Мама.

Какой же он… огромный. И внушительный.

Гладкий. С полной, набухшей головкой, которая быстро увлажнилась. А сам ствол, окаменев, также покрылся смазкой и сеткой из вен.

– Что так смотришь? – Кирилл ехидно подмигнул, – Нравится? Хочешь его?

– Я… я…

Ненавижу этого придурка!

Он рассмеялся, продолжая наяривать и хохотать, получая удовольствие от собственного превосходительства.

– Не скромничай, малыш. Ты его получишь. Уже очень скоро. В этот раз тебе понравится. Первый раз всегда ху*во, зато потом… Сама не будешь слазить с моего члена.

– Ааа, Кирилл! – Я закричала от неожиданности, когда он, левой рукой, схватил меня за грудь и властно сдавил потяжелевшее, от переизбытка молока, полушарие, а правой – ускорил ритм фрикций в собственную ладонь. К процессу подключились бёдра. Лёжа на мне сверху, мужчина принялся ещё агрессивней работать рукой и одновременно сжимать ягодицы, толкаясь членом в напряженный, как мрамор, кулак. При этом, Кирилл рычал и скалился.

Боже.

Да он в край рехнулся!

Ненормальный, тронутый на всю голову больной извращенец!

Возбуждение достигло апогея.

Скорей всего, на коже, в месте его щипаний, останется синяк.

Чёртов психопат и монстр.

Ненавижу!

Проклинаю!

Презираю!

Широко распахнутыми глазами, я смотрела на его огромный стояк, который стал полностью покрываться смазкой и влагой, и мысленно кричала от потрясения, глядя на то, как мой босс, мастурбирует прямо на моих глазах и ничуть не смущается.

– Ноги! Ноги ширееееее!

Треснул меня по коленям, заставляя их раскрыться, чтобы я позволила чудовищу вдоволь отыметь глазами мою гладенькую дырочку. И вздрогнула. Потому что снова почувствовала, как мерзавец всадил в меня палец.

– Ах! – Выгнулась дрессированной кошкой, задрожала, смяла вспотевшими ладошками простынь и буквально утонула в ознобе из горячих мурашек.

Ибо тело требовало реванша. Наверно, поэтому я снова стала влажной, горячей, там внутри, и возбужденной. Извращенкой.

А как иначе?

Дура. Какая же я дура!

Теку от ласк выблюдка как миленькая, и не краснею. От ласк того, кто рвет мою душу в клочья, оскорбляет, унижает, покрывает матом.

Чтоб тебя псы бродячие разорвали, Большаков! Сукин ты сын!

Ненавижу! Тварь. Ублюдок.

Но прошу. Не останавливайся.

Я хочу кончить. Еще раз.

Последний. И всё. Больше не буду.

Больше никогда не буду стонать и кончать для тебя, под тобой, на тебе!

Лишь имитировать. Просто дай мне это почувствовать. Хоть раз. Один раз можно. Почувствую, успокоюсь, забуду. Сорву запретный плод, сожру, узнаю его вкус и пойду дальше.

Кирилл резко извлек палец из моего мокрого лона и…

Засунул его себе в рот. Заскулил, закатил глаза, задвигал рукой по члену ещё жёстче, резче, одержимей. Облизал мои соки, пососал палец, снова ворвался в лоно пальцами и одновременно довёл нас до крышесносного оргазма.

– Бл*яяяять!

Стоя на коленях на кровати, возвышаясь надо мной могучей горой, Кирилл захрипел, выругался, забился в бешеных конвульсиях, и, наконец, кончил мне на живот, жадно хватая губами воздух, с привкусом извращённого секса.

Горячие струйки спермы ударили по пупку. В пик оргазма меня выбросило в иное измерение. На миг я забыла обо всем на свете. В голове лишь бьётся сладкая дрожь, в глазах темнота, и мысли чистые, как слеза.

– Ненавижууууу!

Кажется, я кричала это в бреду. Но, так, или иначе, когда почувствовала атомный взрыв внутри, до боли сдавшегося лона, вцепилась в его крепкую спину ногтями и, теряя здравое «я», прильнула всем телом к его телу, обменявшись с мужчиной не только невообразимыми ощущениями, но и фантастической, дарующей крылья, энергией.

После чего, ослабев до состояния выжатого овоща, обмякла под огромным, гранённым прессом. Покрытым испариной и горячей, липкой жидкостью.

Глава 17



Глядя на меня пьяными, уставшими глазами, с дрожью в пальцах, он бережно убрал с моего лица влажную прядь волос. Погладил костяшками по щеке, судорожно выдохнул и, непривычно ласковым тоном, прошептал:

– Завтра утром сын снова к тебе вернётся. Отдыхай.

Ещё раз обходительно погладил по лицу. Коснулся приоткрытых губ мягкой подушечкой указательного пальца. Ласково очертил их контур, заставляя меня вздрогнуть, распахнуть глаза, удивиться и затаить дыхание.

В тот момент, в его глазах, глазах чистокровного зверя, не было прежней дикости. Там была наичистейшая нежность. И удовлетворение.

С ума сойти.

Честное слово, сейчас я словно увидела перед собой абсолютного иного человека. Противоположную копию того лжеца-Большакова, которого я знала с самой первой минуты нашего проклятого знакомства.

Нежным касанием заскользил вверх, к виску и, неожиданно, поморщился, а я дернулась. От того, что почувствовала жжение в области лба.

Рану, к слову, никто до сих пор не обработал.

Выругавшись сквозь стиснутые зубы, он произнес:

– Сейчас принесу пластырь. Болит?

– Уже нет. – Вяло прошептала, плавно хлопнув ресницами.

– Чем тебя так, а?

Пожала плечами.

Да какая разница!

Тебе то что?

Твоё дело трахать свою «на всё согласную» марионетку, а остальное тебя не касается.

– Надо бы МРТ сделать. Завтра же попрошу Фёдора сопроводить тебя в нашу семейную клинику.

Ты смотри!

Заботливый какой.

И где же ты был тогда, когда меня тошнило и выворачивало наизнанку сутками напролёт? И низ живота кололо и резало? После первого раза?! Тогда почему-то не предложил помощи? А, выставив уродищем перед дружками, пнул на все четыре стороны. Я уже про роды молчу. И про то, как мне было плохо… В первые дни после рождения сына.

Укрыл меня одеялом, прям как заботливый папочка, и не удержался, чтобы не вставить свои сраные пять копеек:

– Думаешь, зачем мне это надо? Хм. Да всё просто – любишь кататься, люби и саночки возить. К примеру, если ломается моя любимая тачка – я её чиню. Чтобы продлить удовольствие. И дело не в жалости, Лили. А просто, в принципе. Ты теперь – моя игрушка. За игрушками тоже нужно ухаживать, иначе, с ними не вкусно будет играть. Мы с тобой отлично проведём время. Ты меня, если честно, зажигаешь. Давно так охеренно не кончал. И не думал, что так бывает. Не думал, что ты… такая сладкая.

Всё было бы ничего. И даже вечер… эммм немного удался. Но последняя фраза, определённо, была лишней.

Злость и ненависть, приглушённые чередой оргазмов, вновь вернулись в первоначальном объеме. Когда он говорил эту дрянь я, накрывшись с головой одеялом, кусала край пододеяльника и старалась думать только о сыне, а его мерзость пропускать мимо ушей.

Мне не больно.

Не больно.

Не больно!

Кусок дерьма, он и в Африке кусок дерьма.

Справлюсь. Сильная. Как обычно.

Роды пережила и остальное проще простого.

Зато с Дениской всё будет хорошо.

Я в этом почему-то уверена на все сто процентов.

– А теперь спи.

Набросив халат на восхитительную, натренированную фигуру, миллионер зашагал к двери, промолвив напоследок, нечто, вроде:

– До встречи.

И горделиво хлопнул дверью.

***

Когда он ушёл, я практически сразу уснула, не в силах бороться с чудовищной усталостью. Под утро меня разбудил настойчивый грохот в дверь.

Резко вскочила с постели. Сначала, я, собственно, не поняла, где именно нахожусь. Но, осмотревшись по сторонам, мысленно чертыхнулась. А когда вспомнила в мельчайших подробностях всё то, что произошло вчера между мной и моим самым ненавистным в мире кошмаром, захотелось отхлестать себя по щекам от злости, на саму же себя, и экстренно промыть желудок.

В дверь снова забарабанили. На этот раз ещё настойчивей.

Спрыгнув с кровати, я пулей бросилась к порогу, даже споткнулась о подол халата, но, благо, устояла на ногах. Для полного счастья ещё одной шишки на лбу не хватало! Чтоб уж симметрия какая-никакая была.

С силой рванула двери ручку на себя и… схватилась за сердце.

Из глаз хлынули слёзы! А голова взошлась кругом от небывалой радости, облегчения и, одновременно, от захватывающего дух потрясения!

Прямо перед собой я увидела высоченного амбала в чёрном смокинге с маленьким свёрточком на руках.

– Дениска! Мой маленький!

Выхватила из лап гориллы своё маленькое, любимое, самое-самое дорогое и родное чудо во всей бесконечной вселенной, жадно прижала к сердцу, опустилась на пол и беззвучно заплакала. Без единого звука. Чтобы не разбудить кроху. А сама в этот момент лихорадочно осматривала его личико на наличие, не дай бог, ссадин, синяков, или какиех-либо других повреждений.

Ублюдки!

Будьте вы миллиард раз прокляты, нелюди!

Успокоившись, я быстро смахнула слёзы со слипшихся ресниц и, заикаясь, прошептала:

– А г-где Кирилл Львович?

– С рассветом уехал по делам. Вы можете быть свободны. Идемте, отвезу вас домой. Босс распорядился. – Отчеканил громила «по-армейски», как заученный заранее сценарий, протянул мне свою огромную ручищу и помог подняться с пола на ноги.

В ответ, я покорно кивнула и, укачивая на руках свой самый единственный и самый бесценный смысл жизни, прямо в халате, последовала за телохранителем.

В машине, Фёдор, так звали охранника, всё мне подробно рассказал.

– Вы можете больше не волноваться на счёт вашей безопасности. Виновники наказаны. Больше они в вашу сторону и взгляда не бросят.

– Кто это сделал? – зарычала, требуя немедленно выдать имена чёртовых тварей.

– Как мы и думали. Те самые господа, которым вы, якобы, пообещали оформить опеку.

Вот они твари!

Просто нет слов.

Лишь бешенство и эмоции.

Мамочка родная! Боже! Спасибо, что мои мозги вовремя встали на место и я не совершила кошмарную глупость. Как хорошо, что всё обошлось. Как хорошо, что Дениска снова со мной. А эти падлы… они ответят за свою бесчеловечность сполна!