Она приходит незамедлительно.

Полански тут же говорит:

– Повтори.

Я недоумённо вскидываю брови.

– Что именно? – спрашиваю я.

– Последние несколько предложений, – мой друг снова начинает курить. – Начиная с тех слов, где ты говоришь, что любишь её.

Я пытаюсь вспомнить сценарий и вновь начинаю:

– Да, я люблю её…

– Нет, – Виктор мотает головой. – Не мне. Ей это скажи.

Мы снова смотрим друг на друга.

И тогда Виктор Полански заканчивает эту сцену следующими словами:

– Она должна это услышать.

E3(-06;-18)

В Прэтти-Вейсте сегодня пасмурно.

Яркое солнце ушло за длинную черепицу крыш.

Без толстовки холодно.

Я отчаянно пытаюсь дозвониться до Джин всю дорогу от Виктора до своего дома, но она то не отвечает, то сбрасывает звонки. Сегодня среда. Скорее всего, она вскочила с кровати в семь утра и умчалась на занятия в школе, страшась упустить хоть один урок. Но как же похмелье?

После очередного сброшенного звонка я смотрю на время. Одиннадцать тридцать два. Время урока. Я обращаю внимание и на сегодняшнюю дату – девятнадцатое число, – и моё сердце резко останавливается на вдохе.

Девятнадцатое июня.

В календаре обведённое красным число.

Я представляю, как на телефон Джин приходит уведомление с пометкой «0 дней», либо же «сегодня», и у меня сводит ноги. Я чувствую, как время быстротечно, как оно проходит сквозь пальцы и перед моими глазами: я считаю секунды и понимаю, что могу потерять абсолютно всё после каждой. Я срываюсь с места, бегу на красный, судорожно открываю дверь подъезда ключами и бегу прямиком до той самой квартиры на четвёртом этаже, где живёт моя подруга.

Дверь мне открывает её мать.

– Здравствуй, Коул! – радостно приветствует она меня. – Джин сказала, что ты зайдёшь.

Женщина пропускает меня на порог квартиры, и я неуверенно захожу.

– Она дома? – спрашиваю её я, когда та уходит вглубь квартиры.

Мама моей подруги скрывается за дверьми её спальни.

– Нет, конечно! – кричит она оттуда. – Она на занятиях.

Я оглядываю коридор во время её отсутствия.

Её куртка висит на вешалке. На полу, где-то рядом с проводами, валяется её старый рюкзак с торчащим стареньким диктофоном. Другие комнаты пустуют в тишине – дома никого, кроме матери Джин, не было.

Женщина продолжала со мной диалог.

– Я тоже предлагала ей остаться, – её голос был бодр. – Но она так и рвалась в школу. У неё какой-то зачёт или что?

Вскоре она появилась в моём поле зрения.

Женщина шла ко мне с чёрной толстовкой в руках.

– Видимо, она боится прогулять очередной урок литературы, – пытаюсь улыбнуться я.

Мама Джин смеётся.

– Да! – восклицает женщина. – Она это любит.

Я быстро взглянул на неё. Тёмно-русые волосы женщины были собраны в поспешный пучок, но её вид не становился от этого неряшливым – он как-то молодил её. На лице явно не молодёжного возраста не прорезалось ни одной серьёзной морщинки.

Глаза я запомнил больше всего. Её взгляд явно не обладал той взволнованностью, бывшей в глазах её дочери, но они имели определённую схожесть: они оба были невероятно нежны, и меня довело это до дрожи.

Мама Джин протянула мне толстовку. Но перед тем – быстро оценила её запах.

– Так и воняет сигаретами, – ухмыльнулась она.

Я неловко улыбаюсь.

– Я обязательно брошу, – роняю я, забирая свою собственность.

Мы переглядываемся.

Мне сводит руки и лицо.

Я должен ей сказать.

Женщина обеспокоенно сводит брови на переносице и, наклонив голову, говорит мне:

– Ты какой-то бледный сегодня. Может, выпьешь чайку?

Я мотаю головой.

– Нет, спасибо, – выдавливаю я. – Я тороплюсь на урок.

Я вижу её улыбку.

Я подумал в тот момент: как же чертовски она была похожа на свою дочь.

Мои руки уже потянулись к ручке двери, торс повернулся наполовину к выходу, но чувство обязанности сковывало меня полностью и изнутри. Оно держало меня на пороге восемьдесят первой квартиры, что на два этажа ниже моей, и не хотело отпускать. Мне казалось, что я должен был что-то сделать, чтобы возвращаться сюда снова и снова: но страх, внезапно охвативший меня, сказал мне – я стою здесь в последний раз.

Моя ладонь намертво вцепилась в ручку двери, моя грудь остановилась на выдохе.

Я смотрел на улыбающуюся мать Джин Бэттерс.

Я не хотел, чтобы она улыбалась так в последний раз.

– Скажете Джин, чтобы перезвонила, как вернётся? – говорю я.

Это не те слова.

Мать Джин кивает.

Я тут же сматываюсь из квартиры и, услышав хлопок закрывшейся двери, ринулся к своей.

Мои ноги подкашиваются, мои ноги меня не слушаются. Джин в школе. Я хватаю велик и моментально вызываю лифт. Я заскакиваю на велосипед буквально с первых ступенек подъезда и разрываю воздух на улице. Он свистит у меня в ушах. Я очерчиваю узкие улицы Хаскис-тауна, полосую по Пятидесятому шоссе и нарезаю углы через Нильский проспект.

На улице всё так же прохладно и пасмурно.

Меня пробивает дрожь.

Я еду дальше.

Во дворе школы толпятся кучками старшеклассниками – снова прорвало трубу, поэтому занятия после обеда решили отменить. Ученики явно не горят желанием расходиться по домам и, хохоча, обсуждают свои надежды на завтрашнюю отмену занятий и итоговой контрольной. Кто-то курит без стеснения.

Джин Бэттерс здесь нет.

Джин Бэттерс нигде нет.

Я моментально и в очередной раз набираю её номер, но она не отвечает.

Я строчу ей бесконечные письма в «Директ», но их она даже не читает.

Я настолько увлечён её поисками, что не замечаю пучок светлых волос рядом с собой.

Мне приветственно машут.

Я вздрагиваю.

– Коул! – здоровается со мной Кейт Хоннер. – Как самочувствие?

На моём бледном лице искажается паническая пародия улыбки.

Эмоции собеседницы резко прячут за страхом свою доброту.

– Прекрасно, – говорю я. – Где Джин?

Кейт недоумённо вскидывает брови.

– Разве не дома? – произносит она.

Я чувствую, как у меня дрожат руки.

У меня стучат зубы.

У меня падает из рук телефон.

Я чувствую, как моё сердце отказывает буквально только что.

Мне не хватает здравого рассудка, чтобы что-то сказать.

Кейт замечает мою резкую реакцию и пытается объясниться:

– Она ночевала у меня, а потом ушла домой, – девчонка взволнованно вздрагивает. – Сказала, что не пойдёт сегодня на занятия.

С каждым её словом я чувствую, как их не слышу.

У меня кружится голова.

Я хватаюсь за голову. На улице хоть и пасмурно, но слишком ярко для моих глаз. Я теряюсь в пустоте. Мои глаза панически стреляют по месту, где я нахожусь. Мои глаза дёргаются. Мои глаза болят. Тут пусто, я не здесь. Мне нечем дышать. Я в вакууме.

Я схожу с ума.

– Твою мать!

Я способен только кричать.

Я не вижу тех, кто смотрит на меня.

Кейт панически хватает меня за руку и судорожно спрашивает:

– Что случилось? Куда она могла пропасть?

Я набираю полные лёгкие воздуха и вздыхаю.

Я чувствую свою паническую атаку.

– Всё хорошо, Кейт, – на моём лице снова бездарная улыбка и искаженное спокойствие. – Она, наверное, и в правду дома. Я не проверял ещё.

Моя восхитительная актёрская игра не скрывает настоящего мандража.

Кейт прекрасно различает мою ложь.

По толстовке.

Мы обмениваемся взглядами, и я поспешно прощаюсь с ней. Сажусь на велосипед и еду дальше. Только куда? Я больше не ведал идеями и больше не мог предугадать тех мест, где моя подруга могла находиться. Моя голова была пуста.

Где же ты, Джин Бэттерс?

Она могла выбрать абсолютно любое место в этом чёртовом городе. Она могла укатить в Джефферсон, потеряться в недостроенных дворах, спрятаться там от чужих глаз и увековечить своё одиночество. Она могла присесть на берегу реки под Хаскис-мостом, там, где снуют автомеханики по вечерам, и там, где чернеет земля, врасти чёрными берцами в корень. Она могла остановиться в Хаскис-парке и закурить за створками церкви, найти там профессора по социальным наукам и обсудить с ним религию, а затем, по духовным обычаям, найти покой в царстве небесном. Она могла быть где угодно. Она могла быть здесь или уже там.

Она могла быть уже не с нами.

Эти мысли сводили с ума.

В Прэтти-Вейсте было пасмурно и прохладно. Время – ровно час дня. Среда, девятнадцатое июня. Посреди Пятидесятого шоссе куча машин разрезало воздух, свистевший в ушах.

Именно в этот момент я испытывал самый большой страх в жизни.

Я боялся, что моя лучшая подруга, имя которой Джин Бэттерс, уже мертва.


Мой телефон неожиданно завибрировал.


От кого: Джин Бэттерс

1:03 ПП

Давай встретимся в Хаскис-парке сегодня в семь?


Всё хорошо.


Спустя минуту Джин получила нервно напечатанный ответ.


От кого: коул

1:04 ПП

почему ты не отвечаешь на звонки?


От кого: Джин Бэттерс

1:04 ПП

Не могу. Поговорим потом


Я смотрел на эти сообщения.

Я чувствовал, как моя паника постепенно уходит, но не до конца – что-то волнительное всё ещё оставалось во мне.

Я смотрел на клавиатуру и пустую строку для сообщения.

Я нервно печатал ещё одно сообщение.


От кого: коул

1:04 ПП

(черновик)

Не причиняй себе вред.


Я люблю тебя.


Я смотрел на эти сообщения.

Я смотрел на то, как ярко горит кнопка «отправить».

Я чувствовал, как эти сообщения должны быть прочитаны моей лучшей подругой.