Анна Веммер - Не прикасайся!

 Берет меня под руку и ведет к лифту.

 - Будешь ходить и кататься с тренером два раза в неделю, по вечерам.

 - А если я не хочу?

 - Это рекомендация врача, а не моя прихоть, Анастасия. Ты обещала делать то, что он скажет. Это важно для твоего здоровья.

 - Да ему плевать, - бурчу я, - на меня и мое здоровье. Он отрабатывает деньги и методичку.

  Но с отцом спорить бессмысленно, он все равно привезет меня сюда, со скандалом или без. Спустя четыре года я возвращаюсь на лед, только теперь вместо статуса подающей надежды фигуристки, претендующей на место в сборной, я   в группе здоровья для инвалидов.

 Просто прекрасно. Головокружительная карьера.  

 - Алекс, ты можешь не быть таким мудаком?!

 - Это риторический вопрос?

 - Нахер ты Коновалова послал публично? Ты в своем уме?

 - Надя, он заебал со своим экспертным мнением. Пусть высказывает его оттуда, куда я отправил.

 - Он заслуженный тренер!

 - Будет выебываться   будет засуженный. Я устал ловить в свой адрес тонны дерьма. Если им всем  Элит  стоит поперек горла, то пусть катятся к чертям. Я не виноват, что вкладываю бабло в бизнес, а они всем клубом на трусы спортсменам скидываются. Доходчиво пояснил?

 Надя закатывает глаза.

 - День, когда я согласилась у тебя работать, стал черным!

 - Главное, чтобы таким не стал день, когда ты стала со мной спать. Обидно будет.

 Но, похоже, я крепко выбесил ее сегодня. Надя даже не смотрит в мою сторону, быстро одевается и заплетает длинные рыжие волосы в косу. А я так и лежу на диване с расстегнутыми штанами и думаю о том, что в следующий раз перед тем, как трахаться, запру ее смарт в сейф. Чтобы оргазм не сопровождался выносом мозга.

 - Я не могу создавать тебе репутацию, когда ты шлешь всех на три буквы в инсте, язвишь в твиттере и рассказываешь в интервью, что слепая девочка сама виновата в том, что ее карьера закончилась.

 - Она виновата. Она пьяная въехала в столб или куда там.

 - Ее семья просила не выносить подробности.

  - Я и не вынес. Но мы с тобой уже об этом говорили. Я не желаю, чтобы капризы и заебы Никольской отразились на мне и штабе. Дурная девка психанула, когда с головы сняли корону, а роль злодея отвели мне. Нет уж, радость, не в этот раз.

 - Будь моя воля, я бы тебя уволила.

 - Нет, - довольно усмехаюсь, - ты бы мне еще раз дала.

 Надя закатывает глаза и, цокая каблучками, уходит, оставляя меня в задумчивости валяться на диване. Надоело. Надоело оправдываться во всех интервью за то, что не беру талантливых спортсменов из простых семей. Надоело объяснять, что я работаю не на федерацию и не на медали, а на семейный бизнес. Надоело тыкать носом всяких  Мы приехали из Урюпинска, у нас такая талантливая девочка, пиздец как хотим на Олимпиаду  в расценки.

 Тренировки закончились, народ разбрелся по домам. Я хотел посидеть над программами к будущему сезону, но Надя явилась меня отчитывать, заткнуть ее получилось только трахнув, и теперь как-то не до возвышенного катания под Рахманинова.

 К черту. Поеду домой. Закажу что-нибудь пожрать и гляну какой-нибудь тупой боевичок. Все равно на работе делать уже нечего, через полчаса, конечно, на лед выйдет репетиция осеннего шоу, и можно задать жару бездельникам, но с другой стороны   хватит с них того, что приходится тренироваться в десять вечера, ибо какой-то идиот снял арену на час.

 Но в последний момент, когда я уже закрываю кабинет, что-то заставляет резко развернуться и идти в раздевалку. Прокачусь перед дорогой, проветрю мозги. Может, гляну на начало тренировки, тем более, там есть на что посмотреть.

 Группа уже толпится в  предбаннике , готовая высыпать на лед, а из противоположного конца выезжает заливочная машинка. Да твою же мать, и здесь не успел. Теперь придется ждать, пока подготовят лед.

 Я вдруг вижу на катке одинокую фигуру и кричу:

 - Какого хрена встала?! Сеанс кончился, сейчас заливка пойдет!

 Девица то ли не слышит, то ли думает, что это не ей. Но как можно не замечать здоровенную машину и горящую на табло надпись  Идет подготовка льда. Просьба покинуть арену .

  - Эй! Ты слепая?!   ору я, выезжая на лед и направляясь к девушке.

 Она растерянно оборачивается, и я едва не лечу носом вперед, запнувшись о зубцы.

 Она слепая. Блядь. Это Настасья Никольская.

Что она делает на льду? И почему я на нее пялюсь, как дурак, словно никогда не видел слепых симпатичных девчонок?

 Она все еще точеная, как статуэтка. Худенькая, невысокая, с длинными русыми кудрями. В стильном спортивном костюме, в знакомых коньках, слегка потрепанных в той, прошлой жизни, где еще были соревнования и тренировки. Только одна деталь не вписывается в образ фигуристки: черные очки, закрывающие половину лица.

 Я не видел ее с аварии. В последний раз приходил к ней в палату, но она практически сразу велела убираться прочь, и с тех пор я вычеркнул Анастасию Никольскую из своего окружения.

 - Что ты здесь делаешь?   подъезжаю я и спрашиваю ее чуть грубее, чем хотел.   Сеанс кончился.

 - Я поняла. Я не знаю, в какую сторону ехать.

  - Ты с тренером?

  - Да, с Инной, она куда-то ушла 

 Сейчас ее сковывает страх. Она растеряна, не может сдвинуться с места, потому что понятия не имеет, где борт, где машина, где люди. Тренера нет в зоне видимости, и я мрачно думаю, что прибью Инну, едва увижу. Какого хрена она бросила посреди льда слепую девчонку?

 - Я тебя провожу. Дай руку.

 Она стискивает зубы и буквально заставляет себя поднять руку. Я обхватываю ее запястье и веду за собой к калитке. У нее холодная и тонкая кожа, мне кажется, что если я сожму чуть сильнее, то сделаю ей больно. У самого края, чтобы Настя не запнулась о борт, я притормаживаю и она врезается в меня, оказываясь слишком близко, практически в моих руках.

 - Осторожно, ступенька, - говорю я и понимаю, что испытываю странное возбуждение от ее близости.

 Твою же мать. Это просто отголоски встречи с Надей. Она так и не дала мне нормально расслабиться, включив свои нотации. И теперь я готов пожирать взглядом каждую бабу, которую вижу. И чувствую.

 - Где твои чехлы?

 - Не знаю. Я отдала их Инне.

 - Потом заберешь. Я доведу тебя до раздевалки.

 Мы вместе выходим с арены и медленно   ей неудобно идти без чехлов   направляемся к раздевалке. Я держу Никольскую под локоть, и чувствую себя странно. Нет смысла врать себе: она винит меня в том, что случилось. Маленькая эгоистка нашла, на кого спихнуть ответственность за собственную дурость.

 И все же части меня ее жалко. Каково это: быть вынужденной принять помощь человека, которого ненавидишь? Я   призрак прошлого, напоминание о жизни, которой у нее никогда не будет.

 - Садись сюда.

 Подвожу ее к скамейке и усаживаю.

 - Дай ключ от шкафчика.

 Она копается в кармане в поисках ключа, а потом я забираю из ее шкафчика сумку, ставлю на скамейку рядом и кладу ее руку на замок.

 - Твои вещи. Попросишь кого-нибудь довести тебя до холла.

 Молчит, наклонившись: пытается расшнуровать коньки. Сначала не может нащупать узел, зато потом разувается быстро и профессионально. Навыки не вытравить четырьмя годами бездействия.

 Несколько минут я еще наблюдаю за ней, не зная, слышит ли она мое присутствие. Я читал где-то, что у слепых очень развит слух, но где именно, вспомнить не могу. Потом слышу голоса, в раздевалку вваливается очередная партия девчонок, готовящихся репетировать, и я ухожу. Перед тем, как выйти, краем глаза вижу, как растерянно и немного нервно озирается Настасья, вдруг оказавшаяся в гуще толпы.

 Но, в конце концов, я ей не нянька. Как-то же дошла до катка. Значит, найдет и дорогу обратно.  

  Я принципиально не хожу ни в какие реабилитационные центры и не слушаю блоги из серии  как жить без зрения. Психолог говорит, это потому что я еще надеюсь, подсознательно думаю, что такое положение временное. Но она не знает, что именно я три года назад сказала  Хватит! Больницы, обследования, процедуры  мне не хотелось провести всю жизнь в окружении пищащей, стрекочущей и щелкающей медицинской аппаратуры.

 Поэтому я надела очки, взяла трость   и спряталась ото всех. Удалила все контакты из записной книжки, отказалась общаться с бывшими подругами. Отныне для меня существовали только отец и братья. Даже экономка почти не говорила со мной, то ли не зная, как общаться с такими, как я, то ли вздохнув с облегчением. Одной капризной хозяйкой меньше.

 Не знаю, сделала ли потеря зрения меня менее капризной.

 Четыре года назад я прилетела домой, открыла папин бар, выпила половину бутылки вермута, взяла из ящика ключи и поехала на отцовской машине. Я до сих пор смутно помню тот вечер, последнее воспоминание - как пью стакан за стаканом, захлебываясь в слезах, а потом прихожу в себя в палате. Адски больно, страшно, хочется пить и  темно.

 С тех пор темнота так и не отступила, а я с ней свыклась. И даже подружилась, ведь в темноте во многом проще. Я скучала по льду, по полноценной жизни, но одновременно с этим будто выдохнула. Больше никто не ждал от меня медалей. Больше никто не оценивал, как куколку в музыкальной шкатулке. Если ты не пластична, не музыкальна и недостаточно гибкая   ты не заслуживаешь внимания, а если ты не на пьедестале, то зачем вообще ты тренируешься? Это девиз группы, не мой. Уже очень давно не мой.