– Да, солнца всегда не хватает. Особенно мне. Я ведь родился в Калифорнии, – в двух словах обрисовывает основы своей биографии Клайд. – А вы с сестрой не из Москвы, не так ли? – кидаю подозрительный взгляд на Клайда, который с неподдельным интересом интересуется Викой, пытаясь упаковать это в непринужденный вопрос.

– Мы из Челябинска. И не надо делать вид, что ты об этом не знал. Не сомневаюсь, что у тебя была сотня возможностей заглянуть в документы Адриана, когда он собирал досье на меня, – с легким укором парирую я, стараясь не забывать, что Клайд не виноват в том, что его друг – полигамный подонок. – У тебя есть девушка, Клайд?

– Почему ты спрашиваешь? – замечаю, как широкие плечи Гиббса инстинктивно напрягаются, а кадык на шее делает шуструю «мертвую петлю».

– Ты привлекательный, спортивный, целеустремленный, – без тени смущения перечисляю очевидные достоинства я. – Такие мужчины не остаются без внимания. Особенно, в России. У многих с детства на подкорке прописана мечта «американ бой, уеду с тобой». Песня такая есть, – поясняю свой выпад я, заметив, как Клайд хмурится, не понимая шутки. – И сколько тебе лет? – на самом деле, задавать все эти личные вопросы – это очень нетактично и совсем не в моем стиле. Но должна же я отвлечься от мыслей о Батлере и прощупать почву на случай, если Вика положила глаз на этого красавчика.

– Мне тридцать один, Эмили. Спасибо на добром слове. Но возвращаясь к твоему вопросу, ответ: нет. Серьезные отношения меня не интересуют, – довольно решительно сообщает Клайд, слегка разочаровывая меня и заставляя вычеркнуть мужчину из кандидатов на Викино сердце. – Хотя, должен признать, что русские девушки очень красивы. Но я не готов к семье и детям. Это сейчас нечто вроде табу для меня, да и в нашей стране не принято торопиться. Я ещё не достиг того, к чему стремлюсь, а движение к цели довольно ресурсозатратно. Не хочу тратить энергию на отвлекающие факторы, – лаконично поясняет свою позицию Гиббс.

Главное отличие американцев от русских – восприятие своего возраста.

В России тридцать один – это серьезный возраст, когда многие уже начинают непроизвольно думать и постоянно повторять «я старею».

В Америке, до двадцати восьми ты считаешься наивным школьником и студентом, у которого вся жизнь впереди.

Я думаю, что нет правильных и неправильных взглядов на возраст. Надо жить, не пытаясь вписаться в общественные рамки и сроки, а сердцем. Старость действительно в любом случае наступит «завтра», а вся прожитая жизнь будет казаться скоротечным сном, и ощущаться, как мимолетное пролетевшее «вчера». В этом безумном восприятии времени и своей жизни, все, что нам остается – это проживать каждый момент своей жизни осознанно и не убегать от своих чувств и реальности…и, наверное, не прятать их, не закапывать внутри, как это сделала я. Даже если слишком больно…к горлу подступает колкий ком невыплаканных слез.

– Любимая и единственная женщина – это как раз безграничный источник энергии для мужчины, – едва слышно замечаю я, стараясь не возвращаться мыслями к Адриану и не думать, что я могла бы дарить ему каждый день, всецело и безоговорочно, если бы между нами не осталось пепелища моих надежд на нормальные, счастливые и гармоничные, доверительные и наполняющие отношения. – Но вам так сложно это понять, решиться взять на себя ответственность…вы боитесь. Боитесь даже попробовать, заявляя, что семья – это трата ресурсов.

– Мужчины с Марса, женщины с Венеры, Эми. Тебе не понять. А вообще, такую женщину, о которой ты говоришь, я ещё не встречал. Что была бы «источником». Пока мне хочется принадлежать самому себе, заниматься только своим развитием. Я тот ещё эгоист. И не скрываю этого. Я всегда честен с самим собой.

– Это похвально, – слегка улыбаюсь я, вновь заглядевшись на мужественного и вечно отстраненного Клайда. Инопланетянин, ей Богу. Его серебристые глаза – настоящая ракета в открытый космос, но теперь я точно поняла, что Вике лучше не быть её пассажиром.

Через час мы с Клайдом добираемся до моей квартиры, и я, естественно, приглашаю его в гости, в надежде на то, что Вика затеяла праздничный ужин в честь моего возвращения.

Как только переступаю порог квартиры, то сразу вдыхаю аромат, в котором узнаю запах её фирменной домашней пиццы. Тонкое тесто и много сыра. Я настолько люблю её кулинарные творения, что даже забываю о своих внутренних эмоциональных переживаниях и сглатываю слюнки, чувствуя, как ко мне вернулся аппетит. Еще бы. Ничто так не повышает мне настроение, как детская улыбка Маруси, что ползет ко мне на всех порах и горланит что-то на своем забавном «младенческом».

– Боже, какая умница, – хвалю малышку, когда замечаю, как Машенька хватается за стул в прихожей и, опираясь на него, уверенно встает на ноги. Задорно улыбается, топая пухленькой ножкой. Как ни странно, все её внимание приковано не ко мне, а к отчужденному Гиббсу, который не проявляет к крошке особого интереса.

– Вик, Маша ещё бегать не начала? – с порога любопытствую я. В следующую секунду в коридоре появляется Вика в домашнем фартуке с весьма аппетитным и большим куском пиццы в руках. Заметив меня, сестра расплывается в лучезарной улыбке, но она тут же исчезает с её лица, когда её взгляд останавливается на разувающемся Клайде.

– Привет, Эмс! Нет, пока только с опорой, – Вика поспешно исчезает на кухне и возвращается в коридор уже без пиццы и заляпанного детскими красками фартука. На ней остается домашний атласный костюм, больше похожий на пижаму, который подчеркивает её великолепную фигуру и в то же время скрывает все тело, кроме острых ключиц, длинной шеи и тонких запястий.

– Как твоя поездка? – эмоционально хихикает Вика, крепко обнимая меня, и приветственно кивает Клайду, взглядом приглашая его в обеденную зону, откуда доносится божественный аромат Италии.

– Вы начинайте ужинать без меня. Я в душ сразу побегу. Жутко устала после дороги. А потом обязательно отведаю кусочек ароматной пиццы, – обещаю я Вике, и выразительно посмотрев на неё, добавляю: – Я решила, что мы просто обязаны накормить этого мужчину, который на этой неделе является нашим личным помощником и телохранителем, – Вика пожимает плечами, продолжая скромно улыбаться Гиббсу и неуверенно разговаривать на английском. Отправляюсь на поиски чистого полотенца, заодно приветствуя Марка, увлеченного игрой в сони плейстешен…домашняя суета и мои близкие, помогают мне фактически забыть о существовании Адриана. Как я и хотела. Хотя я знаю, что эффект амнезии временный.

Все равно, что вколоть анестезию и думать, что место укола не будет болеть в сто раз сильнее, после того, как действие препарата пройдет.

Адриан

Целую вечность не напивался в одиночестве. Это всегда казалось мне бессмысленной тратой времени, а время – невосполнимый и дорогой ресурс, контролировать и владеть которым, люди, к сожалению, еще не научились. Я могу купить многое и многих, но не лишний час в сутки, потраченный впустую. Хотя, признаюсь, иногда хотелось забить на все цели и задачи, перечеркнуть планы и хотя бы пару дней пожить так, как я хочу. Но проблема в том, что я не знаю, как хочу. А когда-то знал и делал всё, чтобы эти мои «хочу» воплотились в реальность. Я ставил перед собой самые сложные цели и шел к ним напролом. Не всегда честно и чисто, не всегда законно и никогда не оглядываясь назад. Я оступался, ошибался, проигрывал, но не сдавался, не останавливался и в итоге побеждал. Если есть цель и четкое понимание, как ее достичь, то все получится. Вопрос всегда в цене. Сдуваются и вылетают за борт только трусы и неудачники, не готовые подстраиваться, искать варианты, не готовые платить. Успех стоит дорого и чем выше планка, тем выше цена, которая не каждому по карману. У меня не осталось неоплаченных счетов. Последний я закрыл сегодня, но не чувствую никакого удовлетворения от победы. Скорее опустошение с примесью разочарования.

Запрокинув голову, я лениво наблюдаю, как переплетаются кольца серого дыма, а потом расползаются, поднимаясь наверх, и медленно исчезают в полумраке. Я затягиваюсь сигаретой и выпускаю новые кольца. Одно, за другим… Идиотская улыбка раздвигает губы, и я запиваю отсутствие мыслей новой порцией виски. Закуриваю сигарету, едва затушив предыдущую, и откидываюсь спиной на панорамное окно, за которым сверкает неоновыми огнями ночной Манхеттен. С высоты пятидесятого этажа открывается фантастический вид, словно срисованный с рекламной открытки, но он давно меня не впечатляет, превратившись в будничную картинку, которую я вижу каждый день. Оказалось, гораздо занимательнее сидеть на полу огромной гостиной и смотреть на кольца дыма, медленно ползущие к потолку.

Свою первую сигарету я попробовал в восемь лет. Стащил у второго по счету приемного отца и выкурил на заднем дворе. Мне не понравилось. Горло першило, привкус казался горьким, но я продолжал таскать сигареты, пока не попался. В семье было еще трое приемных детей и меня «наказывали» так, чтобы другим не пришло в голову повторить мой «подвиг». Публичная воспитательная словесная порка. Заслуженная, надо заметить, но сработала с точностью до наоборот. В течение пары дней я научил курить всех детей в семье. Где мы доставали сигареты – это отдельная история, которая закончилась в полицейском распределителе. В последствие я оказывался там довольно часто, пока у приемных родителей не лопнуло терпение. Они были неплохими людьми, по-своему старались, водили меня по психологам, пытались лечить асоциальное поведение трудного ребенка. Я не поддавался, устраивал драки в школе и на улице, убегал из дома, бродяжничал, воровал, «плохо влиял» на остальных детей. Меня перевели на домашнее обучение, запирали в комнате, вели долгие воспитательные беседы, но стало только хуже.

В десять лет я умудрился угнать родительскую машину из гаража, снести газонный забор и разбить в сотне метров от дома. После этого загремел в психушку, меня держали на транквилизаторах, которые не только снимали агрессию, но и превращали мозги в вату. Я быстро смекнул, что таблетки делают из меня аморфного дебила и научился хитрить, притворившись, что лечение подействовало в положительную сторону. Через два месяца я вернулся домой… В итоге курс антидепрессантов пришлось пропить родителям. Я не оставил им другого выбора, кроме того, что сделал сам. Они вернули меня в интернат после трех лет опеки и наверняка стали намного счастливее.