— Это пройдет?..

— Конечно пройдет. Но не сейчас. Мне надо идти. У меня важное дело.


Юля распечатала иностранный конверт. Руки дрожали. Сама себя пару раз ударила, чтобы привести в чувство, пробежала глазами послание и издала торжествующий вопль.

Из комнаты выбежал Эдик.

— Эдька, я получила!..

— Миллион?

— Развод!

— Ну, это почти что миллиард!

— Я его получила! Я свободна! Я совершенно свободна!

Эдик сгреб ее в охапку.

— Ты так думаешь? А я говорю, нет, не свободна.

— Да ты домостроевец!

— А я предупреждал.

— А я, дурочка, пропустила мимо ушей. Надо же так вляпаться.

— Да, надо было слушать, когда тебе говорят, — приговаривал он, целуя Юльку. — Я же просто так ничего не говорю.

— Я заметила. А сам ты при этом считаешься женатым.

— Значит, сначала празднуем твой развод, потом мой развод, а потом…

— Молчать! Пока молчать!

— Есть, мой командир. Когда будем праздновать первое событие?

— Сегодня? Нет, давай завтра. У меня сегодня срочное дело…

— Какое такое дело? — Он подталкивает ее к спальне.

— Секрет.

— Какой такой секрет?

— Очень личное…

— Личное? Еще более личное? — доносится голос инфернальщика уже из-за дверей.


Если не было эффектного начала, должен быть стоящий финал. Собственно, зачем эта книга, потрепанная тетрадь в девяносто шесть листов? Залитая чаем, запорошенная табачным пеплом, пахнущая тремя разными марками духов, смешавшимися в один крепкий женский запах. Жизнь вечна. И потому одна. Одно бесконечное лето, одна длинная зима, печальная раздумчивая осень, беспокойная весна. Времена года не сменяют друг друга. Они проступают из-под разлинованной сетки календаря. Ведь трудно протопать целую жизнь и лишь четырежды сменить обстановку. Поэтому одна великая Зима, как и ее легкомысленные сестры, дробит себя на множество зим, весен и всех прочих. Точно по количеству прожитых годов. Жизнь прекрасна. Потому что одна и вечна. Неприятно слушать, как, венчая, священник в заморском кино произносит: «Пока смерть не разлучит вас…» А потом? Может быть, есть пятое время года?


По ухабистой сельской дороге пробирается капризная Юлина машина. Позади, с чрезвычайно серьезными лицами, устроились подруги. Все трое — в черном. Хорошо подготовились к выезду. На Юле черный парик с длинными волосами, на Соне черная шапочка с черной сеткой, на Нонне черный платок-чалма. В целом они выглядят как три ведьмы из «Макбета». Машина, петляя по буеракам между луж и поваленных ветром деревьев, тормозит у ограды погоста.

Три женщины в черном молча выходят из машины. Их обдает тишиной, но потом становится слышно, как в овраге журчит вода. Качается и тускло светит одинокий фонарь. Нонна крепко держит в руках сверток.

— Куда ты завел нас, Сусанин-герой? — пропела Соня.

— Опять ты со своими глупыми прибаутками.

Юля же молчит, идет важно, как будто по подиуму. Неожиданно из-за деревянной часовни раздаются нестройные мужские голоса. В звенящей тишине слышно бульканье жидкости, льющейся в стакан. Звучат здравицы.

— За Серегу! Хепи без дей, как говорится…

Подруги одновременно вздрагивают.

— Девочки, прячься, — командует Нонна.

Они синхронно ныряют за могильную плиту.

— Там кто-то есть, — услышав шорох, напрягается кладбищенский рабочий, именинник сегодня.

— Серега, пойди посмотри.

— Не пойду. Страшно, ночь и луна гляди как светит.

— Ты чего, Серега, ты ж в партии был.

— Ну его, Михалыч… Я три тени видел…

Подруги за плитой тоже обнялись от страха.

Юля шепчет:

— Ой, девочки, что сейчас будет-то?

— Сиди тихо, — командует Нонна.

— Я придумала, слушайте меня, — оживляется Соня. — Сейчас к нам кто-нибудь подойдет, а мы резко встанем и дружно скажем: «Добрый вечер, господа!»

Так и сделали. Когда по заросшей сорняком кладбищенской дорожке к ним приблизилась мужская фигура, они поднялись, встали в рост — в ярком свете луны три черные женщины — и вежливо поздоровались:

— Добрый вечер, господа!

— Ведьмы! Ведьмы! Вампиры! — заорал детина. Перекрестился, спутав правую руку с левой, побежал и споткнулся. Уткнувшись носом в осеннюю грязь, стал делать знаки подвыпившим приятелям, чтобы не бросали одного на съедение колдуньям. Те подхватили его и скрылись. Девочки захохотали.

— Вот несколькими атеистами на свете и стало меньше, — обрадовалась Нонна.

— А книгу жаль закапывать. Она же не труп, — вздохнула Юля.

— Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым, — оповестила Соня, но, смягчившись, предложила: — То есть ты предлагаешь ее зажарить? Может, тогда устроим ей аутодафе?

— Я тогда пойду, соберу веточки, — сказала Нонна.

Но не пришлось — за часовней нашла старые метлы. Соня дернула Юлю за рукав:

— Заметь, ее таки прямо тянет на метлу.

— На себя-то посмотри, — огрызнулась Нонка.

— Девочки, не ссорьтесь!

Распотрошили прутья метелок, соорудили некое подобие эшафота. Соня достала из кармана зажигалку, вырвала из записной книжки листочек, подожгла ветки. Нонна раздувает костер. Пламя начинает разгораться, и тогда они разворачивают сверток. Юля держит на ладони тетрадь, словно взвешивает. Интересно, сколько весят слезы? А улыбки? А мысли? Каждая подержала рукопись, Нонка даже пыталась полистать, зачитывая любимые места. Но тетрадь у нее отобрали. Схватились втроем и бросили в огонь.

— Я сжигаю сейчас все свои прошлые обиды, обманы, страхи, — прошептала одна, и не важно кто.

— Разлуки, слезы, горести и тоску, — сказала вторая.

— Долги, мезальянсы, унижения, — отозвалась третья.

— Гори оно все синим пламенем. Пусть горит. Пусть не возвращается…

Юля подбросила в огонь веточку. Соня обняла подругу:

— Святая простота.

— Почему же так грустно?

— Ничего, пусть сгорит. Посыплем голову пеплом и завтра начнем новую жизнь.

— Будем работать, — заявила Юля.

— А мы будем говорить, что мы увидим небо в алмазах и услышим ангелов? — хохотнула Соня, а Нонна добавила:

— И что, мы отдохнем?

Юля, чувствуя подвох, напряглась:

— Это кто сказал?

Соня и Нонна прыснули.

— Это Соня сказала.

— Нет, правда. По-моему, это кто-то уже сказал.

Соня присвистнула.

— Ноник, она Чехова не читала.

Подруги сбрасывают с себя черные одежды и оказываются в ярких цветастых платьях. На палку от метлы они наматывают свои черные тряпки. Юля водружает парик. Получается черное чучело. Вот его бы сжечь по закону языческой женской логики.

Светает. В зыбком рассветном тумане подруги бредут по краю поля.

— И все-таки это кто-то сказал… Где-то я это уже читала? — слышался в утренней тишине Юлькин голос.

Санкт-Петербург, 2004


Женщина в поисках счастья — вечный сюжет. Новые встречи и знакомства бодрят, пугают, веселят кровь и путают мысли, смущают чувства и разочаровывают. Книга Ануш Варданян — это остроумный, порой грустный, полный самоиронии трогательный рассказ о Золушках современного Питера, верящих в любовь, самозабвенно ждущих ее, несмотря на все трудности и невзгоды.