Antony - Не нужно спешить

– Нет, не все я знаю и не про все. Вот Шербур рядом, сто километров, Гавр тоже. Но они к теме не относятся.

– Ага. А Кан, значит, относится. Интересно! Завез девушку в глухомань на краю света, и не говорит зачем. Может ты меня, как маньяк-чикотила, хочешь съесть, а остатки выбросить в Ла-Манш. Ну-ка, рассказывай давай.

– Не буду я тебя есть. Хотя время обеда мы уже пропустили. Тут с этим строго. – «Тут» он имел в виду во Франции. – После двух часов кормить не станут ни в Париже, ни в провинции.

– У пестрого пансиона я видела ресторан на углу. Вся витрина заставлена коробочками с сыром камамбер. Там написано «24», значит, накормят круглосуточно. Пойдем туда.

Они без спешки отправились от замкового холма вниз, где за невысокими домами виднелся причудливый мост.

– Тут есть мемориал в честь высадки союзников в Нормандии в 1944 году.

Они подошли к подъемному мосту, который вблизи выглядел еще чуднее: длинный пролет поднимался противовесом в виде огромного барабана.

– Через речку пойдем?

– Это не речка, это у них канал такой, прорыли в старину, чтобы товары к морю возить. Здесь по прямой километров десять. Вон там вдоль канала наступала канадская дивизия, а левее два корпуса английской пехоты. Союзникам нужно было захватить Кан и отжать немцев на юг, подальше от моря, чтобы раздвинуть плацдарм. Им это удалось, только очень тяжело досталось. Вся северная часть Кана была разрушена, сколько народу полегло. Вот вроде здесь был штаб немецкого корпуса СС.

– И не скажешь. Такой мирный городок, уютный. Зеленый. Молодежи много.

– Что-то ты у меня взгрустнула. Это я на тебя тоску нагнал военными рассказами? Пойдем-ка отвлечемся, попробуем найти еду. Кто мне обещал ресторан на углу?

И они отправились заказывать нормандское огромное блюдо морепродуктов.

Хозяин ресторана, колоритный норманн с седыми усами и с погасшей кривой трубочкой в углу рта, взялся сам обслуживать красивую русскую пару. На столе появилось «плато», где во льду разместились все возможные морские обитатели осеннего Ла-Манша, от лангостинов и осьминогов до шести видов устриц и гребешков, запомнить названия которых было невозможно. Игорь еще попросил запечь полдюжины устриц в белом грибном соусе.

Усатый хозяин разложил на столе рядами хирургический набор вилок, вилочек, щипцов и крючков, чем положено вскрывать, раскалывать и очищать свежайшую морскую еду. И принялся галантно обучать Марину премудростям нормандского сыроедения.

Марина с удовольствием включилась в игру, пробовала вскрывать разных морских зверей разными жуткого вида хромированными инструментами, и совершенно покорила хозяина, выбрав правильное местное белое вино.

– Если бы не вы, я и сам предложил бы вам именно это, – норманн торжественно разлил вино по бокалам и отправился на кухню присматривать за устрицами.

Нижняя Нормандия славится тремя кулинарными изюминами: хмельным яблочным сидром, крепчайшей яблочной водкой кальвадос, которую гонят из этого самого сидра, и нежным сыром камабер, который изобрели именно здесь. Кажется, камамбер единственный здешний продукт, который не имеет отношения к яблокам.

Они вернулись в Париж на следующее утро, накупив круглых деревянных коробочек со знаменитым сыром и бутылок кальвадоса, для подарков. Марина заметно приустала от иностранного вояжа, хотя хвалила Игоря за отличную идею смотаться на три дня в Нормандию. Игорь рассеянно улыбался, кажется, он был счастлив…

Октябрь 2010

Москва

В Москве, перед самолетом в Рим Игорь подарил Марине небольшой крестик Шоппард, из белого золота с бриллиантами. Он долго ходил по известному всем магазину «Меркури» в Третьяковском проезде, пока не остановил свой выбор на этом маленьком шедевре ювелирного искусства.

Вся предсвадебная суета стала возможна еще и потому, что вовремя прибыли документы о прекращении уголовного дела, которое возбудили против Марины летом в связи с трагическим случаем на дороге. Медников подключил тогда мощные ресурсы, и дело удалось притормозить, сняв с нее все обвинения. Но окончательно вопрос можно считать закрытым, только когда процессуально оформлено прекращение. Наконец в начале октября пришло постановление: «Дело прекратить в связи с отсутствием состава преступления». Наилучшая для всех формулировка. Теперь можно собираться в Рим.

Кажется, ни понять, ни оценить все сделанное для нее Игорем Марина не могла. И слава Богу, думал Игорь. Ей и не надо понимать.

Рыжов плавно напивался в аэрофлотовском аэробусе маршрута Москва – Рим, непринужденно беседуя со своим внутренним я.

– Я никогда не был в Риме, столице Италии. Я никогда не ездил по дорогам Лацио, которая, по слухам, есть провинция, где находится Рим, столица итальянцев. Лацио он или оно? Провинция, она. Мне не приходилось… Мне многое не приходилось, но с Италией особенно много предстоит, потому что на удивление мало состоялось. Вот пицца. Макароны с болонским соусом, болоньезе. Две мои подруги дружили – дружили, да? – с итальянскими парнями. Несколько раз ездили то ли шоппинговать, то ли встречаться с этими итальянскими… Как будто здесь альфонсов мало. Да, я не о том. Так вот, обе объявили, что итальянская пицца – барахло. Жиденькая, бедная и невкусная. А у нас типа пицца бывает очень удачная. Итальянские повара ценятся, но до меня не доезжают. Поэтому я не могу их оценить.

На всякий случай знайте, люди: пицца – это пресная лепешка, на которую намазали немного томатного соуса и набросали, что было в доме. Все средиземноморье есть такие штуки – лепешки, питы, хлебцы, обязательно пресные, на которые выкладывают начинку, которую здесь считают вкусной. Или недорогой. Или просто подходящей. Арабы кое-где очень вкусно готовят заправки для лепешек. Иорданцы, например. У них овощи и фасоль в разных комбинациях, объедение, пальцы откусишь. Ливанцы придумали рубленое мясо. Или как они назывались три тысячи лет назад, когда решили, что жарить рубленое мясо быстрее и здоровее. Очень вкусно с острыми приправами и специями. Марокканский тажин или таджин не обязательно есть из таджина, можно завернуть в пресную лепешку ту же печеную под конической крышкой баранину, сладкий перец и картошку, и получится просто объедение. Интересно, почему они не одобряют пива. Многим нравится, и не только христианам. У японцев вообще непонятная философия, ее и религией не назовешь. Но вот пиво пьют. И даже рисовую водочку одобряют. Хотя пьют подогретой, это ни в какие ворота. Но мы исповедуем терпимость в полный рост и международно признанную толерантность, что то же самое, но для умных. Поэтому мимо японцев с их религией проходим молча, даже не повернув головы. Вот только Курилы. Ну, собственно только же Курилы, а так спокойно все. Проиграл войну? Отдай Курилы на хрен. И назад не проси.

С учетом отсутствия оперативных задач, ощущение ошибки не оставляло Рыжова с той минуты, когда он легкомысленно согласился лететь вместе с четой Медниковых на их экзотическую церемонию в Рим. Рим, понимаешь, открытый город. Интересно узнать, что имел в виду великий режиссер, когда объявил его открытым. Не интересно, поправил себя Рыжов. Собственно, он поправил не себя, а второго Рыжова, который сидел где-то между селезенкой и правой почкой, и всегда невовремя сообщал Рыжову-главному свое мнение по вопросам, которые его не касались. Или касались.

Оба Рыжовых уже час назад поняли, что лететь не надо. И не надо было соглашаться на роль шафера, и тем более свидетеля на церемонии в мэрии города Рима. Рыжов-главный даже подивился на себя, сколько ошибок может сделать человек под влиянием простой просьбы Медникова. Без насилия, без давления, без традиционных уговоров с взаимными уступками и торгом. С этим надо будет что-то делать. Нельзя быть таким мягкотелым, упрекнул он себя. Что за опер Рыжов без твердого, неуступчивого характера. Он поискал глазами девушку в голубой униформе и не нашел. Пришлось нажимать на кнопку.

Девушка в голубом возникла из-за его правого плеча незаметно, как по его представлениям должен возникать дружественно настроенный ангел – плавно, бесшумно и уже с рюмкой дорогого французского коньяка в руке. В правой руке. Это же ангел. Левую она кладет тебе на плечико, как бы устанавливая между вами контакт. Когда выяснилось, что обе стюардессы порознь оставили ему свои московские телефоны, Рыжов-основной решил, что он, видимо, привлекательный мужчина, а Рыжов подкорковый, который считал основного своим носителем, нехотя отметил, что он в хорошей форме, несмотря на алкогольные наклонности.

– Леночка, скажите мне, а пьяцца дель Пополо это далеко от мэрии?

Шепотом:

– Если вы решите звонить мне в Москве, можете по-прежнему звать меня Людмилой. Это мое имя. А здесь я по работе готова отзываться на Леночку. Еще коньяку?

– А можно?

– По-моему, вам уже не помешает.

– То есть ушла от ответа.

– Вот, в ту же рюмку, это «Луи Тринадцатый», очень хороший коньяк. Карту Рима я помню плохо, но кажется, мэрия расположена на площади Кампидольо, это на Капитолийском холме. Оттуда до Пьяцца дель Пополо прямая дорога, полчасика пешком. Но такси повезет, наверное, по набережной.

– А я карту Рима помню очень плохо. Вообще не помню. А в Риме вы где остановитесь? – На всякий случай поинтересовался он.

– У нас всегда один отель, когда мы прилетаем в аэропорт Леонардо да Винчи, то сразу едем в сторону площади Венеции, но когда Фьюмичино закрыт, нас встречает представитель компании, и из Фьюмичино мы едем нашим автобусом в пригород. А проще всего аэропорт Чьампино, там автобус едет до Ананьины. От нашей гостиницы пара минут до станции метро «Фламинио». Но лучше, конечно, через Фьюмичино, тогда на площадь Венеции.

Рыжов попытался сходу вникнуть в эту абракадабру, но быстро сдался, пожалев, что не выучил итальянского языка и не любил географии. Но сочетание «станция метро Фламинио» он зафиксировал раньше – это было ближайшая станция метро у его гостиницы на площади Дель Пополо. На всякий случай в знак протеста он решил пропустить следующую рюмку. Как раз и подоспело: