Антон по этому поводу сказал:

– Ловко. Кому интересно участие в экспедиции?! О ней трубят уже полгода, а вот сообщить, что меня не пускают, – совсем другое дело! Тут простора для домыслов гораздо больше!

Аня тогда довольно улыбалась. Вслед за этими публикациями Антона позвали сразу в три ток-шоу: в медицинскую программу – обсуждать последствия переохлаждения, в литературную передачу – поговорить о близости творческой натуры к событиям эпохи и, наконец, в передачу о звездах – рассказать о вмешательстве массмедиа в личную жизнь публичного человека. Везде за участие предлагали хорошие деньги. Но Аня большего эффекта ждала от последней передачи – тема журналистского преследования была поистине неисчерпаема. Антон знал, откуда «растут ноги», и возражал против третьего выступления, Аня убедила его не упрямиться.

– Ты не капризничай. Ты сам говорил, что хочешь заниматься только творчеством. Для этого нужны деньги. Вот и считай, что на телевидении ты зарабатываешь себе на стихи.

Антон вздохнул – доля правды в словах жены была.

Впрочем, Аня Кулько сама раздавала интервью. Для этого она обхаживала журналисток из всяких женских журналов и интернет-каналов. Аня здраво размышляла, что на телевидение ее вряд ли позовут. Впрочем, ее пригласили на один из центральных каналов накануне Международного женского дня. Ане это стоило нескольких десятков тысяч рублей и флакона селективных духов. Во время передачи она вела себя бойко и даже вызывающе – ей надо было, чтобы ее запомнили.

На этом ее деятельность заканчивалась. Оставшееся время она посвящала уходу за домом. Аня делала попытки нанять помощницу, но окончилось это плачевно – люди уходили, не сумев найти общий язык с заносчивой Аней. Еще она страстно следила за собой, понимая, что очень важно быть всегда в форме – папарацци не дремлют. Впрочем, она специально устраивала утечку информации, пользуясь сомнительными методами.

– Мы сегодня приглашены в ресторан. Очень узкий круг будет, но вы же знаете, Антон еще недавно очень зависел от алкоголя!

Когда за полночь вышли на крыльцо заведения, их уже ждали фотографы. Антон был почти трезв и очень удивлен. Аня загадочно улыбалась.

К сожалению, вся эта деятельность приносила известность Антону, но ничего не давала Ане Кулько. Она оставалась женой поэта, и только. К тому же периодически наступал финансовый кризис. Для нормальных людей это явление обыденное, которое требует терпения, обуздания желаний и внимательного отношения к расходам. Для Ани это была трагедия. Вообще Антон Пьяных, иногда наблюдая за женой, удивлялся – простая, неизбалованная девушка из маленького городка имела привычки и манеры наследницы какой-нибудь промышленной или торговой империи. Антон, человек совершенно непритязательный, с неохотой ел пшенную кашу с салом. Но материальная сторона жизни для него была вторична. Его голова была занята творчеством, взаимодействиями с другими людьми, наконец, идеями. Материальное для него было все же вторично. И вот это было их с Аней Кулько самым главным отличием. Иногда Антон вспоминал Инну Соломатину – та с полуслова могла понять не только настроение, особенности характера и образ жизни, но и то раздраженно-отстраненное состояние, которое предшествовало работе. Кулько же безумно раздражалась, когда вдруг Антон отвечал невпопад, исчезал на день или переставал вообще разговаривать.

– Странный ты. Вот на работе ты же не будешь изображать такого монстра, ты сдержишься, будешь вежливо отвечать. Что же ты дома так себя ведешь?! Я же принимаю все на свой счет.

Антон попытался объяснить, что дело не в ней, а в особом настрое, что поэзия – это состояние души, но, взглянув на упрямое выражение лица Ани, ничего не стал говорить.

Решение о разводе Аня принимала исходя из материальных соображений. Будучи женой поэта Антона Пьяных, она не разбогатела, много времени тратила на мужа, а о своих делах совершенно позабыла. Теперь же она должна была предпринять важный шаг, который, как она считала, в корне поменяет ее жизнь.

После загса она отправилась на собеседование. Изучив адрес, который ей прислали, она поняла, что офис работодателя находится на краю Москвы, если у этого города вообще есть край. Проехав на трех транспортах, Аня очутилась на пустыре, где не было ни одного дома, кроме потемневшего бревенчатого барака. Из четырех окон светилось одно. Аня в нерешительности остановилась, потом потянула ручку входной двери и оказалась на темной лестнице. Стены были выкрашены синей краской, ступени были в щелях. «Ой, я, пожалуй, вернусь и разводиться с Антоном не буду!» – подумала она, но тут кто-то загородил свет на верхней площадке.

– Вы ко мне? – спросил мужской голос. Лица Аня не видела.

– Я даже не знаю, – зло ответила Аня, – не думаю, что блестящие перспективы берут начало в подобных местах.

– Ошибаетесь, – спокойно сказал мужской голос, – «когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда, как желтый одуванчик у забора, как лопухи и лебеда».

– Так то – стихи, – немало удивленная, произнесла Аня. Ситуация была фантасмагоричная – окраина, барак, занюханная лестница, мужик без лица и стихи Ахматовой.

– А наша жизнь – те же стихи…

«Что-то многовато поэзии на мою бедную голову!» – подумала Аня. Она поднялась по лестнице и прошла вслед за мужчиной в большую комнату.

В комнате пахло дачей. У семьи Ани дачи никогда не было, но она еще в студенчестве приезжала к Соломатиным в Малиновку. У тех там был огромный дом. Дом был старым, но удивительно обжитым – с множеством книжек, безделушек, давно вышедших из моды одежд и такой же кухонной утвари. Неподъемные мясорубки, приспособления для удаления косточек из ягод, огромные сита и еще множество всего, что так было в ходу полвека назад, а теперь все это лежало, вызывая любопытство. На даче у Соломатиных всегда что-то варили, солили, пекли. Казалось, что там родни целая армия и всех надо накормить. Но семья Соломатиных была небольшая, всего три человека. Стол всегда накрывали щедро и приглашали соседей. Там было хорошо, Аня это помнила. И еще она помнила, что в том соломатинском доме пахло точно так же.

– Да, дерево. Да, старое. А пахнет прошлой жизнью, – заметил ее реакцию мужчина. Кулько наконец рассмотрела его. Это был высокий, достаточно грузный человек средних лет. Одет он был хорошо – дорогой черный свитер под горло и джинсы. Джинсы были тоже дорогими – у Ани был глаз наметан. Еще она заметила, что хозяин комнаты имел сильные, но ухоженные руки. «Да и загар тоже неплохой… Или это освещение такое?» – хмыкнула про себя Аня. Ситуация по-прежнему была загадочной.

– А вы точно Воеводин? – догадалась наконец спросить Аня.

– Да, я точно Воеводин. И меня точно зовут Игорь. Отчество – Леонидович. Паспорт показать?

– Показать.

– Вот. – Мужчина протянул документ. Кулько долго его изучала, пытаясь запомнить серию и номер.

– Понятно, спасибо, – наконец сказала она.

– Вы – Анна Кулько. Я так и понял, вы сегодня на собеседовании.

– Конечно, это не мое дело, но почему здесь? В таком месте, в таком доме? Неужели у вас здесь офис?

– Мне так удобно. Но, если вам что-то не нравится, вы можете не проходить собеседование. – Воеводин посмотрел Ане прямо в глаза.

И она поняла, что здесь не стоит вести себя развязно, свободно. Здесь лучше помалкивать, больше слушать, больше запоминать и наблюдать. А заодно делать вид, что ты наивная и простодушная.

– Что вы! Мне важна сама работа, не обстановка, – горячо заверила Анна.

– Вот и отлично, тем более что условия работы далеки от идеальных, – усмехнулся Воеводин.

– Я повторюсь: мне очень нужны деньги. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Про себя Аня подумала, что отказаться от предложения она всегда успеет, а в первую встречу надо себя показать с лучшей стороны.

– Итак, расскажите о себе, – попросил Воеводин.

Аня откашлялась и очень коротко изложила свою биографию. Эту часть собеседования она даже дома отрепетировала. Аня понимала, что от волнения или сбитая с толку вопросами она вдруг упустит главное, выгодное для себя обстоятельство или проговорится о том, что выставит ее в дурном свете. Поэтому сейчас она спокойно, с паузами, словно размышляла, а не заученно, излагала то, что репетировала дома. Воеводин слушал внимательно, а когда она закончила, вдруг сказал:

– Вы отличная актриса. Умеете держать ту самую известную паузу.

Аня только вежливо улыбнулась, поскольку комплимент был сомнителен. В устах Воеводина слово «актриса» как-то сильно напоминало слово «лицемерка». Что ответить, она не знала. Впрочем, Воеводин стал задавать вопросы, и вскоре потекла оживленная беседа. Кулько пыталась внимательно следить за интонациями и словами собеседника, но очень скоро оставила эту попытку. Воеводин сыпал вопросами, если она не успевала ответить, задавал следующий. Через какое-то время он спросил:

– Таким образом, ваша вторая половина не будет возражать против вашей работы по одной простой причине – вы мужу ничего не расскажете? А не расскажете, поскольку собираетесь разводиться? Я верно понял?

Аня пыталась припомнить, в какой момент она рассказывала об Антоне и упоминала ли намерение разойтись с ним. Ей показалось, что такого не было. Поскольку она уже устала от этого словесного марафона, то слегка раздраженно поинтересовалась:

– Про развод я вам говорила? По-моему, нет.

Воеводин рассмеялся:

– Нет, впрямую не говорили. Но это легко было понять по некоторым вашим фразам. Стоило только внимательно слушать, следить за лицом и интонацией.

«Господи! Почти доктор Лайтман! «Обмани меня»! Стало быть, тут не только поэзия, но еще и психология». Аня порядком устала от такого непростого собеседования. Она никогда не любила напрягаться, терпеть не могла разгадывать чужие шарады. Она любила сама расставлять ловушки. Тут же был человек, явно способный на каверзы. И он был опытнее самой Ани.