Я смотрю на нее долго, не моргая, чувствуя, как нарастает давление в груди и висках. А она растерянно бегает взглядом по моему лицу, силясь понять, о чём я сейчас думаю…. А я до хрена о чем думаю и до хрена чего понимаю. Раненая мне птичка досталась, с подрезанными крылышками. Взлететь хочет, но не умеет она. Не научил никто. Из меня тоже херовый учитель. Со мной только в пропасть с разбегу и камнем вниз. Не акула она никакая, а маленькая рыбка золотая. Ей бы горное озеро с чистой водой, а я могу предложить только болото, кишащее аллигаторами.

– Почему ты молчишь? Напугала я тебе своей историей? – подавлено спрашивает Эм. Я горько ухмыляюсь, погладив ее по щеке, и она жмется к моим пальцам, как нежная кошечка. В глазах слезы, губы пересохли от волнения. Знаю, что надо ответить, сказать что-то утешающее, правильное, а не могу, в горле, словно кол встал, даже дышу через силу.

– Ты не виновата, Эм, – взяв себя в руки, хрипло произношу я, очерчивая большим пальцем чувственный контур ее губ. – И не должна никому. Ни сестре, ни брату. Они взрослые люди. Сами должны со своими проблемами разбираться.

– Они мне родные, а родные люди должны помогать друг другу, – с чувством возражает Эм. – Ты рассуждаешь, как эгоист.

– Нет, я рассуждаю, как человек, у которого нет семьи, – Эм придвигается ближе, закидывая на меня ногу и тычется носом в мою шею.

– Это ужасно, когда у тебя никого нет, – вздыхает она.

– Зато снимает ответственность за других, Эм. Иногда здоровый эгоизм помогает в жизни, – озвучиваю я позицию, которой придерживаюсь много лет. – Ты любишь своих родственников и убеждать тебя беспокоиться в первую очередь о себе – бессмысленно. Но в случае с Яном, ваших с Викой совместных усилий недостаточно. Ты слабая женщина, Лия. Без поддержки и опоры. Вике самой требуется помощь, ей о детях и личной жизни думать надо. А ваш брат больной, травмированный мужчина, который с подросткового возраста ничего кроме бутылки не видел. Тут комплексная терапия необходима и желание самого Яна. Стимул ему нужен. Работа, женщина, деньги – что угодно. А вы с Викой для него, как живое напоминание о тяжелом детстве. Отсюда и злость, и желание унизить, сделать назло, дистанцироваться от вас. Он неосознанно копирует модель поведения отца, которого ненавидел. К сожалению, так часто случается. Ян болен, и причины его алкогольной зависимости скрываются очень глубоко.

– Ты как заправский психолог рассуждаешь, – я чувствую кожей ее улыбку, сглатываю горький комок в горле. Знала бы, детка, откуда у меня подобные познания, сбежала бы отсюда в одном халате. – Куда Эрик отвез Яна? – напряженно спрашивает Эмилия.

– В гостиницу, – негромко отзываюсь я. Эм замирает в моих объятиях.

– В гостиницу? Зачем?

– Заставит помыться, побриться, накормит нормальной едой, приоденет, а завтра отвезет в специализированную закрытую клинику, из которой Ян сбежать сможет не раньше, чем через полгода. Я тебе гарантирую, что выйдет он оттуда совсем другим человеком, и ваши отношения наладятся.

– Ты шутишь? – изумлённо спрашивает Эм, приподнявшись на локте. Я выдерживаю ее настойчивый взгляд и сдержанно улыбаюсь.

– Нет, – качаю головой. – Не волнуйся. Эрик присмотрит за ним. Когда разрешат посещения, тебе сообщат. Яну там помогут, Лия. Это частная клиника с комплексным лечением, врачи-наркологи – настоящие профессионалы своего дела.

– Когда ты успел найти клинику? – озадаченно хмурится Эм, находясь в легком шоке.

– Главный врач, близкий родственник моего давнего знакомого, – лаконично поясняю я.

– Тоже американец?

– Нет, он еврей, – поправляю я, вопросительно выгнув бровь. – Национальность имеет какое-то значение?

– Нет, – быстро отвечает Эмилия, задумчиво сканируя меня взглядом. – Подожди, Эйд, а деньги?

– Не надо денег, – резко отвечаю я.

– Но я могу…

– Эм, ты моя женщина, и если я вижу, что у тебя проблемы, то решаю их самостоятельно. Понятно? – терпеливо разжевываю прописные истины собственного сочинения этой гордой маленькой птичке.

– Да, понятно, – выдыхает Лия, пытается улыбнуться, но снова хмурит брови, пристально смотрит в глаза. – Почему?

– Что «почему»? – уточняю я.

– Почему ты помогаешь Яну?

– Я озвучил причину минутой ранее, – мягко напоминаю я.

– Я не просила… – Эм замолкает, догадавшись, что ляпнула глупость.

– Тебе и не нужно просить, – скользнув пальцами по спине девушки, опускаю ладонь на ее поясницу. – Я делаю выводы, исходя из ситуации, и принимаю решения.

– Знаешь, Эйд, мне так часто приходилось стучаться в закрытые двери, – расслабившись, тихо говорит Эм, потираясь носом о мою шею. – Особенно в ситуации с Яном. Всем плевать. Даже медсестры, которые ставили ему капельницы, смотрели на него с брезгливостью и презрением.

– Да, для большинства людей он отброс общества. Никому неинтересны причины его заболевания.

– Ты смотрел на него иначе. Без презрения и отвращения, – задумчиво произносит Эмилия. – Меня это немного удивило.

– По большей части я равнодушен к людям, если они не имеют для меня какой-либо ценности, – сообщаю я. Эм тяжело вздыхает, но воздерживается от комментариев. – Я расчётливый сукин сын, а не благородный рыцарь. Не обольщайся, детка.

– Я бы влепила тебе сейчас пощечину, если бы не была благодарна за Яна. Не называй меня деткой, Эйд, – Эмилия делает выразительную паузу. – Пожалуйста.

– Хочешь выделиться, малышка? – ухмыляюсь я. – Тебе не нужно. Ты эксклюзив.

– В твоей коллекции деток? – иронизирует гордячка.

– Нет у меня никакой коллекции, Эмили, – бесцветным тоном отвечаю я.

– Спасибо за Яна, Эйд, – запрокинув голову, шёпотом благодарит меня Эмилия, проникновенно и искренне глядя в глаза. – Это хороший поступок, чтобы ты не говорил. Последние дни… – она сбивается, нервно облизывая губы, щеки заливаются румянцем. – Я совсем другим тебя увидела, узнала. И мне нравится то, что я вижу и чувствую. Скажи, Эйд, а ты что-то чувствуешь? Ко мне… – смущенно, но с надеждой смотрит на меня.

– Чувствую, Эмили, – не отпуская ее взгляд, капитулирую я. Лия с откровенным облегчением выдыхает, вызывая у меня невольную улыбку. – Но меня пугает то, что я чувствую, – добавляю я, и радостное выражение на ее лице меркнет.

– Может, потому что ты привык быть один?

– Одиночество меня не пугает, – отрицательно качаю головой. – Не ищи причины в моем одиноком детстве.

– Но ты же не будешь отрицать, что наличие семьи влияет на становление личности, на открытость и доверие к людям, и многие другие базовые социальные качества, – рассуждает Эм, войдя во вкус и перехватив у меня роль домашнего психолога. – Знаешь, я не понимаю, почему тебя не усыновили. Ты наверняка был чертовски красивым ребёнком, – ее взгляд зачаровано скользит по моему лицу.

– Меня усыновляли, малышка, – бесстрастно отвечаю я, сам поражаясь, что допустил обсуждение абсолютно табуированной для меня темы.

– Да? – она непонимающе округляет глаза, вконец растерявшись.

– Трижды, – и Эм в полном нокауте.

– Как это?

– Я был не только красивым, но и очень тяжелым ребёнком, – вздохнув, нехотя отвечаю я. – Прегрешения Яна в пубертатном периоде легкие шалости на фоне того, что вытворял я.

– Тебя возвращали? Все три раза? – изумленно спрашивает Эмилия. Ее лицо, как открытая книга, демонстрирует весь спектр эмоций, базирующихся на жалости. Так и знал, что откровенные разговоры до добра не доведут.

– Черт, малышка, не надо так на меня смотреть, – раздражаюсь я. – Я не несчастный брошенный мальчик. Я превратил жизнь этих людей в настоящий ад.

– Я не верю, – отрицательно тряхнув головой, очень смело заявляет Лия. Ее волосы успели высохнуть. Я вдыхаю фруктовый аромат и чувствую, как меня накрывает. Отчаянно хочется зарыться в них лицом, что я и делаю, обхватывая Эмилию за талию и вплотную притягивая к себе.

– Напомнить, как ты оказалась в моей постели, Эм? – провокационно спрашиваю я.

– Ты вел себя по-скотски, но в чем-то был прав, – ее неожиданный ответ заставляет меня недоверчиво прищуриться.

– И в чем же?

– Я хотела тебя, – на одном дыхании выдает гордячка. – С первой минуты, но была слишком трусливая и гордая, чтобы признать. И сейчас я хочу, – Эмилия забирается на меня сверху, оседлав мои бедра. Я уже давно готов и, конечно, она чувствует, что сидит на внушительном доказательстве взаимности ее желаний. Лия быстро избавляется от халата и, взяв мои руки, кладет на свою голую попку, призывно елозя промежностью на выпирающей эрекции. Ее сосредоточенное серьёзное лицо заливается краской. – Я хочу дать тебе то, чего у нас еще не было, – произносит смущенным полушёпотом. Недоверчиво выгнув бровь, с легкой улыбкой, просовываю ладони под ее ягодицы и прижимаю плотнее к окаменевшей выпуклости под штанами.

– Малышка созрела для взрослых развлечений? – без намека на иронию ухмыляюсь я. Предложение, конечно, очень заманчивое, и я действительно дал ей много времени, чтобы подготовиться, привыкнуть ко мне, но… – Ты не должна, Эм. Если не хочешь… – серьёзно говорю я, наперекор потребностям своего воспрявшего духом дружка.

– Я не собираюсь расплачиваться задницей за помощь с моим братом. Надеюсь, ты не подумал…? – задохнувшись от обиды, маленькая злючка испепеляет меня возмущенным взглядом.

– Как сказать, – тяну я, задумчиво хмурясь, с трудом сдерживая улыбку.

– Ты охренел, Эйд? – рычит гордячка, упираясь ладонями в мой напряженный пресс.

– Я шучу, Эм. Шучу, – смеюсь я, опрокидывая Эмилию на лопатки и нависаю сверху. – Если ты настаиваешь, то я с удовольствием трахну твою попку, – приглушенно шепчу, касаясь губами ее губ.

– Полный доступ тут не причём, – все еще немного злясь, поясняет Эм. Я вдавливаю ее в матрас, раздвигая коленом ноги и устраиваясь между ними. – Я сама, без всякого контракта, – добавляет тихо.

– Хочешь сделать мне подарок, малышка? Надеюсь не прощальный? – бормочу я и замираю, вжавшись членом в ее горячую влажную промежность. Черт, совсем забыл, что завтра у меня вылет. И она тоже, судя по мелькнувшей тоске в глазах.