– Это случилось в первый раз? – спросила я, мое собственное дыхание было неглубоким.

– Нет, – ответил он, – это происходит время от времени. Со дня открытия галереи.

– Это было девять дней назад, – сказала я, – неужели ты?..

Мои слова были оборваны криком, когда Джона смахнул со стойки контейнер с таблетками на день. Таблетки и капсулы рассыпались синими, белыми и оранжевыми брызгами, катясь и стуча по моему дешевому линолеуму.

Я застыла в гостиной, не в силах вымолвить ни слова.

– Я думал… – Джона прикусил язык, сглотнул и выплюнул следующие слова, – я думал, этого будет достаточно. Но это просто гребаное стекло. Это чертов нагретый песок. Кому какое дело?

– О чем ты говоришь? – сказала я, снова обретя дар речи, – твоя работа? Это прекрасно…

– Чушь собачья. Это ничего не значит. Это не важно.

– Вовсе нет.

Он недоверчиво усмехнулся.

– Нет, Кейси. Нет! Ты очень важна. Ты самое важное в моей жизни, и я был так чертовски глуп, чтобы думать… чтобы надеяться.

Его слова затихли, и он покачал головой, сжав губы и сверкая глазами.

– Не говори так, – выдавила я из себя после недолгого молчания, – ты устал, и что с того? У тебя была тяжелая неделя, ведущая к огромному событию. Я чувствовала то же самое после своего первого большого концерта.

Я пошла на кухню и присела на корточки, собирая таблетки. Они были повсюду, слезы в моих глазах превратили их в маленькие голубые, белые и оранжевые пятна. Я вытащила контейнер из-под холодильника и опустила туда лекарства. Все неправильные таблетки во все неправильные дни, но я могла бы исправить это. Я могу все исправить. Я знала его режим. Я знала, что куда положить. Я могу это исправить.

– Ты не можешь просто выбросить их, – сказала я, шмыгая носом и вытирая глаза, – тебе это нужно. Они очень важны.

Джона повернулся и оперся ладонями о стойку позади себя, его голова опустилась, слова упали на пол:

– Они не помогают.

– Нет, помогают.

– Кейси…

– Ты не сдашься! – взвизгнула я, заставив его вздрогнуть. Вздрогнула и я от истерики, которая норовила вырваться наружу. Я посмотрела на него сверху вниз – полная враждебности, которая только что вышла из него.

– Ты просто устал, вот и все. Иди вздремни. Сложи подушки на моей кровати и вздремни. Я все уберу и закажу ужин. Мы посмотрим этот фильм и будем смеяться до упаду, хорошо?

Он не успокоил меня и не сказал, что я права. Он оттолкнулся от стойки, и мы пошли в мою спальню. Я сложила подушки, и он без возражений лег, тяжело опустившись на кровать.

«Потому что он устал и хочет вздремнуть», – подумала я, закрывая жалюзи.

«Это все».

Он закрыл глаза рукой, ничего не говоря. Я была уже в дверях, когда он произнес мое имя.

– Да? – я вцепилась в дверной косяк.

– Извини, – сказал он из-под руки. Теперь его голос звучал искренне расстроенным. Измученный абсолютно, – я так чертовски виноват перед тобой.

– Тебе не за что извиняться. Просто отдохни. Ты почувствуешь себя лучше после сна.

Я вернулась на кухню. Повсюду были разбросаны таблетки. Я собирала их и запихивала в контейнер. Крышки оттопыривались. Таблетки выпали из моих трясущихся рук и снова покатились по полу. Убегали от меня. Ускользали. Я съехала по холодильнику и сжалась в комок, всхлипывая в руки, прижатые ко рту.

Я плакала навзрыд, громко рыдая, слезы душили, сдавливали меня. Я плакала, пока не заболело лицо. Зная, что оно краснеет, а глаза опухают от слез, я решила прекратить, пока Джона не проснулся и не увидел меня такой.

Я схватила последние таблетки и неуверенно поднялась на ноги. Я осторожно поставила контейнер на стойку и умылась холодной водой в раковине. Промокнув лицо насухо кухонным полотенцем, я побрела обратно в комнату.

Джона уже спал, его глаза больше не были прикрыты рукой. Его закрытые веки были гладкими, дыхание глубоким и ровным. Только едва заметная морщинка на лбу, будто то, что его тревожило, ушло вместе с ним в сон.

Я вернулась в гостиную и достала из сумочки мобильник. Нужно заказать пиццу. Вегетарианскую. Так было лучше для него. Или, может быть, салаты. В пицце слишком много сыра…

Я открыла вызовы и набрала знакомый контакт. Мне ответил глубокий, грубый голос.

– Тедди, – прошептала я, и слезы снова наполнили мои глаза, – все начинается.


«Человек, который живет полной жизнью, готов умереть в любой момент». – Марк Твен

Глава 39. Кейси

На следующий день Джона отправился в медицинское учреждение «Санрайз» на биопсию миокарда. Кто-то сказал мне, не помню, кто именно, что это была процедура, которая занимала только один день, но его врач, доктор Моррисон, хотел, чтобы Джона остался на ночь для дальнейших анализов почек, печени, ЭКГ.

– Ты его девушка? – спросил доктор Моррисон в коридоре снаружи палаты Джоны. Тео стоял рядом со мной.

– Да, – сказала я, обхватив себя руками, – Кейси Доусон.

– Приятно познакомиться, Кейси, – сказал доктор Моррисон. Это был красивый мужчина с седеющей бородой и острыми добрыми глазами. Он мне сразу понравился, но все время, пока мы обменивались любезностями, я мысленно кричала на него…

ВЫЛЕЧИ ЕГО!

СДЕЛАЙ ЕГО ЗДОРОВЫМ!

ВЕРНИ ЕГО МНЕ!

Доктор Моррисон объяснил, что нужно Джоне во время восстановления после биопсии.

– Было бы идеально, если бы кто-то был с ним в течение двадцати четырех часов после процедуры. Предполагаю, что его отпустят завтра утром, как и планировалось.

– А почему его выпишут раньше? – спросила я.

– На этот раз без причины. Давайте посмотрим на результаты тестов для начала, хорошо?

Тогда нам разрешили войти в комнату Джоны. Он лежал, откинувшись на спинку кровати, капельница с прозрачной жидкостью висела над ним, раствор подавался в тыльную часть его ладони, игла была приклеена прямо над медицинским браслетом. Он бросил на нас приветственный взгляд. Все утро он был угрюм и молчалив.

Недоступный. Когда мы с Тео уселись по обе стороны кровати, он не смотрел ни на кого из нас, а рассеянно переключал каналы на приглушенном настенном телевизоре.

– Мама с папой уже едут, – сказал Тео.

– Им незачем приезжать.

– Ты в больнице, – ответил брат, едва сдерживая резкость в голосе, – неужели думаешь, что мама останется в стороне?

Джона пожал плечами и ничего не сказал.

– Оскар написал мне, – продолжал Тео, – он на работе, но хочет приехать. Вместе с Деной. Я сказал им, что это не срочно.

– Хорошо.

Я положила свою руку на руку Джоны, помня о капельнице. Он не отреагировал, не двинулся, чтобы взять мою руку или посмотреть на меня. Я проглотила боль, ревущую внутри меня.

«Я недостаточно сильна для этого. Недостаточно. Недостаточно. Недостаточно».

Глаза Тео нашли мои. Как когда-то Лола, готовая и ожидающая, что я свалюсь прямо перед большим шоу, только ставки на этот раз были в миллиард раз выше.

«Ты знала, что так будет, – сказала я себе, – ты знала, что это будут не долгие прогулки по пляжу Сан-Диего и занятия любовью всю ночь, каждую ночь. Вот оно. Это реальность, и теперь ты останешься и, черт побери, примешь это».

Только вот я не думала, что мы действительно будем здесь. Я всегда держалась за маленький огонек надежды, и теперь он угасал.

Медсестра и лаборант вкатили тележку, и Тео встал, чтобы освободить место. Пока доктор Моррисон и санитар суетились вокруг, аппарат, отслеживающий сердечный пульс Джоны, запищал быстрее, выдавая его.

– Эй, – прошептала я.

Он кивнул, глядя прямо перед собой.

– Хочешь подержать меня за руку?

– Я ее сломаю, – он повернул голову на подушке и впервые за все утро посмотрел на меня. В холодных, плоских чертах его лица застыл ужас. Потому что это происходило. Мы были в этом ужасном месте, и это было хуже, гораздо хуже, чем я могла себе представить.

«Я не могу, не могу, не могу…»

Я отпустила его руку.

– Тогда, может быть, Тео…

Подбородок Джоны приподнялся, потом опустился.

Я уступила свое место Тео. Он взял Джону за руку, и я увидела, как они обменялись взглядами. Сочувствия. Тео знал, что делать, и Джона доверял ему.

Медсестра сделала Джоне укол обезболивающего в шею, чуть выше ключицы, а доктор Моррисон приготовил отвратительного вида инструмент.

– Хорошо, Джона, – сказал доктор Моррисон, – ты почувствуешь легкий укол, а потом давление.

– Лжец, – сказал Джона, все его тело напряглось, а костяшки пальцев побелели в руке Тео.

– Виновен по всем пунктам обвинения, – сказал Моррисон, переводя взгляд на монитор, на котором теперь была видна крошечная камера, спускающаяся по яремной вене Джоны. И я могла видеть все. Я могла видеть, что там внутри тела Джоны, шла взглядом по темной узкой дороге к сердцу, которое отказывало ему.

– Почти приехали, – сказал доктор Моррисон, – ты отлично справляешься. Постарайтесь оставаться расслабленным.

– Выдохни, – пробормотал Тео, – не задерживай дыхание.

Джона выпустил воздух через нос, стиснув зубы. Кардиомонитор продолжал пищать со скоростью девяносто восемь импульсов в минуту.

– Вот мы и пришли, – сказал доктор, и Джона закрыл глаза. Через катетер Моррисон ввел биоптом-устройство с крошечными челюстями на конце. Он отщипнул кусочек сердечной ткани Джоны, а затем отступил назад по вене.

Джона издал какой-то глубокий грудной звук, и мне пришлось зажать рот рукой, чтобы не сделать то же самое.

– И-и-и, мы закончили, – доктор отвернулся к столику с подносами. Лаборант поместил крошечный кусочек ткани в бутылку и пометил его, чтобы унести, пока медсестра возилась с местом разреза. Моррисон снял свои синие латексные перчатки и бросил их в мусорное ведро.

– Ты отлично справился, – сказал он, похлопывая Джону по ноге, – а вот и твои родители, – он тепло улыбнулся Генри и Беверли, стоящим в дверях, – мы только что закончили. Результаты должны быть готовы завтра утром.