– Прости меня! Пожалуйста, – он как-то легко перешел на «ты», – я не хотел. Это правда. Так получилось.

– И что же теперь делать! – воскликнула Аня.

– Допивать чай и ехать домой. А завтра встретиться опять. И все покажется не таким ужасным.

Аня Кулько заплакала сильнее. Теперь на них обращали внимание все, включая официантов.

– Пошли в машину. Там договорим. – Федотов положил деньги на стол, помог Ане подняться и, обняв ее за плечи, вывел из кафе.

В машине он включил радио. Играла какая-то музыка, которую он когда-то слышал, но никак не мог вспомнить, когда. Мелодия была грустная, и поздний вечер тоже совсем невеселым. Федотов подумал, что в его жизни все складывается не так, как хотелось. Он понимал, что так происходит у всех людей. И трудности, разочарования и даже горе – должны быть. Не должно быть этой ревности, разрывов, провалов, темных пятен, событий, которые порой невозможно объяснить. И отсутствие ответов – это испытание гораздо сложнее, чем одиночество или безденежье. Когда-то был детский дом. Та жизнь не имела объяснений. Кто его родители? Почему они оставили его? Он так этого и не узнал. В этой жизни Федотов готов был бороться с реальными трудностями, но страдал от невозможности объяснить поступок жены. Их разрыв. «Может, позвонить ей?!» – мелькнула мысль. Но сама вероятность этого разговора, где он выступает просителем, а она будет мучиться от неловкости и жалости к нему, калеке, заставила его вздрогнуть. Он не мог себе представить, что заставит его выяснить причину ее поступка. Ему всегда будет казаться, что его разговор будет истолкован как прошение о милосердии. «Если бы не нога!» – какой раз подумал он.

– Отвези меня домой, – всхлипнула рядом Аня Кулько.

У нее перейти на «ты» получилось так же легко. Она съежилась на сиденье и вытирала бумажной салфеткой глаза. Федотов посмотрел на нее и вдруг почувствовал, что история с Инной заканчивается. Невозможно вечно биться над загадками, невозможно ломиться в закрытую дверь. У него есть сын. Он всегда будет его любить. За него он будет бороться. Будет его воспитывать, заботиться. А жить он будет сам по себе, своей жизнью. Отпустив прошлое и перестав мучиться сомнениями. В его жизни были и есть достижения. Он должен гордиться собой, он должен помнить тех, кто ему помог. Среди этих людей Инна Соломатина. Но жить отныне он будет сам по себе.

– Да, я тебя отвезу, – сказал Олег и поцеловал Аню. – Ты простишь меня?

Глава шестая

Колесник не только умел хорошо летать, но он отлично плавал и нырял. Прыжки в воду были тоже его сильной стороной. Соломатина, он и сын Инны, Степан, отдыхали на море уже пятый день. Инна получала удовольствие от тех открытий, которые каждый день делал Степка. Эта родительская радость – дарить своему ребенку мир – оказалась самым большим подарком в поездке. Все остальное – великолепное море, прекрасный климат, хороший отель, вкусная еда и приятные люди вокруг – было омрачено одной-единственной догадкой, которая появилась только здесь, на Средиземноморском побережье. Догадка эта была банальна – ее давний друг, порядочный и честный мужчина, ее теперешний любовник Сергей Петрович Колесник никогда не заменит ее сыну отца. Соломатина была психологом, она понимала, что заменить родителя вообще очень сложно. Но она также знала, что распространены случаи, когда дети от первого брака прекрасно ладят со вторыми мужьями и женами. И те, в свою очередь, становились близкими им людьми. Но в случае Степана и Сергея Петровича этого ждать не приходилось. Глядя на то, как эти двое пытаются приноровиться друг к другу, Инна понимала, что надежды почти нет. Справедливости ради надо было сказать, что больше приноравливался Колесник, но делал он это так неумело, что Соломатина только скрипела зубами, а потом не выдержала и тихо сказала:

– Сережа, он же ребенок. Он же чувствует все. У тебя две крайности – ты или очень строг, или заискиваешь перед ним.

Колесник обиделся и полдня отмалчивался. Инна постаралась не обращать на это внимания. Она пошла с сыном к дальнему бассейну и учила его там плавать брассом. Она сама любила этот стиль и могла преодолеть приличное расстояние. К ее радости, Степан очень быстро освоил все движения. Инна отметила, что ребенок не капризничал, если что-то не получалось, не обижался на замечания и вообще с ним было легко.

– Почему ты обиделся на дядю Сережу, когда он тебя учил плавать? – не удержалась от вопроса она.

– А почему он меня должен учить? Меня папа может научить! – вполне резонно ответил мальчик.

– И папа тоже тебя научит. Но просто сейчас мы все на море, отчего же не поучиться!

– Надо было папу на море взять, а не его, – буркнул Степан, но вышло это у него не зло, а с обидой.

Соломатина растерялась, а потом сказала:

– Ну, с папой ты обязательно поедешь.

– И с тобой?

– Я постараюсь с вами поехать, если на работе меня отпустят.

У Инны сжалось сердце – разговор сына был попыткой понять, что же все-таки произошло между родителями, и попыткой их помирить. Соломатина помнила, как она в детстве старалась сблизить руки родителей. Они обычно шли втроем – отец, мать, между ними маленькая Инна. По молчанию родителей было ясно, что в семье разлад, а эта прогулка втроем – не больше чем дань воскресной оздоровительной традиции. И что родители объединились на этот час ради нее. Инна мучилась от всеобщего тяжелого молчания, ее терзали отрешенные лица родителей, и она от отчаяния пыталась соединить руки матери и отца. Но руки не поддавались. Мать с нарочито независимым видом высвобождала ладонь и поправляла и без того идеальную прическу. Отец просто смотрел в сторону. Сейчас, слушая сына, Соломатина с ужасом поняла, что уготовила Степану ту же муку. Что вот сейчас он бьется над этой странностью в поступках любимых людей и своим поведением пытается вызвать ее на откровение, на разговор. Соломатина посмотрела на беззаботных людей вокруг, подошла, взяла стакан сока для сына и усадила его в шезлонг.

– Степа, папа тебя очень любит! Он любит тебя даже больше, чем меня. Или наших бабушку с дедушкой…

– Лучше бы он тебя так любил, а не меня. Тогда бы вы вместе были. И мне было хорошо. А этот дядька…

– Он – не дядька. Он – дядя Сергей.

– Хорошо – дядя Сергей. Он – чужой. Давай следующий раз папу возьмем с собой?

Соломатина не любила врать, а ребенку врать она считала вообще преступлением.

– Мы постараемся. Пока я ничего не могу обещать – я же не знаю, когда у него отпуск.

– Ты вообще ничего про него не знаешь, – буркнул сын.

– Это почему же? – растерялась Инна.

– Так ты же с ним не разговариваешь. И он не приезжает к нам. Он только к бабушке приезжает.

– Взрослые могут не встречаться, но это не значит, что они ничего друг о друге не знают.

Степан уже ничего не отвечал, он допил сок и прыгнул с бортика в бассейн. Инна подумала, что он захочет просто бултыхаться, но тот крикнул:

– Смотри, я буду плыть брассом! Правильно?

«Копия Федотова – упрям!» – улыбнулась про себя Инна, но настроение было у нее плохое. Она так ждала этой поездки – новые места, наконец-то полноценный отдых с бездельем, солнцем, пляжем, с людьми близкими и любимыми. Соломатина именно так и думала – «любимыми». Ей казалось, что Колесник тоже попадал под это определение. Но когда обнаружилось противостояние характеров, Инна безоговорочно стала на сторону сына, и Сергей Петрович вдруг начал ее раздражать.

Все детали поездки были тщательно продуманы. Было очевидно, что втроем поселиться в один номер было нельзя. Поэтому Инна со Степаном жила в двухместном люксе, Колесник занимал одноместный номер рядом. Когда сын засыпал, Инна приходила в номер Сергея Петровича, но среди ночи обязательно возвращалась к себе. И каждый раз, когда они были вместе с Колесником, она не находила себе места – ей казалось, что сын проснулся и ищет ее. Инна так себя взвинтила, что Сергей Петрович не выдержал:

– Слушай, я так не могу. Мне грозит импотенция. Я как на вулкане.

Соломатина сконфуженно рассмеялась, а потом разозлилась:

– Знаешь, все же главное в этой поездке – то, что втроем и Степан впервые на море. Поэтому давай немного «холостыми» побудем.

Колесник это воспринял спокойно и вроде бы с пониманием. Но в общении со Степаном вдруг появилась строгость, нетерпение, которая сменялась неумеренной веселостью и потаканием его шалостям. Соломатина не знала, как себя вести, – одергивать ей не хотелось, чтобы уж совсем не испортить себе и другим отпуск. Но тут случилась история, из-за которой она повысила голос на Сергея Петровича и совершенно точно поняла, что из затеи отдохнуть и познакомить сына и любовника ничего не вышло.

В жаркий полдень все собирались под зонтами вокруг бассейна. Инна следила, чтобы сын не перегрелся на солнце и не обгорел. Соломатина и Колесник были рядом – читали, смотрели кино, просто дремали. Однажды, наплававшись с утра, Инна задремала под зонтом. Она видела, что Степан возится с планшетом, а Колесник, сдвинув брови, силится перевести какую-то статью из местной газеты. Соломатина улыбнулась и подумала, что не так все плохо, просто нужно время, и все само как-то образуется. А проснулась она от голосов. Прислушавшись, она поняла, что разговаривают Колесник и Степан. И что они не под зонтами, а неподалеку, в бассейне. Инна сначала хотела встать и подойти к ним, но замешкалась и стала свидетельницей разговора.

– Ты просто трусишь, а для мальчика это стыдно, – говорил Колесник.

– Я не боюсь, – с обидой говорил Степан, – но мама мне не разрешала этого делать.

– Я же с тобой пойду, я буду рядом. Мама не будет ругаться. Я ей все объясню.

– Нет, я не могу. Я должен сказать маме.

– Трусишка, ты же знаешь, что будить маму нельзя. А в море ты просто боишься заходить. На море – волны, а это же бассейн! – проговорил Колесник с какой-то почти злорадной интонацией.