- Я понимаю, что Лева и сам хорош. Он слишком далеко зашел в своем затянувшемся подростковом бунте. И вместо того, чтобы заниматься музыкой, он растрачивает свой талант впустую.

Негодующий взгляд на Ирину, видимо, как на олицетворение пустоты в жизни несостоявшегося талантливого музыканта.

Легкий кивок даме. Нет, Ирина не будет ругаться и что-то доказывать. Людям надо оставить право жить с собственными заблуждениями. Почему нет-то?

- Но ваша связь – это вообще запределье какое-то.

Было больно. Было неприятно. Было обидно. Даже не так за себя, как за Леву. И за Сашу.

- И ваш сын, с помощью которого вы манипулируете…

- Стоп. - Ирина поднялась, давая понять, что разговор окончен.

- Послушайте, - зеленые глаза сверкнули злостью. – Я понимаю, что у меня нет таких денег, которые может вам дать мой сын, но… Скажите, сколько?

- Уходите.

Ирина могла собой гордиться – голос не дрогнул. Только тщательно отмеренный холод.

- Подумайте, вы же…

Джесс, подслушивающая в коридоре и решившая, что играться с этой женщиной она точно не будет, взвилась в лае. Она прослушала, прослушалааааа. И не поджидала у двери…

- Мама! Мы пришли!

Ирина бросила на незваную гостью предостерегающий взгляд и тихо сказала:

- Я вас провожу.

- Но…

- Все вопросы о моем существовании в жизни вашего сына согласуйте, пожалуйста, с ним.

А вот это было приятно. Злые чувства, нехорошие, но все же… В тот момент, когда мама Левы увидела вбежавшего на кухню Сашу. И изумленно посмотрела на Ирину:

- Но мне сказали…

 Руки дрогнули.

- Добрый день, - сказал вежливый мальчик и с любопытством уставился на незнакомку.

- Добрый, - беззвучно проговорила та.

- Всего доброго, - Ирина проводила маму Левы. Потрепала сына по голове, выгуляла собаку, спокойно пообщалась с бабушкой. И прорыдала целый вечер, отчаянно ругая себя за это, но не в состоянии остановиться.

Глава восемнадцатая

- Бэрримор, кто там воет на болотах?

- Простите, сэр. Накопилось.

(изумительный анекдот из ВК)

- Ира? Ирочка…

- И много-много радостииииииииии…

- Снегурочкааааа! Снегурочка!

- С наступающим!!!

- Ира, пожалуйста, объясни…

- Лева, работаем!

- Дай мне минутку! – зарычал, с раздражением сдернул с себя шапку Деда Мороза, бросил рукавицы на пол. И… услышал гудок в трубке. Длинный, тоскливый гудок.

- Лева, твою ж! Вступление!

- Иди и пой, гад!

Как Сергей все-таки умеет голоса копировать – ну, точь-в-точь руководитель их хора в далеком детстве. И все – в голове никаких мыслей, никаких переживаний – только песня. Только мелодия. «Песня ж остается с человеком. Песня не прощается с тобой!» А то, что на душе тревога, тянущая, выматывающая, непрекращающаяся… Ну, кому, право слово, это интересно. Тем более, под Новый год, когда елки горят огнями, а глаза - счастьем и предвкушением.

Он вламывался на сцену последним, уже под пение остальных, присоединившись к нему практически в прыжке. По пути запнулся о какой-то провод, вылетел кубарем. Под бурные аплодисменты и понимающий довольный смех.

И вот зря остальные члены квартета с примкнувшей к ним Олесей развлекаются на его счет. Это же их счастье, что он не выражает свои мысли матом. Потому что вот тут как выразил бы. Ка-а-а-к высказался б про все и сразу. Коротко и емко. Под включенный микрофон. Хорошее получилось бы поздравление с Новым годом. А так… Люди улыбаются, машут. Всем понравилось. Получилось в тему – сейчас еще и обыграем – допустим, одному из четырех Дедов морозов уже хорошо. И пусть завтра изойдутся в соцсетях на тему, что «Крещендо» работало бухими. И на здоровье!

Песенку про новый год – сто двадцать тысяч первую допели. Сейчас еще три номера – и лететь дальше. У них еще два поздравления по организациям и один пафосный корпоратив к вечеру. И можно снова позвонить Ире. И попытаться узнать, что…

Что-то было не так. Нет, они не поругались. Он по-прежнему звонил так часто, как мог. Скучал. Она по-прежнему рассказывала ему о сыне и высылала милые и забавные видео с его занятий. Кстати, шахматы и бассейн удалось отстоять. И то – после долгого мужского разговора. И обещания найти преподавателя вокала.

Но что-то ушло. Он не мог понять – что именно. Легкость? Радость? Счастье из ее голоса?

Он снова зарычал.

- Успокойся, - Сергей еще пытался с ним разговаривать. Теноры уже просто косились с опаской, как в то черное время, когда он просто сходил с ума. И разрушал все, к чему мог дотянуться. - Через три дня поедем в Питер, поговорите. Может, ты только все надумал.

- Может быть, - кивнул он, чтобы не сорваться. Не начать орать на товарищей, которые уж точно были не при чем.

- Поехать сейчас в Питер – совсем не вариант, - Артур посмотрел на часы, чтобы не видеть сосредоточенного лица Ивана за рулем. А еще лучше – приборной доски со спидометром. Туда было совсем жутко. Они опаздывали. Как, впрочем, и всегда в это суматошное время. Поэтому гнали.

- Не вариант, - Лева вздохнул и отвернулся, глядя в окно на что-то мелькающее. Может даже и Москву.

Новый год… До тридцать первого осталось немного. Ну, до черта корпоративов и мероприятий, поездка в Питер, сольный концерт тридцатого – уже многолетняя традиция, билеты раскуплены все. Потом тридцать первое – с метаниями по разным площадкам, практически в одно и тоже время, но в разных местах. И…

Все. К утру можно выдохнуть. И отчаянно охрипшими, часов в семь утра с бокалами ледяного шампанского в руках (все фигня, теперь уже можно, потому что в это утро их голосам ничего не страшно), пообещать себе, что вот в следующем году… Они так не будут делать. Вот не будут – и все! Улыбнуться, зазвенев бокалами. Послушать стенания теноров, что это не Италия – на улице да в живую работать. В мороз. И счастливо улыбаясь, прислушиваться к восторгу, что бурлит в тебе, понимая, что сейчас ты приедешь домой… И… не заснешь ведь.

И как хочется, чтобы в этот Новый год тебя дома ждали Ира и Саша. Они ведь наверняка будут спать уже. А он, обвешанный подарками, с букетом ромашек будет пробираться. И она наверняка проворчит сквозь сон, что ждала, но уснула… А потом все будет хорошо. Правильно. И…

Нет, потом будет отходняк – как помятые и испачканные и уже никому не нужные конфетти и серпантин на улицах первого января. Но об этом же история всегда умалчивает. И правильно делает!

- Может, я успею смотаться в Питер с утра? – Лева потер лоб, пытаясь унять гул в голове. - Сегодня. Если выехать самым ранним «Сапсаном»… То…

- Ты упадешь где-нибудь на выступлении. Надо спать, хотя бы часов пять. Ты же сам знаешь, - нахмурился Сергей.

- Знаю.

Осталось понять, что с Ирой.

***

Ира пыталась понять, что с ней происходит.

Она четко понимала, что не злится на Леву. Что он тут вообще не при чем. И что явление его мамы было всяко без согласования с ним.

Что слова, гадкие, сказанные с целью ее унизить, вывести на скандал их беседу (вопрос остается – зачем) – это же неправда. И не имеют ни к ней, ни к ее мужчине никакого отношения.

Все это она проговаривала себе уже по сотому кругу, убеждая, уговаривая, злясь. На себя. Да. Уже и злясь.

Но успокоиться не могла.

Слишком зацепило. Слишком кольнуло – где-то там, глубоко. Слишком, наверное, нежными и хрупкими были их чувства, чтобы вот так по ним.

Может быть, просто поехать к Леве? Ничего не объясняя, рухнуть, как снег на голову, обнять, прижаться. Услышать его голос, почувствовать, как он прижимается губами к макушке. Просто расплакаться в его объятиях, почувствовать, как из груди слезами вымываются осколки злых слов…

Но… У Левы – туча дел. До Нового года осталось совсем немного. А до его приезда в Питер – еще меньше. И какое право она имеет ехать и мешать ему работать.  К тому же всяко придется объяснять, что случилось. А она не хочет. Потому что сдавать его маму и быть причиной семейных ссор. Инициировать эти самые ссоры. Нет.

Надо просто взять себя в руки, прекратить плакать и изводить себя. Изводить окружающих кислой миной.

Успокоиться.

- Да, Лева. Нет, со мной все в порядке.

…


Телефон зазвонил снова.

Больше всего хотелось вмазать им об стену. Да что – сговорились все что ли?! Сошли с ума под Новый годом стараясь запихнуть хоть еще один выход квартета. И до чего дошли – а давайте одна пара поедет в одно место, а другая – в другое. Какая вам разница. Да и нашим клиентам под новый год особо тоже никакой. Засветитесь. Люди хотят.

Ну, что делать, если все возжаждали. И все решили позвонить сегодня. Как апокалипсиса ждут, право слово, а не Нового года. А перед полным армагедонцем все резко решили насладиться хорошими голосами.

- И вообще, - раздраженно проговорил особо умный, с которым Лева говорил последним, - пора записать уже фанеру – и не выеживаться.

Лев не говорит матом! Он не думает матом. И он не кидается телефоном в стену. Просто отвечает: «Нет». И спокойно собирается в Питер. Успевает. Успевает купить самый главный подарок, потому что для Саши уже все доставили. Как хорошо, что есть Интернет. И там можно скупить магазин игрушек для сына, какую-то прелесть для собаки и роскошный палантин для Антонины Георгиевны. Тааак. Он успевает. Успевает, сказал! Не психует. И вперед – на «Сапсан». Еще не забыть концертный смокинг и туфли. А вот за ними пришлось возвращаться.

Телефон упорно не замолкал. Все-таки Лева посмотрел на номер. Да что ж такое.

- Да, - обреченно проговорил он.

- Лева, выручайте, а.

- Что случилось?

Вот этого человека, когда-то, на заре юности и безвестности, выручившего их, просто послать он не мог.