Женя Богомолова - Не достигнуть координаты Х

Мои губы подрагивают.

– Я просто хочу, чтобы ты не злилась, – жалобно роняю я.

Джин смотрит прямо мне в глаза.

У меня определённо актёрский талант.

– Что угодно? – уточняет она.

Я киваю.

– Что угодно, – говорю я.

Джин нерешительно подходит ближе ко мне.

Я прекрасно знаю, о чём она сейчас попросит без слов.

На фоне внезапно начинают играть «Cigarettes after sex»21. Нежные руки Джин снимают жёлтые очки «френдзоны» с моего лица. Я притягиваю её ближе к себе, остановив свои ладони на её спине, чуть ниже груди. Она гладит одной рукой меня по щеке, я наклоняюсь к ней. Её тонкие губы чуть приоткрываются. Она взволнованно дышит через рот.

Она не решается сделать первый шаг.

Его делаю я.

Мы долго целуемся. Я глажу её по спине. Одна ладонь скользит прямо к её шее. Наши телодвижения преисполнены нежностью. В них полностью отсутствует похоть.

Наверное, это лучший поцелуй в её жизни.

В моей тоже.

Через какое-то бесконечно долгое время мы отстраняемся друг от друга. Джин тяжело дышит мне под губой. Затем она поворачивает голову в сторону, но не убирает руки с моего плеча. Я провожу кончиком носа по её щеке и слышу, как дрожит её вздох.

– Ты хочешь продолжить? – шёпотом спрашиваю я.

Джин неуверенно прячет взгляд.

– Я не знаю, – неловко произносит она.

Я тепло улыбаюсь.

– Я не настаиваю, – говорю я. – Если не хочешь, не будем.

Я поглаживаю её по спине.

Джин прислоняет голову к моей груди.

Через несколько минут до меня доносится её едва слышимый голос.

Она говорит:

– Я люблю тебя, Коул Прэзар.

Утро девятнадцатого июня я встретил с дичайшим похмельем.

Виктору, которого я нашёл на диване в гостиной, было не лучше. Его глаза опухли от бессонной ночи. На коленке появился страшный ушиб. В его руках, помимо телефона, была пустая пачка сигарет.

Больше в квартире никого не было.

– А где все? – спросил я, подсаживаясь.

У меня тоже не было сигарет.

Мой русский друг поворачивает ко мне саркастично-довольное лицо и говорит:

– С днём амнезии, дорогой.

Виктор удивлён тому, насколько сильно я был пьян.

Я забыл ярчайшее событие на вечеринке в честь именин Виктора Полански.

– В половину третьего я понял, как же меня достали все люди, собранные здесь, – рассказывает он. – Они знают только моё имя и – теперь – дату рождения. Я притворился, будто бы мне позвонили родители, дабы сообщить, что они едут обратно. Я попросил всех поспешно собрать вещи и валить отсюда.

Полански с усмешкой добавляет:

– Ты бы слышал, сколько шуму было, когда я разрешил Кейт Хоннер остаться.

Я оглядел пустую гостиную.

Кейт здесь не было и в помине.

Здесь был я.

– Я там с кем-то чуть не подрался, – говорит Виктор. – В тот момент я подумал, что я просто гений. Ведь вас с Джин я заставил прятаться в шкафу.

Джин здесь тоже не было.

Здесь был я.

– Они с Кейт уехали в пять утра, – объясняет мой друг. – С Джин всё в порядке. Ночует у моей лучшей подруги.

Виктор решительно встаёт с дивана и беглым взглядом осматривает гостиную.

То, что здесь воцарилось после весьма удачной вечеринки, «беспорядком» назвать постесняешься. Глазам смотреть страшно, да и верить не хочется. С балкона просачивался аромат того «ассорти» из сигарет, скопившихся в двухлитровой банке – она была до самой крышки полна. Запах утренней зари в квартире моего друга состоял из недопитого пива и прокуренных комнат. Чище было даже на помойке.

Мой русский друг поморщился на это зрелище и решительно пошёл к выходу.

Я последовал за ним.

– Я похмелье без сигарет не вынесу, – сказал Виктор, накидывая пальто. – А ты куда собрался? «Скинни» на задницу натяни.

Я оглядел себя с ног до головы.

Ни джинсов, ни толстовки.

Ни очков.

– Очки у тебя в рюкзаке, – говорит мне друг. – Джинсы в спальне. Толстовка у Джин.

Через минуты три поиска и сборов мы оказались во дворе синих домов Бейкерс.

Виктор по привычке достал пустую пачку и прикурил невидимую сигарету зажигалкой. В следующий момент пустая пачка была со злостью выкинута в мусорку. Следующий момент – мы в круглосуточном супермаркете. Виктор покупает литровку минералки и пачку «Мальборо Голд», демонстрируя всё тот же фальшивый паспорт.

На своей Родине он мог бы уже покупать и по-настоящему.

Но он не дома.

Мы снова оказываемся во дворе синих домов. На улице – пустошь. Виктор останавливается у подъездной лавочки и, жадно распаковав пачку «Мальборо», протягивает мне сигарету. Мы оба закуриваем. Я сажусь на лавочку. Виктор продолжает стоять. На улице никого. Время – восемь утра.

Мы прогуляли школу.

Виктор внимательно смотрит на меня.

Я сверлю его взглядом в ответ.

– Я устроил вечеринку в честь своих именин, чтобы свести Коула Прэзара и Джин Бэттерс окончательно, – вдруг говорит мой друг. – И я вновь провалил свою миссию.

Я смотрю на него.

Ты гребанный Гэтсби, Виктор Полански.

– И как ты давно ты пытаешься нас свести? – спрашиваю я.

С прищуром голубых глаз, Виктор отвечает:

– Когда я с ней познакомился, – мой друг затягивается. – Я понял, что вам нужно сойтись.

– Но почему именно с ней? – не унимаюсь я.

Полански прыскает.

– Ты с неё глаз не сводил.

Я усмехаюсь.

– Может, ты не заметил, как я смотрю на других.

Виктор мотает головой:

– Не смотришь.

Я перевожу взгляд на своего друга и говорю:

– Зато знаешь, как часто я смотрю на тебя?

Полански лишь дёргает бровью и бесстрастно курит.

– Как бы сильно ты не старался отмазаться, Коул, ты не сможешь опровергнуть кучу фактов, подтверждающий один, – спокойно произносит мой друг. – У тебя завал по математике, потому что она с нами в одном классе учится. Ты пошёл в художественный класс в этом году, потому что она тоже подавала документы в этом году. Ты по пьяни просил Розмари Гейз узнать, есть ли у Джин парень, и как же ты расстроился тогда, услышав, что он есть!

Речь Виктор с каждым словом разгорается, словно он читает трагичную поэму наизусть.

Активно жестикулируя сигаретой и глядя то ввысь, то мне в глаза, он заканчивает:

– Да, Коул, она может не нравиться тебе как девушка, ты можешь не хотеть с ней чего-то большего, но признайся ты наконец, что тебе она попросту не безразлична.

Пылкость моего друга сходит на нет.

Полански всё также бесстрастно курит, как ни в чём не бывало.

Я непонимающе вздёргиваю бровь.

– Но для чего нужны были эти мифы? – всё не унимаюсь я. – Разве мы не могли познакомиться по-обычному?

Виктор прыскает:

– Вас, асоциалов-одиночек, по-другому и не сведёшь.

Это вызывает у меня усмешку.

– Твоя идея? – спрашиваю я.

Парень кивает.

– Моя, – а затем добавляет: – И Джин меня полностью в этом поддержала.

Я саркастично выпаливаю:

– Отлично, – я поднимаю глаза на своего друга. – Это был ваш совместный план. Но почему же она согласилась? Она сразу тебе выдала все карты?

Виктор загадочно улыбается.

Мы оба знаем великую тайну Джин Бэттерс.

– Сначала я просто понял, что вас легко свести, – говорит юноша. – У вас много общего, и вы заинтересованы друг другом. Потом я предложил ей эту идею, она заинтересовалась, и мы как-то разговорились по этому поводу. А потом я просто спросил прямо.

– И что она ответила?

Полански усмехается.

– Сказала, ей нравятся козлы наподобие тебя.

– Спасибо, Виктор, – ухмыляюсь я.

– А теперь прямо спрошу я, – тут же говорит парень.

Полански с некоторое время курит молча.

Он приковывает к себе всё моё внимание, он хочет, чтобы я вслушивался в каждое его слово, чтобы смотрел на каждую его морщинку во время разговора. Я смотрю на его лицо с прищуром: оно освещается ослепительно ярким, жёлтым солнцем, выглянувшее из-за крыш понурых синих домов.

Виктор делает последний затяг и спрашивает:

– Тебе нравится Джин Бэттерс?

Синий и жёлтый.

Картина Дэвида Финчера.

Какая трагедия.

Я опускаю взгляд в свои пятки. Серый пепел крошится на мои белые кроссовки и теряется в сером асфальте. Я избегаю жгучих голубых глаз, избегаю ответа на вопрос, хотя прекрасно его знаю. Я не хочу озвучивать его вслух.

Он никому не понравится.

– Как друг – да.

Виктор недовольно мычит и стреляет бычком в урну.

Его разочарование настолько велико, что он закуривает ещё раз.

Во мне резко вспыхивает жажда объясниться. Я вскакиваю с места и, жестикулируя так же активно, как и мой друг несколько реплик назад, чуть повысив тон разговора, пытаюсь оправдать собственную невиновность не столько в глазах Виктора Полански, сколько в своих собственных.

Я говорю:

– А что ты хотел услышать, Виктор? – я настолько возбуждён, что теряюсь в словах и часто запинаюсь. – То, что я без памяти влюблён в Джин Бэттерс, хотя за весь сюжет этого романа не дал ни одного намёка на это? Мы не в фильме про подростков живём. Да, я люблю её, я люблю её, как друга, и я не хочу терять её.

Мой друг внимательно смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

Он настолько увлечён моей речью, что даже не курит.

– Я не стану ей врать, будто влюблён в неё, – мой голос резко становится тише. – Не стану притворятся её парнем, лишь бы она не грустила. Она заслуживает настоящей любви, а не какой-то фальши с моей стороны. Я не хочу, чтобы она потом страдала, а она наверняка будет – от осознания той лжи, которую я ей дам, притворившись её любовником. Я готов сделать всё, чтобы она была счастлива, но лгать во имя её спасения я никогда в жизни не стану.

Я поднимаю глаза на Виктора и жду его реакции.