Анна Веммер - Не прикасайся!

 - Напомни мне, кто такая Вика и почему она приглашает меня в гости к тебе?

 - Моя подруга, мы вместе учились. Эффектная блондинка, не замужем, финансовый аналитик.

 - А, это которая с сиськами.

 Я буквально слышу, как Аня закатывает глаза.

 - Да, она самая.

 - Ладно. Я приду. Но вряд ли твоей Вике это понравится.

 - Почему?

 - Возможно... приду не один.

  - Ого. Я ее знаю?

 - Вряд ли.

 Я ее сам, по ходу, не знаю.

 Зачем ляпнул? Приглашать Никольскую на шашлыки  -  безумие. И уж точно это безумие не вяжется с решением, что я в отношении нее принял. А еще мне в голову вдруг приходит безумная идея. Она совершенно не вяжется (снова!) с принципами, по которым я живу и часть меня приводит в ужас, но другая часть, та, что дрогнула при виде уставшей девчонки с закрытыми глазами, ликует от изящности решения.

 - Анна Артемовна, а не желаете ли прослыть барыней и благодетельницей?

 - Крестовский, хватит паясничать, давай к делу!

 - Ладно, слушай. Есть девчонка, фигуристка. Нищая, как ты была, пока братика не встретила. Но талантливая и вся такая... кхм... в общем, еще немного и посбивает мне нимбом все люстры в зале. Оплату за тренировки нашли с кредитом под бешеные проценты, а проги ставить и платья шить не на что. Можешь выступить спонсором. Ты таких любишь. Не обещаю, что вытащу в чемпионки, до Гавриловой там пока далеко, но, думаю, вложения отобьем.

 - Напомни мне, почему я еще с тобой общаюсь, сволочью такой?  -  вздыхает Анька.

 - Потому что я обаятельный?

 - Вот уж маловероятно. Хорошо, сбрось мне побольше информации об этой девочке. Я подумаю, что можно сделать. Только тебе ведь не надо, чтобы рядом с ней прозвучала фамилия Крестовских?

 - Назовешься Калининой, - пожимаю плечами.  -  Ты же часто это делаешь.

 - Пресса раскопает.

 - Да, ты права.

 - Я подумаю. Обещать пока ничего не буду. А что это ты вдруг озаботился бедными талантливыми девочками?

 - Старею, похоже.

 Сотворить за одни сутки такое количество глупостей еще надо уметь. Затащить в постель бывшую ученицу, привязать ее к себе тренировками, опасаясь беременности, впарить Азарову богатой родственнице... если кто-то узнает, что я решаю финансовые проблемы одной из учениц, возле моего кабинета выстроится очередь разгневанных родителей. Больше всего на свете их раздражает тот факт, что кому-то бесплатно достается то, за что они платят. До сих пор я их понимал, а сейчас совсем в этом не уверен. 

 Я запуталась. В жизни, в чувствах, в желаниях. О мечтах даже не заикаюсь: их уже давно сменили робкие бесплодные надежды. Если бы добрый волшебник спросил меня, о чем я мечтаю, то ответ был бы однозначный: хоть на секунду, на маленький миг, снова открыть глаза и увидеть небо. Или море. Или Вовку с Ксюхой и племянниками. Или карие глаза... нет, об этом думать нельзя.

 Через час тренировка, и я должна быть холодной и равнодушной. Пока что из холодного во мне только руки. Они же и дрожат от страха.

 - Насть, - Ксюха укоризненно вздыхает, - поешь, пожалуйста.

 - Не хочется.

  - Дорогая моя, у тебя сейчас тренировка. Что значит не хочется? Силы откуда брать? В тебе сегодня две чашки кофе и вафля, я считала! Три ложки  -  и я отстану. Даже твой брат съел то, что я приготовила.

 - А что ты приготовила?  -  живо интересуюсь я.

 Хотя Вовка, мне кажется, может сожрать даже чугунную сковородку, и ему будет вкусно.

 - Ростбиф с овощами.

 - Давай, - вздыхаю я, понимая, что откосить от ужина под предлогом жирной пищи не получится.

 Но ростбиф и правда вкусный, только начав жевать я понимаю, что голодна. Но в то же время знаю, что едва войду в «Элит», сильно пожалею о съеденном ужине. От волнения меня всегда тошнит, а как остаться спокойной, встретившись с Крестовским, я так и не поняла.

 Ксюша толкует мое уныние по-своему, и, как может, пытается поддержать:

 - Настюш, ну не расстраивайся. Выступишь на шоу, а потом сразу прилетишь к нам. Погостишь, а если понравится, останешься. Подумаешь, на месяцок попозже.

 И я невольно думаю, как отреагируют папа и Крестовские, если я действительно смоюсь в Лондон. Не станут же возвращать меня силой? Вот просто улечу  -  и все. Шенген открыт, виза есть, возьму паспорт, такси до аэропорта, и уже оттуда напишу, что ни в каком шоу участвовать не собираюсь, мириться с Крестовским не хочу, о том, что сказала в интервью не жалею, и вообще правда глаза колет, а еще он мной воспользовался, и до сих пор, скотина, снится...

 Но я так, конечно, не сделаю. Помимо растревоженного сердца и предавшего тела есть еще невероятный порыв вдохновения, вызванный шансом помочь Лене. Ее родители уже изучают договор и, в тот момент, когда Азаровы отзвонятся и скажут, что согласны (а иначе они просто не могу поступить), Крестовскому придется смириться, что не все в этом мире поклоняются ему. И на каждую девчонку, которую он предпочел бы не видеть в своей группе, на каждую «недостойную» нашего миллионера найдется добрая фея с папочкиными деньгами.

 Я бы многое отдала, чтобы увидеть его лицо!

 Всю дорогу до клуба я размышляю о том, сильно ли плохо радоваться не возможности помочь Лене, а шансу утереть нос Крестовскому. Приходится пойти на компромисс: решить, что у меня и так не слишком много хорошего в жизни, и надо радоваться всему.

  Правда, это только на словах выходит. Все время, что я переодеваюсь и, в сопровождении Риты иду на каток, коленки дрожат, словно я  -  семилетка, впервые выходящая на соревнования.

 - Александр Олегович скоро подойдет, и вы начнете, - говорит девушка, усаживая меня на скамейку.  -  Подожди здесь.

 Лед пустой, тишину арены нарушает лишь негромкая музыка. Прохлада немного отрезвляет, но мне все равно больше всего на свете хочется сбежать! Стыдно за мысли, но я впервые почти рада, что слепая. Видеть его сейчас было бы невыносимо... когда же из воспоминаний исчезнут обрывки той ночи? Когда я перестану чувствовать на себе горячие руки, помнить вкус губ...

 - Настя!

 Сначала сердце пропускает удар, а грудь словно сдавливает стальным обручем, но потом я узнаю в голосе Никиту и напрягаюсь.

 - Что ты здесь делаешь?

 - Пришел увидеться с тобой.

 - Никит... я боюсь, сегодня Крестовский не разрешит тебе присутствовать. Это тренировка, подготовка к шоу, а не аренда льда, и...

 Ответ обескураживает:

 - Знаю. Ничего твой Крестовский не сделает. Администрация заказала мне видеоролик о подготовке шоу, так что я здесь на совершенно законных основаниях. Договор уже подписан, так что ваш Александр Олегович может засунуть все свои претензии...

 - Куда?  -  раздается голос, в котором я без труда различаю усмешку.

 Мне хочется спрятаться под лавочку, оказаться где-нибудь далеко-далеко, где нет воспоминаний и темноты, в которую врывается его голос.

 - Так что? Куда там что я должен засунуть?

 - Куда хотите, - холодно отзывается Никита.  -  Меня предупреждали, что у вас тяжелый характер.

 - А какая тяжелая рука-а-а...

 - Сергей Олегович сказал, чтобы я не обращал внимания на ваши возражения и снимал то, что сочту нужным. И я хочу снять тренировку.

 - Одну?  -  с пугающей вежливостью уточняет Алекс.

 - Что?

 - Вы собираетесь посещать все тренировки Никольской, или вам хватит одной, чтобы смонтировать блокбастер?

 - Столько, сколько сочту нужным.

 - Ну, это вряд ли. Сейчас сходим к директору и обсудим границы ваших полномочий.

 - Вам нужно, господин Крестовский  -  вы и обсуждайте. А мне надо подготовить оборудование.

 - Десять минут, - бросает Алекс, и я понимаю, что это он мне.  -  Сиди здесь.

 Я едва удерживаюсь от того, чтобы показать ему средний палец, так бесит и одновременно ранит холодный тон. Я как плюшевый медведь у него на полке. Взял, поиграл, отдал соседскому ребенку, потому что уже вырос и неинтересно играть в игрушки.

 Не знаю, как вообще возможно выдержать по пять тренировок в неделю наедине с ним. А ведь Крестовский сейчас добьется, чтобы Никиту или вообще сняли с работы или ограничили его вход на мои репетиции. Нет ничего невозможного, когда ты  -  брат директора. Даже если Сергей Олегович делает вид, что спорит и воспитывает Алекса, он все равно делает практически все, что тот просит.

 - Насть, я могу тебя попросить выйти на лед?  -  вдруг говорит Никита.

 - Что?  -  Я вскидываю голову.

 - Мне надо понять, как в кадре будут смотреться люди. Просто встань на середине, а я буду отстраивать камеру. Хорошо?

 - Я...

 - Насть, ну, пожалуйста! Он сейчас вернется вместе с Сергеем, и мне бы лучше заниматься работой, ты же знаешь.

 - Ладно, - вздыхаю я.  -  Сейчас.

 Это несложно, я все еще помню арену, как свои пять пальцев. Снимаю чехлы и осторожно выхожу на лед. Двигаться в полной темноте и одиночестве немного нервно, но в то же время как-то... не знаю, будоражащее, что ли.

 - Ага, отлично, становись там. Так, чуть левее... ага, круто! Ты прямо создана для камеры. А можешь подвигаться? Ну просто туда-сюда, что там тебе несложно сделать? Посмотрю, как в движении. Света бы еще... интересно, кто отвечает вон за тот прожектор?

 - Его редко включают, только на генеральных репетициях, - отвечаю я.  -  Очень жаркий.

 - Жаль. Ну, хорошо. В принципе, с этим можно работать. Если Крестовский не будет ставить мне палки в колеса, я сниму ролик, в котором он даже предстанет в выгодном свете. Помаши руками еще... ага...