Людвиг нажал кнопку лифта.

— Не беспокойтесь, фрау Рэйн, — тут же произнёс он. — «Иннэйт» будет очень ценным приобретением. Если что-то для вас и изменится, то только в лучшую сторону. Мы очень ценим всё, чего вы добились, и собираемся преумножить ваши успехи.

Я вздохнула, заходя в лифт.

— Мы не очень-то любим перемены, герр Байерн. Даже когда они сопряжены с повышением гонораров. Пятый этаж.

Людвиг коснулся кнопки с цифрой «пять».

— Мне особенно хотелось бы поговорить с господином Знаменским и его… партнёршей, — произнёс он. — Главный бриллиант в короне вашей компании. Как мне намекнули, они уже много лет творят вместе. Невозможно переоценить стабильность, фрау Рэйн. Всё-таки новые имена приходят и уходят, но пара, которая уже сложилась, пишет годами и настолько коммерчески успешна… не буду отрицать, что мой главный интерес в вашей компании лежит именно в них. Уверен, когда наш рекламный отдел выпустит их обновлённую биографию, их новые работы произведут настоящий фурор. Немецкие читатели очень любят семейные ценности.

О да, мрачно подумала я. Замужняя женщина. Два соавтора в разных городах. Десять лет разницы, ревность, одиночество, боль в пронзительных письмах.

И я, за каким-то чёртом угодившая между этими жерновами.

— Угу, — вздохнула я. — Мы тут все очень за… семейные ценности. Все как один. Так что смело заворачивайте нас в бумажку.

— Это пока даже не переговоры, — мягко сказал Людвиг. — Всего лишь неофициальный визит. Мы немного переписывались с моим русским коллегой, и я просто хочу посмотреть на его компанию поближе.

— Расскажете о впечатлениях?

— Вам? Обязательно.

Лифт открылся, и я замерла.

Кажется, я только что узнала, как выглядит Антон Знаменский.


Мы с немецким гостем стояли у пустой стойки секретаря, а за ней за стеклянной стеной, открывающей вид на главную переговорную, горел огромный экран. Работал проектор, и на экране один за другим сменялись фотографии-слайды.

Но я смотрела не на них.

Слева от экрана висел рельефный синий постер в классическом стиле компании. Профессиональный коллаж, чёткие шрифты: наши пиарщики знали толк в дизайнерах, и название, выполненное готическими буквами, сразу бросалось в глаза.

«Море безумия — 2». Продолжение сольного проекта Анта.

А сверху была фотография.

Ого, подумала я.

На вид ему было около тридцати; пожалуй, он выглядел даже старше, чем я думала. Тёмно-русые волосы, строгая оправа очков, немного необычный разрез глаз. И губы.

Которые мне вдруг срочно захотелось поцеловать. О чёрт, чёрт, чёрт…

Банить надо за такие плакаты, мрачно подумала я. Или занавешивать и ставить значок «восемнадцать плюс».

И я никогда, ни за что не заберу один с собой. Нет. И не просите.

Я перевела взгляд на экран. В полутёмной переговорной сидели трое: Ромка, его зам Игорь и какая-то женщина. Немного обидно было, что я почти никого ещё не знала в лицо. Впрочем, какие мои годы.

На экране крутились давние слайды. Пожалуй, даже не пятилетней давности, а скорее уж десятилетней. Я узнала совсем юную Варьку рядом с Ромкой, Юльку на коленках у белокурого здоровяка, Игоря у костра с каким-то хмурым парнем в очках…

Я тихо ахнула, переводя взгляд на плакат. Нет, не с каким-то. С Антом.

С не моим Антом. Но тогда он ещё был ничьим, правда?

Если бы я встретила его тогда… Он только начал здорово писать, а я слушала тяжелый рок и писала отвязные строчки для песен местных рэперов. Думаю, Ант бы вполне вписался.

Я тяжело вздохнула. Но нет. Те рэперы давно уже получили свои красные дипломы и уехали в Сан-Франциско с жёнами и детишками. Ант встретил Иринку, у которой его отбила Лена. А я… хм.

Я окинула постер долгим внимательным взглядом.

Послезавтра. Он будет в Москве послезавтра.

Без Лены.

Я чуть не застонала. Искушение послать к чёрту всё, вообще всё, начиная с Лены и заканчивая собственной выдержкой, и запрыгнуть к Анту в постель было чудовищно. В эту минуту я была очень, очень плохой девочкой.

Я не хотела отдавать его Лене. Я не хотела отдавать его никому. И плевать, что Ант не принадлежал мне от слова совсем; я хотела его, как шестилетний ребёнок хочет найти килограмм конфет под новогодней ёлкой. Даже если потом придётся рыдать в кресле у стоматолога.

А потом Людвиг тронул меня за рукав, и одновременно сидящие в переговорке увидели нас. Вспыхнул свет, и я торопливо улыбнулась.

Ромка вышел к нам, сияя. Игорь тут же заговорил на сносном английском, витиевато выражая восторг, что высокий гость добрался до них даже раньше назначенного времени. Мужчины пожали руки, и Ромка, наклонившись через стойку, попросил спешно подбежавшую Олесю принести кофе.

— Янка! — Игорь пихнул меня в бок. — За деньгами пришла?

— Ну, раз уж нас вот-вот купят за миллионы, — ответила я, покосившись на Людвига, — было бы обидно не урвать кусочек.

— Все вы, писатели, одним миром мазаны, — беззлобно сказал он. — Вот и звезда наша приехала свои финансы утрясать. Эх, а ведь когда-то из всего имущества были штаны и авоська с тушёнкой! И кирпич.

— Зачем кирпич?

— Чтобы помнить о бренности бытия, — хмыкнул Игорь, оборачиваясь к переговорке. — Ленчик, солнце наше золотое, иди к нам!

На экране всё ещё сменялись слайды, краем глаза заметила я. А потом изображение моргнуло и застыло.

Этот слайд отличался от остальных: он явно был сделан позже. Молодая женщина в промокшей насквозь рубашке и длинноволосый юноша, укрывающий её своей курткой. Они обнимались и хохотали, и, казалось, весь снимок был одним продлённым в бесконечность моментом счастья.

Я не сразу поняла, кем они были. А когда поняла, тут же перевела взгляд на женщину, вышедшую из переговорки с пультом в руке.

И представлять её не требовалось. Кого ещё Игорь мог назвать «Ленчик»? Кто ещё мягко и ненавязчиво продемонстрирует собственную фотографию с Антом, совершенно случайно напоминая, чей он на самом деле соавтор? Ведь и Ромка, и Игорь тут же сказали ей, кто я.

А я теперь отлично знала, кто она.

Лена Вьюжная.

Она улыбнулась мне, и я выдавила ответную улыбку. Мы ведь будем приветливы и доброжелательны, правда? Возможно, даже с энтузиазмом. Будем хвалить работы друг друга в лицо и вежливо и корректно отзываться за глаза.

И молчать, молчать про слона в комнате.

Впрочем, мне кажется, было не о чем уже молчать, верно? Ведь Лена была в Москве, и Ант послезавтра приедет к ней. Они будут в Москве вместе. Без меня.

Чёрт. Как же глупо с моей стороны было на что-то там надеяться.

А он даже не упомянул о том, что она тоже будет здесь. Ни слова.

Очень хотелось послать всё к чёрту, по-быстрому подписать бумаги и свалить в закат. Но это было бы проявлением слабости.

— Добрый день, — произнёс кто-то по-английски моими губами. — Герр Байерн, наш деловой партнёр — фрау Вьюжная, одна из самых популярных наших авторов.

Лена тепло и искренне улыбнулась. Лицо Людвига выражало абсолютное счастье.

— А где же второй участник вашего тандема? — предсказуемо произнёс он. — Герр Знаменский?

— Он будет в Москве на днях, — чуть нахмурившись, ответила Лена. — У него защита докторской.

— И вы, разумеется, его поддержите, — уверенно произнёс Людвиг. — Ваш взгляд и ваше тепло придадут ему сил.

Я чуть не поперхнулась. Нет, Людвиг, в писатели тебе точно нельзя.

— И когда же нам ждать следующего потрясающего приключения от вас двоих? — спросил Людвиг.

Лена очаровательно подняла брови.

— Пока это секрет. А вам так важно это знать?

— Безмерно, — серьёзно произнёс Людвиг. — Один из важнейших факторов — ваша стабильная работа. Вы и ваш партнёр — золотой фонд «Иннэйт», моя дорогая фрау Вьюжная. Без вас было бы просто бессмысленно говорить о любых сделках.

Лена и Ромка обменялись взглядами. Вид у Ромки почему-то был донельзя мрачный.

— Ничего не случилось? — поинтересовалась я. — Пожар, налоговая, тараканы?

— Вообще мир и покой, — махнул рукой Игорь. — Даже стриптизёры-пожарные приезжать отказались, говорят, ну его к дьяволу, ваш русский бизнес, едем в Зимбабве. Кстати! — Он оглядел меня и повернулся к Людвигу. — Наша юная Яна пишет новый проект с герром Знаменским. Будет великолепно.

Людвиг просиял, поворачиваясь ко мне.

— Уверен, вы выступите достойно, — весело сказал он. — И как же вам пишется с этим гением? Не подмывает увлечь его в новый дуэт?


Я замерла под перекрёстьем взглядов, судорожно соображая, как лучше пошутить. Что Анта и на троих хватит? Что Лене со своими мужиками бы разобраться? Что всё, что я хочу — чтобы меня выпустили из этого сумасшедшего дома, и я переквалифицируюсь из литераторов печь авторские тортики с лавандой?

— Ну, — невозмутимо сказала я, задумчиво глядя на постер, — сегодня утром я даже вспомнила, что зубную щётку надо ставить в стаканчик над раковиной, а не в ботинок. И спать надо на кровати, а не на подоконнике с ноутбуком, потому что ты резко захотел ощутить, что чувствует заключённый, встречая свой первый свободный рассвет. И из дома, кстати, я вышла впервые за неделю, что тоже было откровением. То есть от текста я иногда отрываюсь. Но это сложно. Оторваться, я хочу сказать. От текста.

… Вот интересно, я сама сейчас поняла, что сказала?

— Иными словами, — с лёгкой улыбкой произнесла Лена, — ты наслаждаешься процессом.

— Да, просто я не уверена, что…

«… Что Анту сейчас до этого», — чуть не произнесла я. «Потому что он перестал спать, потому что у него выдалась тяжёлая неделя, и он ни словом не обмолвился, что что-то не так, но то, что с ним сейчас происходит, мне совсем не нравится».