери стоит девчонка невысокого роста с колоритной азиатской внешностью. У неё не было типично чёрных волос и смуглой кожи, зато черты её лица были резкими и грубыми.

Она не походила на девочек востока с картинок в «Гугл».

Она вальяжно курила «Лаки Страйк» и рисовала красные стрелки на глазах.

Её      звали Розмари Гейз.

Я протягиваю ей ладонь для рукопожатия, как делаю это обычно при встрече.

Хозяйка лишь кивает на Джин и недовольно щурится.

Я буквально читаю её мысли – спутницу представь, дебил.

– Джин, знакомься, – я прокашливаюсь. – Это Розмари Гейз. Прямо как в фильме Пол…

– Ро Гейз, – с отвращением поправляет Розмари.

Я хмыкаю:

– Ну да.

Гейз затягивается и бросает на Джин оценивающий взгляд – та отвечает тем же. Розмари хмыкает: она протягивает моей спутнице ладонь и довольно поджимает губы.

– Я на его вкус уже не надеялась, знаешь ли, – замечает Ро.

– Это комплимент? – неуверенно спрашивает Джин.

– Как хочешь.

Розмари уворачивается от моих колких замечаний и пригласительным жестом указывает на просторную гостиную, делая очередной затяг и стряхивая пепел к себе в ноги.

– Располагайтесь, друзья, – девчонка хитро улыбается. – Кальян, виски, табак от «Бонда» до «Кэмэл» и всё, что пожелаете. Меня можно даже не спрашивать – Прэзар тут всё до мелочей знает.

Хозяйка увиливает на кухню и оставляет нас одних.

Джин осматривает тусклый коридор, пока я нагло разглядываю саму девчонку до мельчайших подробностей – лохматые волосы, спущенные очки и родинка на левой скуле. Моя подруга, мягко говоря, в смятении – по её лицу не ясно, рада она знакомству или не особо.

Наверное, она и сама не до конца понимает своих эмоций.

Я предлагаю Джин пройти в гостиную.

Она не отказывается.

В гостиной вокруг большого тёмно-синего кальяна сидит группка подростков, преимущественно на год младше нас. В самом центре – рыжеволосая десятиклассница с громким голосом. Лесли «Тэ-Тэ». Девчонка бурно рассказывает какую-то историю, пускает клубы дыма и успевает выпить бокал вина. Все вокруг тянутся к ней, увлеченно слушают и внимают всем её словам.

Я видел тут всех уже не впервые: это самые близкие друзья самой Гейз. Они не упускают возможности осушить лишнюю бутылочку вина в её доме, притащить с собой своих приятелей, попустить дыму в просторной квартире, а сама хозяйка лишь рада этому – под градусом всё тайное становится явным.

Ро Гейз – глава информационного центра нашей школы.

В компании Гейз я оказался совершенно случайно – на её ноутбуке операционная система, выражаясь простым языком, «полетела», а ей срочно нужна была рабочая техника. Я как раз был рядом. Не скажу, что я прямо-таки гений в компьютерных науках, но людей таких знаю, они прятались со мной в раздевалке вместо пробежек на физкультуре. В их числе был Фриман, и он с радостью переустановил ей «винду», и в качестве благодарности Розмари Гейз позвала меня к себе выпить «вечером», обещая алкоголь на любой вкус.

Я сразу же согласился.

Фримана она не позвала, кстати.

Гейз знала, что я тусовался в различных компаниях и вполне много с кем общался.

Но Гейз не знала одного – у меня ужасная память.

Особенно под градусом.

Мы со спутницей проходим по порочному кругу, ловим приветственные рукопожатия среди сидящих и садимся в укромном месте подальше от выхода. Я замечаю, что Джин не в духе. Я пытаюсь спросить, всё ли в порядке, но в комнате слишком громко спорят подростки.

Гостиная заполнена живой речью «Тэ-тэ».

– Боже-е, она нереально скучная! – «Тэ-тэ» размахивает руками. – Ей кто права химию вести давал? Так она ещё и – о, Прэзар, милый, здравствуй, – и одевается так: лосины, юбочка и каб-лу-ки!

Лесли не упускает из виду новое лицо в компании и удивлённо восклицает:

– Боже мой! Что за малышка в нашей тусе? – рыжая поправляет волосы. – Добрый вечер, милая, я девушка с самым лучшим «Инстаграмом», но уверена, он у вас гораздо лучше.

С первого дня нашего знакомства и до сих пор я не могу точно различать сарказм и полную серьёзность в речи «Тэ-Тэ» и чаще гадаю смысл её слов. Но сейчас, глядя на резко положительный настрой в её ухмылке, я вроде как понимаю, что Джин ей приглянулась.

Бэттерс прыскает:

– Нет, ваш лучше.