У меня ощущение, что я совершила непоправимую ошибку. А еще приятное чувство удовлетворения, потому что когда Крестовский услышит мое интервью (а в том, что он его услышит, я не сомневаюсь), его перекосит от злости.

 Я не лгала, не ныла и не обвиняла его во всех грехах, я лишь честно рассказала о его подходе: бездушном, обезличенном. О том, что ему плевать, кто принесет медаль, главное, чтобы принесли. Что все рассказы в публичном пространстве об индивидуальности, штучных программах и прочем бреде  -  лишь маска. В этом нет ничего плохого, но это не вяжется с образом Александра Крестовского, который старательно создало руководство «Элит». Похоже, я этот образ только что разрушила.

 - Сброшу тебе ссылку, когда программа выйдет в эфир, - напоследок говорит Геннадий.  -  Ты  -  молодец, Настя, и я желаю тебе, чтобы все было круто.

 И я сижу после записи, уже вечером, в кофейне, пью мандариновый латте и слушаю сопение охранника. Он  -  моя тень, мои глаза, мой навигатор и щит. Без него я не могу выйти из дома, папа строго за этим следит, опасаясь происшествий. Надо сказать, небезосновательно: однажды прямо посреди улицы кто-то отковырял решетку ливневки. Если бы не окрик какой-то женщины, неизвестно, чем могло закончиться мое падение. А уж случаев, когда из-за угла почти бесшумно выезжали машины не счесть. Из-за меня на ближайшем светофоре перед парком поставили спецзнак, но порой мне приходилось стоять на светофоре по десять-пятнадцать минут, до первого окрика «Да пройди уже, блядь, заебала!».

 Поэтому со мной всегда Макс.

 - Думаешь, я плохо поступила?  -  спрашиваю его.

 - М-м-м?

 - Что дала интервью. Думаешь, нельзя было говорить о Крестовском и он разозлится?

 - Он разозлится.

 - Спасибо, помог, - бурчу.  -  Закажи мне десерт.

 - Какой вы хотите?

 - Не знаю, а какие здесь есть?

 - Тирамису, наполеон с малиной, чернично-йогуртовый, гранола с крем-брюле, сырники с вареньем, блинчики с яблочным припеком и крамблом...

 - Блинчики.

 - Хорошо, Анастасия Борисовна. У вас звонит телефон.

 Но это я и без него слышу.

 - Да?

 - Привет, Насть.

 - Никита?  -  Я совершенно искренне удивляюсь.

 - Узнала, богатым не буду. Ну и ладно. Хотел пригласить тебя куда-нибудь. Билетов на «Принzzа» нет, поэтому я решил у тебя узнать, куда ты хочешь пойти и пригласить.

 Я не знаю, что сказать, потому что не верила до последнего, что он позвонит. Зачем симпатичном спортивному парню общаться со слепой девчонкой, которая даже красится на ощупь и не факт, что красиво?

  - На-а-асть? Ты еще там?

 - Да, прости, я задумалась.

 - Так что? Куда ты хочешь пойти?

 - На лед, - вырывается у меня прежде, чем я успеваю что-либо сообразить.

- Ого... не вопрос. Правда, предупреждаю, что стою на коньках... в общем, слава Богу, что стою. Когда тебе удобно? А тебя отпустят не с тренером, а со мной?

  - Давай в «Элит» в субботу. Сергей Олегович звонил, извинялся за тренера и сказал, что назначит нового. Заодно поучит тебя кататься. Весь лед будет в полном нашем распоряжении.

 - Супер. Тогда после льда приглашаю тебя на ужин.

 - Идет.  -  Я чувствую себя так, словно за спиной вырастают крылья.  -  До встречи.

 - Ваш десерт.

 Слышу, как официант ставит передо мной тарелку, и приступаю к блинчикам уже совершенно в другом настроении. До звонка Никиты это был способ заесть стресс, а сейчас  -  приятное дополнение к неплохому, в общем-то, дню. Возможно, из этого ничего не выйдет. Возможно, общение с Никитой закончится на паре встреч, если не на первой.

 Но зато оно хотя бы будет. И, может, мысль о собственной неполноценности в качестве девушки девятнадцати лет перестанет меня изводить.

 - Макс, а как считаешь, мне стоит подстричься?

 Звук активного жевания вдруг утихает. Я хихикаю, пытаясь представить ошалелое лицо мужчины, но быстро сникаю. На самом деле я даже не знаю, как Макс выглядит. Мир стремительно изменяется, он уже не такой, каким я его помню. Папа наверняка постарел. У брата появились сын и дочь, которых я никогда не видела, а моя племяшка Маша за четыре года выросла, а ведь я все еще помню ее крошкой-пятилеткой. Особенно грустно держать на руках малую, Лизу, и понятия не иметь, как она выглядит, когда улыбается тебе, а когда грустит.

 Они все меняются, а в моей голове образы остаются прежними. Чем больше времени проходит, тем чаще я представляю Вову, Ксюшу, папу, Даню и Машу расплывчатыми образами. Теряю черты лица, изюминки, улыбки. Совсем скоро потеряю их совсем. Мне кажется, словно я отдаляюсь, а они уходят куда-то в будущее, где кипит жизнь, в которой мне нет места.

 А как изменился Алекс? Ксюша говорила, он все такой же, но мне показалось, когда я услышала голос, что все же это уже не тот тренер, с которым я провела несколько лет жизни нон-стопом. Гаврилова, наверное, выросла в настоящую красотку. Как-то по телеку показывали репортаж с ее шоу и комментатор буквально захлебывался от восторга.

 Совсем скоро я услышу комментарии тех, кто посмотрит мое интервью. И, может, узнаю, как смотрюсь со стороны.

 А сейчас мне хочется выжать максимум из первого в жизни свидания. Получить удовольствие не только от часа на льду, но и от подготовки. Съездить в салон, привести в порядок волосы, обновить маникюр, возможно, купить какой-нибудь симпатичный спортивный костюм. Я всего этого не увижу, но, может, почувствую? Впервые за последние годы мне хочется накраситься не потому что так надо и нельзя выходить на улицу бледной, как моль.

 Только не хватает кого-нибудь, кто бегал бы со мной по магазинам и выбирал помады. На Макса надежды нет, издеваться над бедным охранником в магазине косметики слишком жестоко. Ксюха, с которой мы делили такие развлечения, уже год в Лондоне, звонит и пишет почти каждый день, но все равно бесконечно далеко. Подруги как-то сами собой испарились.

 - Придется тебе, Макс, потерпеть примерки кофточек и перчаток.

 Я стараюсь улыбаться, но мне снова грустно. 

8 - Алекс

  Самый главный страх Сереги и юристов, что в «Элит» выйдет история, которая вышла с одним из приятелей Игоря, когда того чуть не посадили за то, что подвез малолетнюю врушку. Потом он, правда, на ней женился, но от общественного порицания его это все равно не спасло.

 Когда я набирал первую группу девчонок-одиночниц, целая толпа юристов расписывала мне инструкцию «Как не получить обвинения в домогательствах, тренируя кучку амбициозных богатеньких девиц». У них были свои методы, у меня  -  свои.

  Первый: на берегу обговаривать все нюансы и возможные недопонимания. Второй: никогда не спать с теми, кого тренировал. Даже если это был разовый мастер-класс. Даже если девице уже далеко за двадцать. Даже если это тренер, которого я обучал для своей группы.

 К тем, кто выигрывает, кто вкладывает деньги и тратит чужие, всегда пристальное внимание. Малейший косяк, малейший повод усомниться в идеальности  -  и несколько месяцев статьи будут пестреть заголовками «Тренер совращает фигуристок» или «Известный тренер и связи с миром криминала».

 Семейные юристы и один мой личный надежно, за тысячью замков, хранят факты моего прошлого, которые могут бросить тень на тренерский штаб.

 И в свете всего этого мысль о том, что я хочу трахнуть Никольскую, совершенно лишняя и даже, я бы сказал, порочная. Не столько потому что она бывшая ученица, сколько потому что нельзя хотеть девку, которая даже увидеть тебя не может. Нельзя цепляться за ее образ как за образ трогательной девочки в черных очках, потому что это уже крайняя степень пресыщенности. Когда в твоем распоряжении десятки идеальных, как со страниц журналов, на все готовых девиц, невольно начинаешь хотеть чего-нибудь свежего и легкого.

 Но не, блядь, слепую же девчонку, которой я гожусь... хорошо, в отцы пока не гожусь, но в старшие братья  -  однозначно!

 - Чего задумался?  -  спрашивает Макар.

 - Девку хочу.

 - Абстрактную? Или конкретную?

 - Конкретную.

 - Что мешает?

 - Нельзя. Девка сложная, а семья еще сложнее.

 - У-у-у... тогда нам всем крышка. Так что ставим новенькой-то? Азаровой, или как ее?

 Я вспоминаю статуэточку-Елену, пытаясь прикинуть, в каком образе хочу видеть ее на стартах. Мне нравится, когда программы перекликаются, когда короткая и произвольная  -  не просто два абстрактных танца на льду, а два акта одного спектакля.

 Лена... Лена... девочка из музыкальной шкатулки. Нет, слишком банально. Надо попробовать вывести ее в приличный уровень, выстрелить с первого сезона, иначе статуэточка отправится работать летом в Макдональдсе, потому что второй год здесь не потянет, это очевидно. Значит, «Призрак оперы», «Мулен руж» и прочая попса отменяются. Интересно, если я рискну и поставим что-нибудь незнакомое публике, ее примут?

 - А давай-ка космической темой развлечемся, - говорю я.

 - Космос... Мьюз? Экзогенезис катают через раз, все как на подбор в космических платьях.

 - Давай его на произволку. Будет катать зарождение жизни в космосе. А на короткую... на короткую хочу новое. Чтобы или никто не катал, или мало катали. Энергичное, как знаешь: короткая  -  большой взрыв, эпика в космосе, а произвольная  -  затишье и зарождение жизни.

 - Вот, послушай.  -  Макар роется в смарте, подбирая мелодию.

 Несколько минут мы размышляем над песней, я вслушиваюсь в слегка тяжеловатую мелодию из какого-то сериала, а по мере того, как темп нарастает, уже вижу контраст хрупкой Азаровой и массивной эпичной музыки.