Я ем вкусную рыбу, запивая прохладным белым вином, чувствую приятную легкость и совсем не нервничаю из-за того, что Крестовский сидит рядом. С другой стороны Аня, умудряющаяся общаться одновременно со всеми и вовлекать в разговоры меня.

 - Женька, да оторвись ты от своих красок!

 - Мне интересно, я ждала их три месяца!

 - Фу, сейчас вонять начнет.

 - Не начнет, воняют не краски, а растворители.

 Потом приезжает Кристина Олеговна. Для меня она – образец стиля, холодной вежливости, идеально поставленной речи и красоты. Поэтому непривычно и немного неловко слышать от нее веселое:

 - Ну че, придурки, еще не нажрались? Ваш инстаграм приехал. Давайте, пока вы не упали мордами в салат, зафоткаемся.

 - Вообще-то единственный, кто собирался нажраться здесь – это ты, - язвит Алекс.

 - Ой, не говори. Адская неделька. Наливай-наливай, что ты для сестры жадничаешь.

 - Только не снимай, пожалуйста, как я разливаю вино, иначе половина родителей заберет от меня детей.

 - Ага, а то они думают, ты святой. Не пьешь, не куришь, по бабам не ходишь, питаешься радугой, а в машине слушаешь Шопена. Так, ребята, скучковались. Боже, Сереброва, убери эту коробку! И отодвиньте графин. Все. Молодцы, свободны. Дайте бухнуть, иначе я поеду крышей.

 Я чувствую себя виноватой за усталость Кристины Олеговны, наверняка ее состояние связано с последствиями моего интервью. И вот что странно: интервью прогремело на всю страну, после него (и выложенного ролика, что уж скрывать) на мою страницу в инстаграме подписалось почти двадцать тысяч человек. Вряд ли такое событие прошло мимо семьи Крестовских и их друзей, но никто его не обсуждает. Ни словом, ни шепотком, ни неловкими паузами. Словно не было ничего, и я – совсем другая девушка, приведенная Алексом, которого здесь непривычно по-домашнему называют Сашей.

 Наконец я чувствую необходимость дойти до туалета и просто проветриться. Когда начинаю подниматься, Крестовский спрашивает:

 - Куда это ты?

 Я укоризненно качаю головой.

 - Угадай.

  - Идем, провожу.

 - Серьезно? Провожать меня в ванную?

 - Знаешь, детка, даже зрячих в первый раз обычно провожают. Будешь искать ее до скончания веков.

 На самом деле я думала спросить у Ани или у экономки, которая хоть и отказалась ужинать с  хозяевами, периодически приносила напитки или подрезала салатики. Но спорить с Алексом бесполезно, поэтому мы вместе выходим из беседки и неспешно бредем в сторону дома. Неспешно, потому что я, оказывается, пьяная. Как-то незаметно все получилось…

 К счастью, Крестовский доводит меня до начала коридора и говорит номер  двери, избавляя от унизительных проводов до самого туалета. Ведя пальцами по стене, я считаю двери: раз, два, три. И действительно обнаруживаю за нужной  ванную комнату.

 Долго пытаюсь прийти в себя, брызгая на лицо холодной водой. Ну же, Настя! Приди в себя и больше не пей. Еще ехать домой. Интересно, сколько времени? Смартфон остался на столе. Это понимание пугает, потому что смартфон за неимением Макса – мой единственный якорь в мире, который я не вижу. Вот так легко забыть его, уйти куда-то с Крестовским… та самая беспечность, которая едва не стоила мне жизни.

 Всю дорогу обратно я думаю: в какой момент уместно уйти? Вежливо ли будет уйти первой, учитывая, что все друзья Крестовских, кажется, собираются оставаться до утра. Насколько я поняла, многие из них живут в этом же поселке, и проблема ночевки у соседей в принципе не является проблемой.

 - Сколько времени?

 - Восемь часов.

 - Значит, еще даже не стемнело?

 - Потихоньку начинает хмуриться. Если пойдет дождь, придется переехать в дом.

 - Я позвоню Максу, чтобы он забрал меня. Аня не обидится, если я уеду до темноты?

 - Ты никуда не поедешь.

 - Это еще почему?

 - Зачем? Тебе весело с ними, ты под градусом, мы еще и половину всего не сожрали. Сейчас Крис выпьет со всеми по кругу, потом детям поджарят хлеб на гриле, уложат всех спать. Стемнеет, Анька сварит глинтвейн, пожарим вторую порцию всякого мяса. Женька притащит мольберт, и все будут дружно рисовать одну гигантскую картину под ее чутким руководством. А если к этому времени выпьют лишку, то завтра будут ее с тем же энтузиазмом сжигать: чтобы следов позора не осталось.

 - Но это твоя семья. Гости должны знать меру.

 - Я бы поверил, что тебе капец как хочется домой, если бы голос был не такой тоскливый, - фыркает Алекс. – Что ты будешь там делать? Сидеть в комнате, пока внизу братик с женой смотрят киношку?

 - Тебя не касается, что я делаю дома!

 - Как скажешь. Тогда давай покажу альтернативу. Иди-ка сюда.

 Он берет меня за руку, подводя к чему-то, на что ставит мою ногу.

 - Поднимайся. Аккуратно, я тебя держу.

 - Это что?

 - Детячий гироскутер.

 - Александр Олег… кхм… нет!

 - Что «нет»? Я тебя держу. Просто прокачу пару метров. Давай, не трусь, ты только что сигала аксели и боишься какого-то гироскутера?

 - Я пьяная! И это опасно.

 - Настя-я-я-а-а-а, - бархатистым и проникновенным голосом говорит Крестовский, - я держу тебя.

 - Ты тоже пьян.

 - Неа.

 - Врешь.

 - Не вру. Тот глоток с тобой был единственный.

 А теперь я мучительно краснею, вспоминая поцелуй.

 - И почему же ты отказываешь себе в вине? Тоже больше не можешь?

 - На случай, если тебя все-таки придется везти домой.

 - У меня есть Макс!

- Он меня раздражает. И не даст приставать к тебе в машине. Но я тебе гарантирую, что еще часик-другой, и ты не захочешь уезжать. Поднимайся, я сказал!

Страшно не от того, что я стою на неустойчивом гироскутере. И не от того, что в теле приятная легкость от вина. А от того, что его руки крепко держат мои, и это ощущение дарит уверенность. Нельзя, нельзя ему доверять! Нельзя сидеть с ним за столом и выбирать, что хочу съесть. Нельзя бродить по аллеям огромного участка возле его дома. Нельзя наслаждаться компанией его друзей и семьи.

 Нельзя хотеть остаться среди них и как можно дольше не возвращаться домой.

Поразительное ощущение движения! Я каталась на такой штуке в далеком детстве,  в отпуске с Вовкой и Ксюхой. Тогда гироскутер не вызвал восторга: ездит и ездит, прикольно, но не более. А сейчас мне одновременно и страшно, и весело, и черепашья скорость кажется запредельной, хотя Алекс даже  не ускоряет шаг, держа меня за руку.

 - Ты ведь соврал, что убедил Ксюшу разрешить мне остаться? – спрашиваю я.

 - Нет. Думаешь, тебе бы не трезвонили уже с воплями и приказом немедленно явиться домой?

 - Не знаю. Я ведь забыла телефон на столе.

  - Вот это ты зря. Пьяные дебилы могут и потерять. Игореха тебе, конечно, новый купит, но идиотизма ситуации это не изменит.

 Он старательно уводит меня от разговора, но я не настроена менять тему.

 - И как тебе удалось уговорить ее?

 - Нашел аргументы.

 - Какие?

 - Почему тебе так интересно?

 - Не знаю. Просто Ксюша не только сама с ними согласилась, но и как-то убедила брата… раз он мне не звонит. Интересно, что такого ты сказал.

 - Сказал, что тебе весело, что здесь куча народа, детей, и все самое интересное начнется ночью. Что незачем гонять машину так поздно, в доме много комнат. Что тебе надо заводить друзей и развлекаться, потому что твоему папаше плевать на социализацию, ему главное, чтобы все выглядело прилично.

 - Это неправда!

 - Правда, Никольская. У тебя все чувства на лице написаны, и глаза видеть не надо. А он продолжает делать вид, будто ребенка достаточно обуть, одеть, накормить и забрать из гостей. Как и почти все родители детей в клубе, в общем-то. Так что твою Ксюша согласилась, что заводить друзей – это важно.

 - И все?

 - Нет. Еще я сказал, что ты выпила, и лучше тебе лечь спать, а не паниковать на трассе, пусть и с твоим супер-Максом за рулем.

 Я спрыгиваю с гироскутера, чувствуя, как противно сжимается сердце.

 - С чего ты взял, что я буду паниковать?

 - Да брось, - отвечает Крестовский. – Тебе неуютно в машине. Это видно.

 - Может, дело в тебе. С Максом я прекрасно езжу.

 Мне кажется, я почти слышу, как от злости скрипят зубы Алекса. И вдруг доходит: он ревнует! Ревнует к Максу, к водителю, моей тени, моим глазам. Бесится от одного его упоминания, как бесился от упоминания Никиты.

 - Зачем ты это делаешь? – спрашиваю я.

 Мне не нужна его ревность. Я так долго о ней мечтала, что теперь боюсь ощущать ее жар. Мне хочется, чтобы Александр Крестовский забыл обо мне, и я снова осталась один на один с влюбленностью. Привычно страдала, слыша его голос, и погружалась в дурацкие девчоночьи фантазии, не имеющие ровным счетом никакого отношения к реальности.

  Но это уже невозможно. Слишком много воспоминаний в голове, слишком много эмоций накатывает, когда он вдруг прижимает к себе, отпихивая в сторону гироскутер.

 - Делаю что?

 - Играешь. Как кот с мышкой. Ты оставил меня не для того, чтобы я нашла друзей, и не для того, чтобы не боялась ночью на трассе. Ты оставил меня для себя, потому что не можешь задвинуть свои желания подальше, принять взвешенное решение. И тогда ты искал меня не потому что я могла потеряться, не потому что интервью повредило репутации клуба, а потому что бесился, что я посмела пойти против тебя. И даже на шашлыки ты позвал меня не для того, чтобы пиарить шоу, а просто потому что посчитал, что за помощь Лене я должна заплатить.