– Мне страшно.

На долю секунды он осекся. Подозреваю, он растерялся, не зная, что со мной делать.

– Нельзя бояться, Кэти. Ты должна быть смелой. Пойдем со мной.

Я хотела. Очень хотела.

– Что если он найдет нас? Что он сделает?

Уилл стиснул зубы и от этого стал еще больше похож на взрослого непреклонного мужчину. А совсем не на ребенка, каким казался до этого.

– Он ничего тебе не сделает. Я ему не позволю.

– Обещаешь? – Я понимала, что прошу слишком многого, но мне нужно было услышать эти слова. Нужно было хоть какое-то напутствие.

Он посмотрела на меня торжественно:

– Обещаю.

Я хотела ему верить. Мне нужно было кому-нибудь верить, чтобы выбраться оттуда. Так что я полностью доверилась ему. У меня не было выхода.

Тогда он повернулся и без промедления направился к выходу из сарая. Стараясь не отставать, я последовала за ним. Одной рукой я по-прежнему сжимала полупустую бутылку. Взяв меня за другую руку, он помог спуститься по расшатанной лестнице. Выщербленные доски впивалась в стопы, и я вздрагивала на каждом шагу.

– Тебе нужна обувь, – пробормотал он и снова полез в свой волшебный рюкзак. Оттуда он достал пару ярко-оранжевых резиновых шлепанец, из тех, что стоят меньше пяти долларов за пару. – Я нашел их.

«Интересно, кто их носил», – мелькнула мысль. Впрочем, это было уже неважно. Теперь их носила я.

Я засунула ноги в шлепанцы, и, хотя они были слегка великоваты, стало намного лучше. Он улыбнулся. Такой мимолетный неровный изгиб сомкнутых губ. Появился и тут же исчез. Затем без лишних слов он кивнул, чтобы я шла за ним. Я так и сделала, глядя ему в затылок, стараясь шагать с ним в ногу. Мы прошли через задний двор, мимо карусельной лошадки, одиноко прислонившейся к забору.

– Это лошадка твоя? – Я хотела выяснить, живет ли он в этом доме. Какова его роль в моем похищении.

– Да, нашел ее среди мусора недалеко от парка.

Парк. Парк аттракционов. Значит он близко. Ближе, чем я думала.

– Их обычно продают. С молотка. Люди такое покупают. Это для них вроде как купить кусочек счастья из детства, что-то на память, – продолжал он. Я заглянула в его лицо. Неужели эта лошадка для него тоже кусочек счастья из детства? Хотя он все еще ребенок. Старше, чем я, конечно. Но точно не взрослый.

– Но эту они выбросили на помойку. Она сломана, потерлась и облупилась. К тому же она коричневая, неказистая, наверное, плохо смотрелась рядом с остальными раскрашенными лошадьми. Ты ведь каталась на карусели? – Тут он встретился со мной взглядом, и я кивнула. – Все светится, музыка играет, колокольчики звенят, гудки гудят. Этот парень явно во все это не вписывался.

Меня посетило странное чувство, что он говорит уже не о лошади. А о себе.

– Но нам надо идти. – Он начинал раздражаться. Бросил последний нетерпеливый взгляд на обломок карусели, и мы пошли дальше. Он подвел меня к воротам, открыл их, показывая, что я должна выйти первой. Что я и сделала, скрепя сердце и навострив уши. Меня не оставляло чувство, что, возможно, все это ловушка. И он обрекает меня на смерть.

Мы вышли на улицу. Маленькие домики аккуратными рядами выстроились чуть ли не на крышах друг друга. В каждом дворе зеленела лужайка. Возле каждого домика на дорожке или вдоль улицы было припарковано по старой машине. На маленьких окнах – ржавые решетки. Чтобы зло не проникло вовнутрь или добро не выходило наружу, даже не знаю.

Ни один ребенок не играл на улице, никаких голосов не доносилось ни с задних дворов, ни из самих этих маленьких домиков. Было пугающе тихо, небо полыхало золотисто-розовым заревом. Медленно садилось солнце. Мы побрели вверх по улице. Уилл шел ровным неторопливым шагом. Я старалась не отставать от него, но чувствовала себя сильно уставшей, больной, истощенной.

Мы только начали, а я уже готова была от всего отказаться.

Когда мы поднялись на самый верх, я поняла, где мы находимся. Недалеко от главной трассы, которая выходит на набережную и к океану. Оглянувшись через плечо, я увидела его, и у меня перехватило дыхание. Желтый горящий шар солнца медленно погружался в волнистую синь. Уже загорелась подсветка в парке аттракционов: светилось колесо обозрения и красно-зеленый сигнальный светофор, и возвышающиеся надо всем этим американские горки тоже светились белыми огоньками.

Внезапно меня охватило горькое сожаление. Я так и не покаталась с Сарой на этом аттракционе. Так и не съела Твинки[1] – золотой бисквит с кремом, о котором давно мечтала. Много чего не сделала.

Но по крайней мере я была жива.

– Уже недалеко, – пообещал Уилл. Я повернулась к нему и увидела, как по его лицу пробежала тень вины. Неужели он лжет?

Неуверенность росла во мне вместе с подозрением.

– Куда ты меня ведешь? – спросила я, пожалуй, довольно резко.

– В полицейский участок. – Он повел подбородком в ту сторону, где улица поднималась вверх. Мне уже не верилось, что я смогу справиться с этим дурацким подъемом. – Это туда, в сторону центра города.

– А мы далеко от центра?

– Недалеко. – Он опустил голову, и челка снова упала ему на глаза, как щит.

Он лгал. Я была уверена.

– У тебя есть сотовый? – у меня самой не было. Но у Сары имелся телефон. Как бы я сейчас хотела, чтобы он и у меня был. Уверена, мама и папа тоже не возражали бы.

– Нет, – он покачал головой, и еле заметная ухмылка искривила его губы, – мне не по карману.

Без лишних слов он побрел наверх, и мне ничего не оставалось, как идти вслед за ним. Тяжело дыша, изо всех сил мы тащились вверх. Хотя, скорее, тяжело дышала только я, потому что он был в превосходной форме. Ведь он не сидел прикованный к стене последние несколько дней. Его не били, над ним не издевались. Не кормили то пончиком, то пачкой печенья, то целой упаковкой чипсов Doritos с бутылкой газировки Dr. Pepper.

Ненавижу Dr. Pepper. То, что после всего пережитого, я могла так искренне ненавидеть марку газированной воды, было, наверное, результатом шока. Я смотрела c родителями сериал «Место преступления» и запомнила оттуда пару полицейских терминов. Хотя по большому счету я не вникала в происходящее на экране.

Я тогда во многое не вникала и теперь жалею об этом.

– Ты в порядке? – бросил Уилл через плечо, и я пробормотала в ответ «угу». С каждым шагом я кривилась от боли. Жутко болели лодыжки, а ветер с океана пробирал до костей.

Почему-то он заметил это. Он все замечал, а я не знала, бояться мне этого или нет. Из волшебного рюкзака появился светло-серый пуловер с капюшоном, и он протянул его мне. Я надела его через голову, вдохнув запах, пропитавший ткань. Он пах стиральным порошком и чем-то еще. Чем-то неуловимым, так что я принюхалась, подтянув воротник к носу. Пуловер был мягкий и теплый, он почти полностью скрыл меня, как и футболка, а запах успокаивал.

– Надень капюшон на голову, – сказал он. И я надела.

– Зачем? – Я подтянула завязки, чтобы капюшон плотно прилегал к голове, обрамляя мое лицо.

– Твои волосы. Ты светлая. Он может… он может узнать тебя, если будет проезжать мимо. – Голос его дрожал, и я увидела, как он напуган. – Он ушел на работу. Но скоро вернется. Если не задержится перед этим в баре.

От ужаса сердце куда-то провалилось. Внезапно пересохло во рту и стало сводить живот. Боже, мне показалось, меня сейчас вырвет. Какой глупой я была, когда поверила, что могу вырваться от него. Он может найти меня, может найти нас обоих. Этот мальчик, наверняка, ведет меня к нему. А я иду за ним как идиотка.

– Кто он тебе?

Он покачал головой, раздувая ноздри.

– Не имеет значения.

Некоторое время мы молча шагали рядом. Я обдумывала его ответ. Этого было недостаточно. Он знал больше, чем говорил, и это пугало. Я боялась, что совершаю ошибку. Сама иду в ловушку.

– Дело в том, что это имеет значение, – сказала я наконец, догнав его так, чтобы идти с ним рядом. Я задыхалась, ужасно ныли ступни, особенно пальцы ног. Их приходилось все время скрючивать, пытаясь удержать на ногах спадающие шлепанцы.

– Что имеет значение? – Он искоса настороженно взглянул на меня.

– Кто он тебе. Мне нужно знать, иначе не пойду дальше.

Не знаю, откуда у меня взялась эта сила, но я задрала подбородок в надежде, что выгляжу решительно.

Мы оба остановились посреди тротуара. Глядели друг на друга, громко и тяжело дыша, заглушая окружавшие нас обычные вечерние звуки. Где-то залаяла собака. Мимо проезжали машины. На долю секунды они высвечивали нас своими фарами и тут же уносились вдаль. Одинокая чайка пролетела над нашими головами c резким печальным криком. И мне показалось, что моя душа наполнена этим горестным криком.

– Это не должно ничего значить. Он совсем… Я совсем не такой, как он.

Я посмотрела на него внимательно. Огни проезжающей машины внезапно высветили его лицо, и вдруг я увидела, на кого он смутно похож. На моего похитителя. Тот же нос, тот же гневный огонь в глазах. Но почему-то от этого открытия мне сделалось очень спокойно. Как будто я поняла, что сделала правильный выбор. Мне было нестрашно. Он спас меня. Без особого труда вывел из этого адского сарая, из моей многодневной тюрьмы.

– Он твой отец.

Он стиснул зубы, но не шелохнулся. Так же, как и я. Мы продолжали смотреть друг на друга, пока случайный автомобильный гудок не заставил нас подскочить.

– Нам надо идти, – пробормотал он.

– Ты же не… – Я подбежала к нему, схватила за руку и с силой вцепилась в нее. Даже слишком сильно, но мне было все равно. Опустив глаза, я смотрела на наши пальцы с благодарностью. С надеждой, что он не лжет. Я не знала, почему мне так спокойно с этим мальчиком. Даже не пыталась понять. Может, из-за того, что он спас меня. Без задней мысли, без страха за то, что с ним будет. Рисковал собой, освободив меня, помогая мне. Этого я никогда не забуду.

– Ты же не… ты же не ведешь меня к нему, правда?