Нельзя так с Сонькой. Соня будет реветь белугой, она кричать будет и молить о прощении. Так она всегда делает. А вымолив отсрочку в расставании, потом, грешным делом, думает, а какого рожна я, собственно? Так, на сегодня рыдания отменяются! Взяв себя в руки, она спокойно, даже спокойней, чем нужно, сообщает:

— Не скажу, что я удивлена.

— Я когда с тобой спал, мне казалось, что я хрен ввожу в какую-то энциклопедию. Мне даже страшный сон приснился.

— Я — твой доктор Фрейд. Я — сказочная фея ночи. Расскажи мне свой сон, дитя.

У Ромы ухо не настроено на интонации, не слышит парень иронии.

— Иду по коридору, а он все уже и уже, я протискиваюсь и вдруг чувствую — холодно стало. Смотрю, а я совсем голый. И тут, как черт знает откуда, книги посыпались, а одна — тяжелая такая, как врезала мне по яйцам. Просыпаюсь…

— А член стоит, — хохочет Сонька. — Не надо, маленький, бояться утренней эрекции…

— Врезать бы тебе, — цедит сквозь зубы Рома и уходит.

Соня остается на холодной скамейке.

_____

У «Чернышевской» идет бойкая торговля цветами. За их пестрыми осенними головами вообще ничего не увидишь, какая там парикмахерская. Соня подошла к одной из торговок, спросить все-таки, вдруг знает, где тут салон причесок. Но цветочница утопла не только во флоре, но и в бесконечном споре с крупным господином в дорогом пальто. Под мышкой он держал портфель из дорогой кожи, на локте у него висела трость, и при этом в руках пухлое портмоне, а за лацкан пальто засунут букет цветов.


— Нет, вы мне недодали, — твердит мужчина.

— Нет, дала, — монотонно отвечает торговка.

— Нет, недодали.

— Нет, додала.

— Извините, пожалуйста, — вступает Соня.

— Недодали, недодали, — господин не слышит, что кто-то пытается нарушить их с цветочницей слаженный дуэт.

— Да вы положили и забыли. Я вам полтинник дала и десятку.

— Не подскажете ли, где здесь ближайшая парикмахерская? — предприняла Соня очередную попытку.

Безрезультатно. Цветочница увлечена:

— Если бы у меня было столько денег, я бы тоже забыла, что куда положила.

— Вряд ли, — отвечает Соня. Вступить с ними в дискуссию — единственный способ привлечь к себе внимание.

И действительно, господин и торговка прерывают пикировку и глядят на молодую женщину, одинаково недовольные, что их отвлекли от важного занятия.

— Где парикмахерская, не подскажете?

— Нет, что вы до этого сказали? — требует точности господин.

— Я к тому, что деньги любят счет…

— Это точно! — обрадовался он внезапной поддержке и принялся снова донимать цветочницу: — А вы мне «полтинник», «десятка»! Не давали вы мне десяти рублей.

— Простите, вы все же не подскажете, где здесь парикмахерская?!

— Вы бы сначала посмотрели, а потом бы спрашивали и людей отвлекали! — торговка-цветочница неопределенно машет рукой.

— Извините…

Прямо перед собой, через дорогу от метро, Соня замечает крупные буквы на фасаде здания: «Салон причесок».

И Соня бежит через дорогу, через бульварчик с чахлыми деревьями, к этим буквам. Никогда еще она так не злилась на русский алфавит. Когда над ее головой мелодично звякнул колокольчик, Соня еще больше разозлилась. Какой у них интерьер! Мать родная! Безвкусица. Нечто среднее между советской парикмахерской и иностранной поликлиникой. Стены обшиты пластиковыми листами под дерево, крутом гирлянды искусственных цветов-плющей. При этом современные кресла, мерцающие холодным никелем приборы. «Как в пыточной», — думает Соня, окидывая цепким глазом территорию неприятеля.

Она подходит к стойке администратора. Администратор — милая девушка с дежурной улыбкой.

— Добрый день, — произносит Соня как диктор центрального телевидения, которой сейчас предстоит объявить повышение цен на все виды товаров.

Администраторша, видимо, одобряет экономическую политику правительства и отзывается в тон:

— Добрый день.

— Простите, у вас работает мастер по имени Маша? — спрашивает Соня.

С администраторши в момент слетают чуждые ее природе повадки, и она орет неожиданно зычным голосом:

— Плотникова! Маша! К тебе пришли!

Из зала выходит небольшого роста девушка, и тоже — младше Сони навсегда. Соня рассматривает ее сверху, размышляя, сейчас прихлопнуть или покуражиться. Садо-мазохистская сущность берет вверх.

— Здравствуйте, Маша. Мне подруга рекомендовала вас как чудного мастера. К вам можно будет записаться?

Но Маша почему-то растерялась.

— Женщина, но я вообще-то мужской мастер…

Соня не видит в этом проблемы и улыбается лучезарно. Каждое «но» только помогает импровизированному плану Сониной мести.

— А мне вас рекомендовали.

— Кто? — удивляется Маша.

— Одна наша с вами общая знакомая.

Маша тупо настаивает:

— Кто?

Соня заговорщицки подмигивает и фальшиво улыбается:

— Я обещала не выдавать.

— Но, женщина, я не умею… Я только так, для себя могу… Я и права не имею вас взять, — косится Маша на администраторшу.

И что теперь делать? Не силком же ее приклеить к собственной голове.

— Простите. Видимо, я ошиблась, — стонет Соня с искренним разочарованием.

Маша виновато улыбается и возвращается в зал. Соня, поверх головы администраторши, заглядывает туда же. Одноклассница Ромы и еще какая-то миловидная девушка рассматривают журнал, пытаясь уложить длинные светлые волосы девушки-клиентки.

— У нас много хороших мастеров, женщина, — администратор пытается вернуть беседу в конструктивное русло.

Соня, хоть и продолжала слежку за Машей, но автоматически возразила:

— Не называйте меня так, умоляю.

— Сейчас свободна Неля Горинштейн.

— А мне нужна Маша! — это прозвучало как приговор трибунала. И Соня вошла в зал, как русские в Берлин. Маша видит отражение странной женщины в зеркале, и ее белозубая улыбка исчезает.

— А что это, девушка, вы мне врете? Что это вы налгали? — требует ответа Соня неожиданно высоким визгливым голосом. — Нет, вы смотрите, взяла и налгала клиенту! Так бы сразу и сказали, что это вы со мной работать не хотите.

— Но женщина…

— Не называйте меня так! Ненавижу!

— Я мужчин стригу. Поймите. Я не могу вас взять. Не полагается.

— То есть вы хотите сказать, что это вы со мной работать не хотите??! Это что у вас — внутренний фэйс-контроль?

На крики, побросав клиентов, сбегаются сотрудницы салона.

Соня тычет пальцем в девушку в кресле, которая уже почти вжалась в него, словно желая раствориться, исчезнуть.

— Это что, мужчина? — Соня обращается к людям в поисках справедливости. — Это, по-вашему, мужчина?

Маша растерялась:

— Это моя подруга. Она зашла ко мне журнал показать, — она обращается к коллегам, ища понимания. — Мы укладки смотрели.

— Подруг, значит, стрижешь в рабочее время. Где тут у вас жалобная книга? Вы посмотрите, она подруг стрижет в рабочее время! А деньги, небось, себе в карман?!

Администратор устала, ей хотелось покоя.

— Женщина, успокойтесь! Что вы устроили здесь истерику?

— Истерику?! Не называйте меня так! Я леди, мадам, сударыня! Да у вас вообще всем на клиента наплевать!

— Жен… Вы чего хотите?

— Постричься!

— У нас мастеров много женских. Вот Неличка… и Раиса…

— А я хочу у Маши!

— Возьми ее… — почти кричит администраторша Маше, молитвенно сложив руки.

И Соня добилась своего. Она сидит в кресле перед зеркалом, и на лице разлито полное удовлетворение.

Маша стригла хорошо. Она даже победила однажды в городском конкурсе мужских мастеров. Ее моделью был одноклассник Рома, и она уложила его длинную челку затейливой волной. Теоретически она могла стричь и женщин, но робела перед сложными прическами невест и выпускниц. Укладки были ее больным местом. Поэтому любую свободную минуту она использовала для повышения квалификации. Но эта психованная тетка требовала чего-то ужасного. Маша словно одеревенела, будто во сне была или под гипнозом. А умалишенная клиентка руководила ее действиями, и получалось что-то такое, после чего парикмахер, или стилист, как теперь говорят, вместе с клиентом должны были уйти из жизни. По обоюдной договоренности.

Маша робко взяла в руки мокрую прядь Сонькиных волос.

— Здесь короче! — приказывает Соня.

— Как короче? Неровно же будет…

— Короче, говорю!

Маша безропотно выполняет указания гадюки. Она так напугана, что даже не думает о мести крикливой бабе. Скорее баба будет мстить Маше. Но за что?! Ведь она просто повинуется приказам:

— А здесь длиннее оставить. И здесь!

В зеркале Соне хорошо виден чудовищный куст из разной длины прядей, что разрастается у нее на голове. И глаза Маши ей видны, а в них дикий и бессмысленный ужас: почему я? неужели это со мной? На мгновение Соня почувствовала жалость к этой девчонке, но потом, не найдя ни одной морщинки на ее круглом лице, подавила зародыш сочувствия. Ну что, пожалуй, хватит? И она решительно встала.

— У вас клиент всегда прав? Так вот я не заплачу за эту работу. Я права, девушки?

Парикмахерши хмуро переглядываются.

— Вот так вот, Маша. Ужасная, чудовищная стрижка. Книгу жалоб!

Администраторша достает книгу жалоб и с готовностью несет ее Соне. Все что угодно, лишь бы та поскорее ушла. Соня хватает амбарную книгу советских времен, подходит к столику возле зеркала, на котором стоят бутылочки с гелями, лаками, и смахивает все на пол, водружая на стол жалобную книгу. Листает до свободной страницы, приговаривая:

— И что пишут? Хамите… Конечно, хамите. Вот еще химию плохо сделали, у женщины волосы отвалились. Опять хамите… И я напишу: хамите!