Улыбка с ее лица сходит почти мгновенно, и я злюсь, что немного перегнул палку со строгостью в голосе. Она здесь всего пару недель, ну откуда Азаровой знать наши порядки? Хотя какого хрена ей никто их не объяснил?!

 - Я просто... мне подарили, я подумала, что оно подойдет.

 - Подарили, значит. Не купила готовое?

 Девица заливается краской, и сначала я думаю, что попал в яблочко, но на деле все оказывается еще интереснее:

 - Я хотела. Но Настя отказалась от денег и подарила платье. Так нельзя? Я…

- Елена, давай я тебе кое-что объясню. «Элит» - не засранная районная спортивная школа города Саратова. Мы здесь не делаем программы из говна и палок. Ваши родители платят большие деньги за то, что каждой из вас уделяют внимание. Ставят штучные программы, приводят к медалям. Может, в государственных школах и принято носить костюмы с чужого плеча, но в стенах моего штаба это неприемлемо. Если ты не готова к обязательствам, которые влечет за собой принадлежность к «Элит», я не задерживаю тебя. Но выпускать на лед в чужих шмотках не собираюсь.

 - Извините.

В глазах Азаровой стоят слезы, а я злюсь с каждой секундой все сильнее. Ей кажется, что злюсь на нее, но на самом деле меня бесит ворвавшийся в жизнь призрак Никольской. Это ее платье… оно, блядь, идет Азаровой. Оно ей подходит, пожалуй, даже лучше, чем в свое время подходило Настасье.

Маленькая зараза влезла в мои дела. Так просто ей это не пройдет, вот уж чего я точно не потерплю, так…

 - Александр Олегович, - зовет Марина.

- Так, Азарова, платье в мусорку, сопли куда-нибудь еще, чтоб я больше твоих рыданий не видел. На тебя родители последнее поставили, не позорь их сэконд хэндом. Свободна. Что у тебя?

Вместо ответа Марина показывает на экран телека, что висит над скамейками. Обычно там крутят всякие репортажи о клубе, интервью с тренерами, рекламные ролики, поэтому я совсем не удивляюсь нарезке из выступлений фигуристок прошлых лет. Ровно до тех пор, пока картинка не сменяется и не являет… Никольскую.

 Какая-то сволочь словно специально делает погромче, и весь каток слышит ответ на какой-то ублюдский вопрос.

 - С одной стороны логично, что когда родители платят огромные деньги, то хотят видеть результаты. Медали, рейтинг, «сизн бесты». А с другой мне кажется, что это тупик. Просто потому что шансы на попадание даже не на пьедестал, а просто на старты прямо пропорциональны возможностям. Сегодня у тебя есть шесть миллионов на годовое обучение, еще триста тысяч на платье и пара миллионов на все сборы и поездки  -  и тебя ведут к медалям. Как только ты оступаешься, то сразу же превращаешься в аутсайдера.

 - Крестовский позиционирует себя как жесткого тренера, который не терпит слабостей и сантиментов. Неужели деньги все же первичны? Не характер, не талант, а деньги?

 - Я бы сказала, что да, - после паузы отвечает Никольская.  -  Тренировки в «Элит» дорогие.

 Ее губ касается грустная улыбка.

 - Представьте себе группу, где все спортсменки  -  дочери олигархов.

 - Совсем нет простых детей?

 - Простые не выживают. Я много общалась с девчонками из других школ, из разных сборных, и вынесла для себя один вывод. Не добьешься результата ты, добьется другая. При равных или условно равных талантах предпочтение отдадут той, которая будет приносить больше. Гарантированная медаль... гарантированные деньги.

 - Звучит немного цинично.

 - Да, это спорт.

 - То есть тренерский штаб стремится максимилизировать прибыль? Выжимает из родителей спортсменов деньги?

 - Не совсем. Они скорее... не думают об этом. Ну, то есть никто специально не будет разводить тебя на подкатки или постановки. Но при этом думать об экономии тоже. Ты сошьешь столько платьев, сколько скажет Крестовский. Два, три, десять, неважно. Пока не добьешься идеального. Это может быть спецзаказ от какой-нибудь Веры Вонг, а может быть творение провинциального спортивного ателье «Народные мотивы». Или программы... ты едешь в США, платишь за программу несколько десятков тысяч долларов, а потом слышишь спустя месяц накаток «Нет. Не твое. Ищи нового постановщика, список мне на стол». И ты либо ищешь, либо уходишь.

 - Что ж, раз мы затронули тему тренерских предпочтений, поговорим о вашем последнем сезоне. Насколько я помню, вы довольно успешно выступили на этапе юниорского гран-при и готовились ко второму, когда вдруг грянула замена вас на Светлану Гаврилову. Что вы чувствовали?

 - Я расстроилась. Света тогда получила травму, мне обещали второй этап, если хорошо выступлю на первом. Я взяла медаль, стала готовиться  -  и тут Гаврилова выходит на лед.

 - И этап отдали ей.

 - Да.

 - Как-то нелогично. У вас были шансы на финал, получи вы медаль на втором этапе. А Гавриловой, даже при наличии первого места, финал из-за пропуска не светил. Зачем такая замена?

 - Она была стабильнее и... более предпочтительна.

 - Даже после травмы?

 - Даже так.

 - Это было решение федерации?

 - Нет, Крестовского.

 - Единоличное?

 - Насколько мне известно, да. Александр Олегович сам решил отправить Гаврилову.

 - Как вы об этом узнали?

 - Услышала случайно.

 - И услышанное настолько выбило из колеи, что случилась трагедия? Анастасия, простите мне мою бестактность, но можете вы назвать свою слепоту результатом холодного, расчетливого, исключительно денежного и безличностного подхода Александра Крестовского к подопечным, а точнее, потенциальной прибыли от них?

 - Возможно... - улыбается эта сучка.  -  В какой-то мере. Но... есть такая вещь, как спортивный характер. Его вырабатывают в детях, которые серьезно занимаются спортом с малых лет. Ты уясняешь очень рано: или ты лучшая и тебя не могут сдвинуть с пьедестала. Или вини только себя. Наверное, объективно Гаврилова была намного лучше меня, и решение тренера было логичным. Я не отличалась высокой стабильностью, банально у Светы было больше шансов на медали главных стартов и триумфальный выход во взрослые, как и случилось. Трагедия в другом.

 Она молчит, а у меня инстинктивно сжимаются кулаки. В этот момент больше всего на свете мне хочется, чтобы Никольская оказалась сейчас рядом. Схватить ее, встряхнуть, как следует, объяснить маленькой стервозине, чем кончаются такие попытки уничтожить мою репутацию.

 Это интервью растащат на фразы. Каждую интерпретируют по-своему. Исказят. Еще несколько недель новостные ресурсы будут пестреть низкопробными статейками об алчном злобном тренере, который калечит судьбы детей за их же бабло. Многочисленные эксперты, не добившиеся в жизни нихрена, кроме сомнительной популярности в инстаграмах, обязательно расскажут, какой я мудак.

 Твою же мать. Эта сучка обвинила меня в собственной глупости и теперь методично доводит. Платье. Интервью.

 Я не дам ей третьего шанса по мне ударить.

 - Я никогда не думала о деньгах, папа платил за мой комфорт и мои тренировки. Я действительно жила фигурным катанием, я мечтала о медалях, новых программах, костюмах, шоу, соревнованиях. Как и все, грезила Олимпиадой. И была готова к тому, что соперницы могут оказаться сильнее, а лед подведет в самый неподходящий момент: он все-таки скользкий. Но я совершенно не была готова, что человек, который был целым миром, непререкаемым авторитетом, тренером, наставником, идеалом... назовет меня посредственностью, скажет, что я не способна принести ему прибыль, а после того, как я останусь инвалидом, даже не позвонит и не спросит «Настя, как дела?».

Я разворачиваюсь и покидаю арену, а вслед мне доносится растерянное «Александр Олегович...» от Марины.

 Если я услышу это интервью полностью, то, наверное, нахрен сяду за убийство. Едва в голове снова и снова прокручиваются фразы Никольской, внутри разгорается ярость. Я меряю шагами кабинет в ожидании Сереги, но руки так и чешутся взять мобильник и набрать знакомый номер...

 А к черту! Я быстро ищу ее телефон в записной книжке и долго слушаю идиотскую заунывную песню вместо гудков. А потом голос, который выводит меня из себя буквально за долю секунды.

 - Алло?

 - Настя, - почти ласково говорю я, - как дела?

 Ты же, блядь, этого вопроса хотела. Его отсутствие толкнуло тебя на откровения в дешевом хайповом ток-шоу.

 - Александр Олегович? Что случилось?

 - Даже не знаю, с чего начать, маленькая ты стерва! Может, с того, что ты влезла в мою работу и подсунула свои обноски Азаровой? А может, с того, что ты на всю страну вылила на меня ведро дерьма? Хотя нет... зачем нам прелюдии? Я начну сразу с сути. Вы, Анастасия Борисовна, очень сильно пожалеете за то, что решили объявить мне войну. Уж что-что, а воевать я умею. Не думай, что это сойдет тебе с рук, Никольская.

 - Вы мне угрожаете? Я не ослышалась?

 А голосок дрожит, хоть она и пытается казаться холодной и невозмутимой.

 - Не ослышалась. Угрожаю.

 - Я не сиротка из провинции, которая мечтает у вас учиться. Не забывайте, кто мой отец.

 - О, он уже едет сюда. Но понимаешь, моя фамилия ничуть не пафоснее твоей, поэтому мы разберемся без привлечения старших членов семьи. Я тебе клянусь, Настасья, я придумаю, как тебе ответить. Ты захотела играть по-взрослому, значит, будем играть по-взрослому.

 - Идите к черту, Александр Олегович.

 Никольская кладет трубку. Я совсем не чувствую удовлетворения, телефонный разговор  -  не то, что мне нужно. Я бы дорого заплатил, чтобы она сейчас оказалась рядом и лично, лицом к лицу держала ответ за свою выходку.

 И что бы ни решили Серега с ее отцом, я уже знаю, что займусь Никольской сам.