— Но куда тебе…королевишне, — она тяжело вздохнула и снова зло поджала дрожащие губы. — Ты дальше своего носа никогда не видела!

— Да забирай себе своего Жука! — крикнула я. — Уголовника! Подходящая пара!

— Уголовника?! — она вдруг поджалась, как кобра перед броском. — Уголовника, говоришь?

Я дернула плечом. То, что Жук сидит, знала, об этом говорили все, да и Ганджуба приходил частенько, то с детскими вещами, то с продуктами, но я всегда выставляла его за дверь.

— По твоей вине! — вдруг бросила Лиза мне с такой яростью, такой злостью, что я буквально отпрянула от нее.

Я снова передернулась. Все, что касается Жука, было в далеком прошлом, и если честно, я была рада, что он находился в местах не столь отдаленных, потому что там ему было и место!

За все те злодеяния, за все те слезы, что я пролила по его милости!

—  В том, что он находится в тюрьме моей заслуги нет! — ровно сказала я, не понимая, с чего мы сейчас стоим и обсуждаем этого человека, вместо того, чтобы сделать то, что нужно: решить вопрос с жильем. — Если тебе так хочется, можешь забирать его себе!

— Ах, какие мы нежные! И заберу! Подумаешь! А ты еще локти будешь кусать, дура набитая! — она буквально захлебывалась ненавистью. — Что, миллионерчик твой, магнат, владелец заводов – газет- пароходов бросил, оставил тебя? Наверное, душу твою разглядел, падшую!

Она сузила глаза.

Лешка заревел на весь подъезд.

Я устало вздохнула.

— Если ты не пустишь меня в мою собственную квартиру, я вызову полицию.

— Это теперь мое жилье, смирись с этим. Все документы у меня верные. Ты сама подписала их, когда собиралась за своим Грецких бежать на край света. Даже не проверила толком, что подписываешь, сама виновата.

— Лииз, — в дверях появился маленький, щуплый Пашка. Заспанный, он тер глаза, а другой рукой оправлял задравшуюся маечку.

— Бегу, бегу, дорогой! — засюсюкала Лизка. — Не выходи в подъезд, здесь очень холодно! Дует, простудишься! Идем, попьем водички…

— Там тетя Тася? — хрипловатым со сна голосом спросил малыш.

— Нет, тебе показалось, она уже уходит, — Лиза буквально забежала в квартиру, оставив меня озадаченной стоять на лестничной площадке.

Я смутно помнила уже тот день. Казалось, что он пропал за толщей воды, его будто бы и не было – он словно растворился в череде других часов, дней, которые были после этого. Те, которые были наполнены Алексеем, его вниманием, его присутствием, тонким, колким, взглядом, осторожным ощупыванием пространства рядом.

Нашей ночью – признанием, откровением.

Когда мы будто бы добрались, наконец, друг до друга, поставили точку в своих отношениях, которую не успели поставить тогда, почти два года назад…

Пока я растерянно моргала глазами, открыв рот, пока пыталась успокоить Леху, Лиза оттолкнула меня, и проникла в квартиру. Я даже не успела ничего сделать – она так быстро подсуетилась, что ее мог бы остановить только метеорит, не меньше.

Я начала жать на кнопку звонка, а Лиза продолжила выкрикивать проклятия в мой адрес, но дверь уже не открывала.

Почувствовав, что силы на исходе, я села прямо перед дверью на пол. По шороху у квартиры напротив поняла, что там хозяйка наблюдала за мной через дверной глазок. Мне стало больно, обидно и гадко. И эта туда же. Печется о своем благополучии, и совсем не думает о том, что кому-то сейчас очень нужна помощь и поддержка.

Ну Лиза, ну поганка! Я утирала слезы краем рукава. Как она могла! Ведь нас столько связывало! Столько общих воспоминаний, столько общих тем, столько боли, поделенной пополам!

Я знала ее маленькие секретики – о том, какой мальчик ей нравился в первом классе, о том, что она однажды украла шоколадку в магазине, о том, что как-то закинула в кабинет к Ольге Петровне – директору детского дома – блохастого кота за то, что та сделала ей замечание.

Но главного – главного - я не узнала! Не знала о том, что она всю жизнь мне завидует из-за внимания этого ужасающего Жука, что любит его всем сердцем, до такой степени, что готова унижаться и скрывать отношения только потому, что он так приказал!

Не узнала и того, что она готова выкинуть на улицу свою подругу с ребенком, лишив крова над головой, собственными руками сменив замки на двери квартиры, добытой нечестно, неправедно, подделав документы, обманов взяв подписи о согласии!

И как еще успела все сделать за такое короткое время! Видимо, у нее уже давно все это было подготовлено, давно бумаги ждали моей подписи, давно змея копила яд, чтобы выпустить его на волю в нужное время и в нужном месте.

И ведь я сама никогда ничего не подписывала, пока что раз ничего не проверю, – все-такие совет Ольги Петровны сидел в голове хорошо, помнила ее наказ! – но в тот день, оглушенная, ошарашенная Алексеем, я сделала все чтобы лишиться собственного дома!

Как я могла.

Как она могла!

Я знала, что и Лиза сейчас стоит у двери у квартиры, ждет, пока я уйду. Но куда?!

Мне действительно некуда было идти. Друзей и подруг нет, денег, чтобы снять на какое-то время жилье, комнату, угол, - тоже. Ей ли не знать об этом!

Я ударила со всей силы по двери, и почувствовала боль. Но эта боль была ничтожной по сравнению с той, которая таилась, набухала, распухала в моем сердце.

Боль от предательства близкого человека – самая страшная, самая неизлечимая, самая ужасающая.

— Что сидим на холодном полу? — услышала я голос, который не хотела слышать никогда в своей жизни и с трудом подняла голову к источнику звука. — Пьяная, что ли?

Глава 41

— Пьяная, что ли? — повторила она, глядя прямо на меня.

Вот тетю Соню я желала увидеть сейчас меньше всего! Но, с другой стороны, она была каким-никаким представителем власти, может быть, нулевого звена, но с чего-то нужно было начинать!

— Лиза выставила меня из моей квартиры, — вздохнула я.

 Она хмыкнула, оценивающе прошлась по моему виду, и тут же забарабанила в дверь руками и ногами.

— Ну-ка открывай, шпана мелкая!

— И не подумаю! — крикнула Лиза из-за двери.

— Не подумает она! Сейчас полицию вызову! Пусть узнают, что ты за бордель устраиваешь!

— Какой еще бордель?! — Лиза от злости открыла дверь и вывалилась на площадку. Я тут же подхватила Лешку на руки и попробовала еще раз с боем прорваться в собственное жилье, но потерпела неудачу. Лиза оттолкнула меня рукой. Грубо, быстро, не думая, буквально на автомате. И потом смерила презрительным взглядом.

— У меня все документы в порядке, смотрите! Вот дарственная, самолично Таисией Ореховой подписанная!

Тетя Соня пробежала глазами по бумаге. Повернулась ко мне, удивленно глядя прямо в глаза.

— Ты что, дура?

— Я не подписывала! — захлебнулась я.

Соседка пожала плечами и вернула бумагу торжествующей Лизе.

— Ну и дрянь же ты, Лизавета. — Женщина сплюнула прямо к ногам моей бывшей подруги. Повернулась ко мне. — А ты – дура. Это ж надо так – просрать единственное, что у тебя было своего! Была о тебе лучшего мнения!

Мне стало смешно. Тетя Соня туда же! Женщина, которая всегда только порицала все мои действия, делала все, чтобы отравить мое существование в этом доме, сейчас высказывалась против Лизки, но и против меня тоже!

Я отерла лоб, на котором выступила испарина.

— Она выгоняет меня из моей собственной квартиры, — пожаловалась я. — Нужно вызвать полицию.

— Конечно, вызовем! — тетя Соня недобро посмотрела на Лизку.

 — Пропусти подружку-то!

— Даже не подумаю, — осклабилась та. — Пусть на улице ждет.

У меня даже перед глазами все помутилось от таких ее слов.

Тетя Соня достала телефон и позвонила в участок. Объяснила ситуацию, сказала, что человека не пускают в собственную квартиру. Видимо, там ей сказали не то, что она хотела услышать, потому что женщина тут же подняла голос:

— А не приедете через полчаса, напишу про вас президенту! И на прямую линию буду звонить! Где это видано: чтобы женщине с ребенком не давали жилья?!

Крикнув это, она завершила вызов.

— Значит, не пустишь свою подружку? — нахмурилась она в сторону Лизки, та довольно кивнула головой. — Ну что ж, — тетя Соня взяла меня под локоть. — Пойдем, у меня что ли, перекантуемся. Подождем, пока приедет участковый. Вся надежда на него.

Я, словно сомнамбула, последовала за ней. Если раньше она была моим врагом номер один, то теперь, похоже, стала спасителем под этим же первым номером.

— Да иди уже, не дрейфь! — сказала она довольно грубо. И я не стала обращать внимания ни на какие сантименты, а последовала за ней.

На втором этаже перед своей квартирой женщина поискала ключ, повздыхала, открыла дверь и впустила нас с Лешкой. Малыш, прямо в обуви, не дожидаясь, пока я его раздену, побежал по коридору, и я испуганно покосилась на грозную женщину, которая меня гнобила и за меньшую провинность в подъезде.

Однако тетя Соня сделала вид, что так и должно быть. Она бросила к моим ногам тапки, молча прошла в зал и уселась на диван. Я быстро разделась, проверила памперс у Алексея, достала баночные пюре и уселась его кормить. На еду малыш откликнулся с удовольствием, видимо, был действительно очень голоден.

Давая ему ложку за ложкой, я буквально давила в себе горючие слезы, которые готовились пролиться ручьем, буквально сметающим все на своем пути. Смотрела на своего сына и думала, что в очередной раз показала себя ужасным родителем, который не достоин такого звания. Я буквально оставила ребенка без крыши над головой, и все почему? Потому что так торопилась увидеться с Грецких, что позволила чувствам и торопливости взять верх над здравым смыслом и Лизе обставить себя, ободрать, как липку.