– В рамках контракта? – иронично уточняет она и шумно втягивает воздух, когда я чуть сильнее сжимаю ее ягодицы и, прежде, чем она отпустит едкий комментарий, опускаюсь на бедра. Массирую их более активно, чем спину и плечи.

– Контракт – это всего лишь бумажка, – произношу я приглушенным голосом.

– Ради которой ты сломал мою жизнь.

– Иначе бы ты тут не лежала.

– А мои желания не берутся в расчет? – она констатирует факт, не злится, слишком расслаблена, чтобы показывать зубки.

– Конечно, берутся. Если бы ты не хотела меня, девочка, так же сильно, как я тебя, то не было бы никакого контракта. Мы это уже обсуждали, Эм, – ласково напоминаю я. Легкими невесомыми касаниями по внутренней стороне бедер запускаю волну мурашек по блестящему от масла охрененно-сексуальному телу. – Тебя нужно признать свои истинные желания, детка.

– А как насчёт твоих, Адриан?

– По-моему они очевидны, – хрипло смеюсь я. – Видела бы ты себя, Лия. Ты даже лучше, чем самое изысканное блюдо для гурмана. Я готов смотреть на тебя часами, смаковать каждое мгновение, наслаждаться вкусом. Ты особенная женщина для меня, Эм, – продолжаю я тоном заправского искусителя, однако в моих словах не так уж много фальши.

– Ты из-за меня приехал в Москву? – очередной вопрос застает меня врасплох своей… логичностью. В этот момент я массирую ее ступни, твердыми уверенными нажатиями. Эм вздыхает, чувственно пригибаясь в пояснице. О да, девочка. Не ожидала, что поглаживания пяточек вызовут отнюдь не щекотку?

– Не только, – уклончиво отвечаю я, поочерёдно разминая каждый пальчик. – Но ты сыграла свою роль, очень значимую. Теперь я уверен, что сделал правильный выбор.

– Можно я задам вопрос… – низким срывающимся голосом обращается ко мне Эм.

– Ты много говоришь, а во время массажа нужно больше чувствовать, – сдержанно напоминаю я, поглаживая изящные щиколотки.

– Последний, – очень правильно просит Эм, с заискивающей тягучей ноткой и мягкой хрипотцой.

– Хорошо, – благосклонно позволяю я.

– И ты ответишь на него предельно честно.

– Ты меня заинтриговала, малышка, – смеюсь я, осторожно раздвигая ее ноги, не касаюсь, возвращаясь к сладкой попке. Круговыми движениями растираю кожу, иногда, словно случайно ныряя между ягодиц, скользящими движениями лаская мышечное колечко и чувствительную область под ним, окунаю кончики пальцев в мокрую дырочку и быстро возвращаюсь наверх. – Но сначала перевернись, – командую я, услышав разочарованный стон.

– Слушаюсь, босс, – с некоторой поспешностью Эмилия выполняет мое требование. Я смотрю в ее глаза, в которых плывет удовольствие, потом на приоткрытые губы, порозовевшие ключицы и налившиеся полушария с острыми твёрдыми камешками сосков. У меня дыхание перехватывает, и пах сводит болезненным напряжением. Черт, когда она лежала на животе, сдерживаться и контролировать возбуждение было легче. Ее взгляд красноречиво и почти с вызовом опускается на мой воинственно вздернутый половой орган, потом на дрожащую руку, сжимающую флакон с маслом так сильно, что содержимое выплескивается наружу и течет по моим пальцам.

– Что будете массировать дальше, мистер Батлер? – вздернув бровь, с торжествующей улыбкой спрашивает Эм, расставляя в стороны согнутые в коленях ноги, предоставляя моему голодному взгляду нежную розовую плоть.

– К черту, – хрипло рявкаю я, отбрасывая в сторону флакон и в долю секунды забираюсь на кровать. Встав коленями между бесстыже-расставленными бедрами, я веду по ним обильно смазанными маслом ладонями. Подаюсь вперед, скользя по талии и накрывая призывно-торчащие груди с набухшими вершинками, обвожу пальцами, наблюдая, как чернеют и расширяются зрачки Гордеевой, как приоткрываются в безмолвном стоне пухлые губы.

– У меня крышу от тебя сносит, детка, – признаюсь я, нависая над ней и упираясь локтями в матрас. Поочерёдно облизываю и втягиваю губами твердые соски, прикус масла проносится по оголенным рецепторам, взрываясь новым приступом остропряного возбуждения. Опускаю одну руку вниз, прикасаясь к влажным припухшим лепесткам, двигаясь вверх-вниз кончиками пальцев и избегая прямых прикосновений к клитору. Эмилия хнычет и извивается, приподнимая попку, трётся об меня, ища освобождение охватившему ее голоду.

– Эйд, пожалуйста, – неосознанно умоляет она, снова разбивая к чертям намеченный план медленного совращения. Потеряв контроль и отбросив, никому ненужную сейчас скромность, Эмилия тянется к моему члену, но я уверенно перехватываю ее руку и медленно спускаюсь вниз, оставляя дорожки горячих жадных поцелуев на выступающих ребрах и втянутом животе. Крепко обхватываю ее бедра и, разводя их еще шире, накрываю губами открытую промежность, пуская в ход язык. Эмилия вскрикивает, цепляясь пальцами за мои волосы, извивается и дрожит, пока я круговыми движениями дразню ее клитор, мучительно медленно втягиваю губами чувствительные створки и под аккомпанемент протяжного стона, погружаю язык в истекающее возбуждением лоно.

– Боже, – задыхаясь, шепчет Эмилия, резко выгибается и взрывается в мощном продолжительном оргазме, зажимая мою голову содрогающимися бедрами. Это однозначно самый эротический и приятный массаж в ее жизни, который она еще не скоро забудет.

Эмилия

Этот мужчина действительно Бог, злой колдун, Сатана и Дьявол, мастер по соблазнению женщин и яд, мгновенно проникающий под кожу, парализующий вены. Он виртуозно играет на моих чувствах, ощущениях и нервах, оголяя каждый и разбирая его на атомы. Его действия – выверенные движения искусного пианиста, не нуждающегося в нотном стане для того, чтобы воспроизвести самые животрепещущие аккорды. Но его инструмент – моё тело.

Сначала этот прекрасный подонок эффектно и неожиданно напал в душе и, подобно хищнику, взял меня в плен. Потом максимально расслабил своими магическими руками и приласкал, как маленькую девочку, наговорив таких сладких слов, что не только в животе, но и в каждой клеточке моего тела затрепетали ядовитые бабочки.

Адриан…что ты делаешь со мной?

Откуда знаешь, кто научил тебя?

Как касаться меня, чтобы сделать самой покорной, покладистой и послушной. Как сделать так, чтобы я закрыла глаза на каждый непростительный твой грех. Забыла о ненависти и о своем желании видеть на тебе лишь красные полосы от своих ногтей. И думала лишь о том, чтобы видеть на тебе себя – в отражении панорамных окон, где всегда видно, как жадно ты берешь меня, вытягивая без остатка душу.

Знаешь, что именно сказать мне и насколько чувственно в этот момент прикусить мочку уха, чтобы голову затянуло зыбким эротическим туманом. Чтобы верила тебе слепо и свято, в твое «ты особенная женщина для меня»?

С ума сводишь так, что начинаю дышать тобой…и чем больше дышу, тем сильнее растворяюсь, желая быть ближе, плотнее и глубже в тебе, в самом сердце хочу быть.

И так страшно признаться. Даже самой себе. В этой безумной палитре глубоких чувств к мужчине, который буквально заставил меня быть с ним. Принудил, покорил, взял. Не оставил выбора.

Но все так перевернулось, поменялось, запуталось.

Чертовски мало тебя становится. И осознание этого чувства все плотнее петлю на шее затягивает. Теперь уже не просто гордость во мне кричит и чувство собственничества, когда понимаю, что хочу, чтобы только со мной был…но и что-то более глубокое, сильное, необъятное.

Только моим, потому что срослась с тобой на физическом и тонком плане и не представляю, как в наш мир можно впускать других женщин.

Не смей, не надо. Не разрушай то, что летает, искрит, зарождается между нами. Начало чего-то нового в жизни. Для нас обоих.

Я не произнесла всего этого вслух.

Плохо это. Зависеть так от мужчины. Почти смертельно опасно.

Я надеялась, что со мной никогда не случится подобного.

Но от психической болезни «одержимость» не застрахован никто, даже самая обледенелая «снежная королева» и жесткая бизнесвумен, для которой мужчины – лишь партнеры и фигуры на доске игроков крупных корпораций.

И сейчас я теряю голову, от одной лишь мысли, что язык этого мужчины глубоко во мне. Адриан трахает меня им так жадно и пылко, что я кричу и сгребаю в кулаки простыни, подмахивая бедрами ему на встречу в запредельно быстром темпе. Закидываю руки вверх, сжимаю прутья изголовья кровати до боли, которую не чувствую, потому что все эмоции перекрывает нарастающее чувство блаженства, концентрирующееся в сердцевине бедер и клиторе, который он терзает, ласкает и обхватывает губами, доводя меня состояния, при котором я фактически не ощущаю тела. Выхожу из него, улетаю.

Черт возьми, так невероятно понимать, что…

Адриан может быть сколько угодно чертовски груб с подчиненными, партнерами и своими сотрудниками. Он может быть груб и жесток со мной и трахать меня как последний эгоист или первобытный дикарь, только что выигравший в битве за свою самку. Он может пройти мимо вереницы роскошных женщин, обернувшихся ему вслед и не повести бровью, оставаясь холодным, неприступным и безэмоциональным. И может вызвать у десятка статных мужчин дрожь в коленях одним своим присутствием.

Но со мной, Адриан Батлер другой.

Здесь и сейчас, в этой постели, его голова фактически зажата между моих ног, и он вылизывает меня так, словно я источник воды в бескрайней пустыне, а он путник, который все никак не может напиться. Я чувствую себя примерно так, как могла бы ощущать себя одна из героинь древнегреческих мифов, если бы с Олимпа спустился Бог и поимел бы её.

Наша история могла бы быть потрясающе красивой, если бы не была такой банальной: миллионер купил игрушку, а она влюбилась.

– Боже, – вновь повторяю на выдохе я, ощущая, как вторая волна наслаждения пронизывает все тело, заставляя дугой прогнуться на постели и ещё раз сильнее надавить на голову Адриана. Сжимаю его волосы в кулак, взлохмачиваю и оттягиваю снова. Надеюсь, он не побреется «под ноль» после этой ночи. – Ещё хочу, ещё немного, сладкий. Так…да, Бог мой, – бессознательно умоляю я, взрываясь и кончая от умелых ласк Адриана третий раз. Все тело бьет неимоверно приятная агония, а, закрыв глаза, я вижу темно-синий тоннель сверкающих звезд и вселенных, через которые проносится мое сознание. Это должно быть, похоже на клиническую смерть, потому что я возрождаюсь и умираю в его руках снова и снова. Этот восхитительный мужчина и змей-искуситель в одном флаконе приподнимает голову, отрываясь от меня, по-прежнему сжимая и поглаживая мою попку в сильных ладонях.