- А у тебя что?

- Четыре, - с умеренной гордостью человека, который знает себе цену, проговорила Олеся.

- Как тебе удалось?

- Я боялась ее до дрожи в коленях, поэтому учила все, как проклятая. Она у нас еще семинары вела. Как сейчас помню, субботой, первой парой. Мы стонали. Но ходили. А потом на доске с расписанием кто-то повесил записку для нашей группы, что будут дополнительное занятие в воскресенье, в восемь утра.

- И вы? - развеселился Лева.

- Мы пришли. Всей группой. А потом сообразили, что первое апреля. Как тут не сообразить, когда дверь закрыта. Охрана нас посылает. Пускать не хотят. Мы ж догадливые – только потом сообразили, что нас развели.

- С ума сойти.

- Доброжелателей мы так и не нашли. А больше всего возмущалась Антонина Георгиевна.

- А она чем?

- Что ей не сказали, что группа была готова заниматься дополнительно. И она бы подошла. А охрана бы точно пропустила детей узнавать новое, а не дурака валять в воскресенье. – Вдруг Олеся задумалась и изумленно спросила: - Не хочешь ли ты сказать, что книгу о квартете написала Антонина Георгиевна?

- Нет, - поморщился Лев. – Ее внучка. Ирина. Может быть, ты и с ней знакома.

Вопреки его желанию получилось ядовито. И с намеком.

- Я не заказывала книгу, - вздохнула Олеся, словно сожалея, что такая замечательная идея не пришла ей в голову. – И если ты посмотришь по событийному ряду в тексте – не сливала информацию.

- Прости. – Помолчал. И все-таки спросил: - А что ты знаешь об этой Ирине?

- Лично не знакома. Она на восточном училась. Кажется. Не на русской филологии точно. Так что толком я о ней ничего не знаю. Известно лишь только, что у Антонины Георгиевны дочь и зять погибли. Я как раз училась, мы все тогда узнали. И она осталась с внучкой.

Лев замолчал и уставился в окно. Ехали они к Московскому вокзалу. Ну, как ехали. Снова большей частью стояли. Но самое противное было в том, что снег, как по волшебству, прекратился. Оставил сугробы, белые крыши, дорогу, по которой ехать было затруднительно – и исчез. Словно его и не было.

- Ты заедешь к нам? – спросила Олеся.

- Нет. Я сразу домой. А что такое морфология? Кстати?

- Это про русский язык, Лева. И части речи, - пояснила Олеся. И ему, конечно же, все сразу стало ясно.

- И про деепричастия, - злобно проворчал он. Почему-то именно это дурацкое слово казалось ему олицетворением дурацкого дня.

Она не стала спрашивать, узнал ли он то, за чем приезжал. Все и так было ясно.

Музыкант подумал-подумал и набрал еще один номер телефона.

- Здравствуйте, Лев, - услышал он в трубке.

- Здравствуйте, Петр, - поздоровался он с начальником безопасности Томбасова.

- Чем обязан.

И Лев сделал то, что, наверное, надо было сделать с самого начала:

- Мне нужна вся информация о Королевой Ирине, отчество не знаю. Есть адрес.

- Сделаем.

- Это автор книги о квартете, - зачем-то пояснил руководитель этого самого квартета.

- Тем более. Сколько это будет стоить, я скину, информация будет в ближайшее время.

Лева вспомнил, что Томбасов отпустил их на волю. Со всеми вытекающими отсюда как плюсами, так и минусами.

- Конечно, - вздохнул он. – А лично вам – билеты на концерт…

- Которые я не пью, - рассмеялся начальник службы безопасности. – Лев. Не все любят музыку, представляете. Я вот больше как-то по коньяку.

- Отлично, - рассмеялся музыкант. –  С меня бутылка.




Как она там в детстве любила приговаривать, веселя всю их дружную академическую семью? «Хочу, чтобы за мной приехал прекрасный принц на белом коне. Увидел. И упал».

Пожалуй, сегодня ее наивное детское желание сбылось. Частично, конечно. Но. Уронить Льва она не позволила, хотя собака-улыбака жаждала играть с человечком. Но теоретически было можно. Получилось бы громко.

Мда. Стоило себе признаться в том, что сказки не вышло. Сколько она мечтала о том, что он придет. Практически обомлеет, запылает. Молвит: «Ты»… И что? Вот получила. Пришел. Посмотрел. И ничего. Ни принца. Ни коня. Ни воспоминаний. НИ-ЧЕ-ГО.

А она. Дурында. Сколько всего хотела сказать. Просто коснуться. Сколько себе всего нафантазировала, пока писала книгу. О нем ли написана книга. Ага. О битлах, блин! А сама стояла как в ступоре. Смотрела. До чего хорош. Ничуть не изменился за пять лет, разве что взгляд зеленых глаз стал злее. И уголки губ чуть опустились вниз, как будто устали улыбаться. Она так растерялась, что повела себя, как девочка на первой дискотеке, которую в первый раз в жизни пригласил на медленный танец симпатичный мальчик. Зло и вызывающе.

Хотя надо отметить, вот этот «мальчик» был более чем.

Какая несусветная глупость. Она же несколько лет не слушала песни в их исполнении, если видела на экране – переключала канал, чтобы не вспоминать. Но стала писать книгу, когда узнала, что квартет «Крещендо» распался. В смысле, ушел Сергей – просто божественный бас. Тогда она переслушала старые записи, посмотрела новые. Поняла, что музыка как-то ушла вместе со старый солистом, словно обиделась. Осталось громыхание. Ей хотелось просто кричать: «Вы что же? Не слышите этого? Как можно петь без музыки?» Чего это ее так завело? Кто знает. Наверное, потому что это было неправильно. И потому, что у Льва лицо стало… злое и отрешенное. Он больше не наслаждался музыкой – она это видела совершенно отчетливо. И только удивлялась, почему этого не видели другие.

Ирина стала писать книгу. Ехидную, весьма ядовитую. Скорее в качестве мсти и для сцеживания яда, потому как Лева никак не шел у нее из головы. Писала упорно, как делала все в жизни. Выложила на одном из сайтов – и… как водится, когда ничего не ждешь – грянуло.

- И вот одного я понять не могу, воробушек, зачем ты все это затеяла? – Ворвался в ее мысли бабушкин голос. Ирина замотала головой, прогоняя мысли. Но, к сожалению, бабушка говорила о том же самом. И курила. Нервничала, а потому курила. Беломор в янтарном мундштуке. Профессорская привычка, что ни говори. Где кстати, уважаемая госпожа профессор добывала нынче беломор – для Ирины лично оставалось загадкой. Но бабуле удавалось все. Всегда. И любимые папиросы не были исключением.

- Вот такая я загадочная.

- Знаешь, внучка, привлечь внимание молодого человека можно было и более простым способом, - ответствовали с балкона. – И зачем нам в доме пожарная сигнализация? И так все ущемляют мои права и не дают мне курить! Даже в доме приходится мерзнуть на балконе!

Ирина рассмеялась, подумав, что пообщаться со Львом можно было, написав ему на официальную почту квартета «Крещендо». Вот бы народ повеселился. Или подкараулив его после концерта и подарив ему книгу. Можно. Наверное. Но ведь перебор же.

- Я вообще не понимаю – зачем?  - бабушка проговаривала вслух то, что не давало самой Ирине покоя. - Книжка эта? Современный любовный роман. Это же… просто неприлично. К тому же тебе – умнице, красавице, преподавателю университета. Зачем хоть как-то пересекаться с человеком, который просто с другой планеты?

Ирина вздохнула. Кто бы ей объяснил. Хотя вот по поводу книги она решительно была не согласна. Книга получилась просто замечательная. И когда она ее писала, то было просто счастлива.

Покачала головой:

 – Если ты о том, что я написала книгу – так это потому, что я ее написала. Точнее, она сама написалась.

- Да-да, - рассмеялась госпожа профессор. – Лучше б у тебя докторская так же написалась. Легко и за месяц, как эта беллетристика.

- Ну хорошо. Я была зла. Чертовски. Потому что уничтожать такую музыку, такую полифонию – это просто преступление. И как только я узнала о том, что они развалили квартет. Я написала книгу.

- Да-да. Все произошло исключительно из-за твоей любви к хорошему вокалу.

- Ты знаешь, - рассмеялась она. – Очень многое в моей жизни произошло из-за любви к хорошему вокалу.

- Как ты с таким подходом к музыке не стала певицей, - издевательски поморщилась бабушка.

- Семья бы не одобрила. Ты бы хваталась за сердце, мама и папа вздыхали. Как можно.

- А тебе твоя жизнь не мила?

- Почему не мила. Она хорошо, устроена. И я всем довольна. И преподавать я люблю. И получается у меня. Все, в конечном итоге случилось так, как должно было случиться. Наверное.

- То есть ты просто решила поглумиться?

- И поглумиться, и выплеснуть яд. Всегда полезно. А то еще язык прикусишь – и сдохнешь в муках.

- В нашем семейном случае всегда есть такой шанс, - не стала спорить бабушка.

- А то. – Ирина выглянула на балкон, холодина какая! – Поцеловала морщинистую щеку. – Я ушла.

- Давай, детка.

- Моя бабушка курит трубку, - промурлыкала она, с любовью глядя на даму с повадками английской королевы и беломориной в зубах. – Джес, гулять.

Стафордширская терьериха, дурында, собака-улыбака и личное лекарство от плохого настроения и дурных мыслей, зашкрябала и загрохотала навстречу. Звуки были такие, как будто в коридоре выгуливались тиранозавры. Стаей причем.

- Пошли, - вздохнула Ирина. Погода шептала. Ну, ничего. Лыжный костюм, капюшон во все лицо. И вперед. К тому же им было недалеко.

Три высоких лестничных пролета, тяжелая входная дверь. И она вываливается в метель под «Он придет, он будет добрый, ласковый, ветеер перемен…» В проезжающей мимо машине.  Угадаем, в чьем исполнении? Увы, «Крещендо». Довольно. Хватит с нее воспоминаний. Они делают слабыми, напоминают о глупости. Восхитительной, упоительной, которую она бы, без сомнения, повторила бы. Прекрасно отдавая себе отчет в том, что делает.

Снег заметал город, укутывал серость неба и желтизну домов, обещал что-то сказочное, невероятное. Но люди, кутаясь в шарфы, глядя только себе под ноги, совершенно не хотели этого замечать. Не хотели верить в чудо. И поэтому оно и не происходило, обижалось и исчезало за стеной снега.