Марта Зверева - Не надо, дядя Андрей!

— Пять лет. Жить вместе нам будет тяжело, но выбора нет. Я тебе не доверяю и буду контролировать. Завтра придут рабочие, сделают тебе нормальную комнату с ванной и замком. Будешь сидеть там. Будешь хорошо себя вести, начнешь выходить гулять. Плохо…

Я уже была на грани истерики. Тюрьма! Хуже тюрьмы! Там и то больше свободы! ЗА ЧТО?!

— А если плохо, то что? — Спросила звонко сквозь слезы в голосе. — Опять меня выебешь?

— Да. — Спокойно согласился он. — Я тебя опять выебу. И тебе не понравится.

ЧТО????????

Я была в шоке. Как он… так… Как он мог говорить так спокойно? Такие дикие, невозможные, чудовищные вещи обещать?

Я была в шоке.

Но Андрей не шевелил и бровью. Стоял, повернувшись боком, молчал. Только зубы сжимал и стискивал кулаки скрещенных на груди рук.

— Что ты так удивляешься? — В чайных глазах полыхнула ярость, но была тут же подавлена. — Диктофона у тебя нет, меня не привлечь. А так, я подумал, что хорошая же мотивация вести себя прилично, Лизонька. Подумай.

— Ты… — я задыхалась от слез в горле.

— Мудак и насильник, — закончил за меня Андрей. — Зачем я буду с этим спорить, да? Я лучше подтвержу эту репутацию. Все. Чем ты меня назовешь, получишь в ответку. Чтобы не зря называла.

И он вышел, оставив меня в шоке.

Так себя не ведут! Так не делают! Как так можно?!

Это помогло.

Бог видит, я… не знаю, чего я хотел. Но это помогло.

Лиза ходила тише воды, ниже травы. Сидела целыми днями в своей комнате, а когда пришли рабочие переместилась в сад. Купалась в бассейне только вечером, когда уходили пациенты, а я оставался доделывать дела в клинике. Как только темнело, поднималась наверх и смотрела телевизор или тупила в интернете.

Я принес ей ноутбук и телефон, она поблагодарила тихим голосом и отменно проходила ежедневные проверки, так что я сократил их до раз в три дня. Думал перевести на раз в неделю.

Ее телефон так и не смогли взломать. Но наказывать ее за упорный отказ сказать пароль было бы несправедливо. Закон обратной силы не имеет.

Она молча ела свою еду три раза в день, не поднимая на меня глаз.

Один-единственный раз я наорал на нее, когда она вышла в сад в слишком коротких шортах, а я там беседовал с поставщиком стоматологического оборудования, неприятным типом, который провожал ее сальным взглядом, забыв о чем мы вообще говорим. До той поры я и не замечал, насколько у него мерзкое розовое лицо и заплывшие глазки.

— Лиза! — рявкнул я. — Переоденься!

— Да что такое… — заныла она в ответ. — Жарко же, нормально…

Жара реально стояла по-настоящему летняя, но меня взбесило то, что она огрызается. Я с намеком положил пальцы на пряжку ремня и то, как расширились от ужаса ее глаза, одновременно взбесило меня и наполнило холодным сладким удовлетворением.

Действует! Работает, значит!

Но взгляд, который поставщик бросил на ее задницу, когда она убегала в дом, мне не понравился совсем.

Быстро закончив с ним все дела, я поднялся к Лизе в комнату. Рабочие огородили часть коридора и теперь у нее была своя отдельная треть этажа. На здоровье, лишь бы ко мне не лезла. Я толкнул дверь, но она оказалась запертой. Стукнул раз, два, три… И только тогда недовольный голос со следами слез поинтересовался у меня:

— Ну что еще? Я вообще ушла!

— Открой.

— Не хочу! — прорезалась дерзость. — Ты сказал, это будет моя комната.

— Блядь… — я стукнул кулаком в стену. — Значит так. Новое правило. Когда у меня гости, ты сидишь в комнате и не высовываешь нос вообще. Ясно тебе?

Молчание было мне ответом.

— Лиза! — рявкнул я. — Еще раз! Ясно?!

— Ясно… донеслось оттуда тихое.

Все вроде было как надо, но что-то в этой ее чумной покорности меня выводило. Радоваться бы надо, что проблема решилась. До конца лета мы еще успеем установить оставшиеся правила, а когда начнется учеба менять их будет гораздо проще, когда она привыкнет, что должна вести себя скромно. Но свербело. Хер знает что. Не бывает, что бешеная кобылица вдруг угомонилась.

Готовит что-то?

Но день за днем она ходила, опустив глаза, в штанах и длинных юбках, перестала даже плавать, кроме как по воскресеньям. Я не обострял ситуацию, трахая своих любовниц за пределами дома.

Так прошло две недели.

В тот вечер я закончил прием раньше. Обычно я не торопился, но в этот день у нас с мужиками были договорены посиделки. Давно уже ничего не устраивал, но они все понимали. Все-таки не каждый день брата хоронишь. Но пришла пора вернуться к старым традициям. Я расчехлил баню на участке. Ну как, баню… финскую аккуратненькую сауну, не нормальную русскую парилку. Но нам просто посидеть, за паром мы ездили в Березняки.

Олег с Глебом приехали первые, потрындели во дворе, искупнулись в бассейне, я проследил, чтобы Лиза не высовывалась. Не хватало еще палить, что у меня живет псевдо-племянница. Но все прошло отлично, и мы дождались остальных. Они привезли бухло, закуску и банщицу. Знатную деваху лет тридцати пяти, сочную и мясистую, с хорошо налитыми буферами и всю целиком ладную и гладкую.

Трахать ее никто не собирался, у нас было что-то вроде мальчишника, но взбодрить кровь, поглядывая, как она в одном фартучке на поясе нагибается над камнями, поливая их ароматной водичкой, как перекатываются ее округлые ягодицы, когда она переходит к скамьям, чтобы постелить на них полотенца и расставить ведра с вениками, было приятно. Сразу начинал действовать и жар.

При ней и байки травить было приятнее. Как бы не строила из себя прожженную бабу, а когда при тебе мужики в подробностях рассказывают, как ебали по кругу шлюху, засовывая в нее по два хуя в жопу одновременно, все равно нет-нет да полыхнет на лице румянец.

Но скоро выгнали и ее. Дальше уже и сами могли, а расслабиться женские ушки мешали. Она, конечно, отсосала Евгену в предбанничке, но это их дела. Нам было и вовсе не до того.

Ее машина уехала, я вернулся в баню, даже как-то вовсе забыв о Лизке.

Жар потихоньку уходил, зато приходило опьянение. Водка лилась рекой, забыт был уже и коньяк, и моднявый виски, парни расслабились по максимуму. Делились уже не про шлюх, а так, по жизни.

— Я, короче, ей и говорю: не хочешь, чтобы вскрыл целочку твоей сестренки, будешь ко мне приходить каждый вечер. Понравишься если, будешь как сыр в масле кататься. Старайся!

— А она чо?

— Да оказалось, цену себе набивала! Такая прожженная проблядь оказалась! За первый раз в жопу тачку захотела! Ну я купил, на себя, конечно, но ей же водить. Так она теперь просто так не дает, подарочки требует каждый раз, как булки ей встряхиваю!

— Все бабы — бляди, дело лишь в цене.

— Давай за это!

Я обычно байками своими не делился. Среди парней только Олег бывал со мной в клубе, да и то его там сморило. Стоило увидеть, как хлещут простеньким флогером нежную девочку, как сразу засобирался домой. Девочки-ломаки, которые отсасывают за цацки у меня через неделю ползали на коленях, умоляя их отодрать.

— Слышьте, знаете, как молодежь нынче изнасилование называет?

— Как?

— Да «износ»! Прикинь!

— Бгыгыгыгыгы!

— Ага, «естественный износ».

— Не, ну а чо, все верно. Ты ее просто оттарабанил, а орет, как будто порвал на британский флаг, как будто сотрется у нее там.

Водочка шла хорошо. Лихо шла. Давно мне так не было спокойно. Да и давно я так не надирался, с тех пор, как выебал Лизоньку в рот. Сторонился, боялся потерять контроль. Но Лизонька высоко и далеко, за дверями и лестницами, тут только свои, вот и расслабился.

Хлопнул Леху по спине:

— А ты чо молчишь, дружище?! Молодая жена ведь! Скажи-ка нам, старым холостякам, как там, после загса? Как после смерти, мутно и серо?

— Вот что я тебе скажу, Андрюха… — Леха уже был хорош. Ужравшийся в хлам. — Не женись! Никогда не женись!

— Никакой конкретики… — пробормотал я. — Так, мужики, сигары на очереди. Айда к бассейну, сейчас коньячку нарою и коробочку домининканских принесу.

Мы выползли в сад, где уже зажглись в траве фонари, которые привели нас к бассейну. А в нем, подсвеченная голубыми отсветами, как ни в чем не бывало, плескалась Лизонька! Причем, сука драная, в самом своем крошечном купальничке! Она, блядь, нарочно?!

Услышав шум, Лиза подняла глаза и, узрев десяток мужиков, почти никто из которых не озаботился прикрыться даже полотенцем, завизжала на ультразвуке.

Мне стало страшно по-настоящему.

Я видела, что у Андрея гости, но была уверена, что они уехали! Они крутились у бассейна, заходили в дом, громко ржали, и я пряталась при их приближении. Потом все затихло, но я проверила и увидела чужую машину у клиники. Значит, они еще тут. Надо подождать.

Поэтому я и ждала, ждала, ждала, пока наконец не услышала ворчание мотора. Машина тоже уехала. Значит, остался один Андрей, скорее всего, уже поднялся к себе и можно спокойно поплавать. Я редко выходила купаться в эти дни, только когда в клинике уже никого не было и Андрей уезжал или спал.

Не хотела провоцировать. Страшное воспоминание об ощущениях, когда я ничего не могу сделать, не владею собой, а меня имеют как хотят, удерживало меня от всех глупостей в мире.

Ночами мне снились странные сны. В первой их половине я чувствовала жар между ног, желание раздвинуть их шире, заполнить чем-то ту пустоту, что разверзлась однажды, когда меня порвал Мишка. И ко мне приходил Андрей. Полуобнаженный, покрытый черными татуировками, шевелящимися как черное пламя. Он прижимал меня к себе всем телом, его язык скользил у меня во рту, а руки нежно ласкали кожу. Я сама опускалась на колени в благоговейной молитве перед его восставшим членом, но едва мой язык касался бархатистой кожицы, как Андрей выворачивался наизнанку и превращался в огромного черного демона. Его член увеличивался в размерах, входя мне в горло и дальше, пронзая насквозь все мое тело, так что я оставалась барахтаться, нанизанной на него как бабочка на булавку.