Алекс Джиллиан - (Не)строго бизнес

На самом деле, мы не становимся другими. Но мы взрослеем, и я совершенно точно знаю, что мой папа и вся та ситуация, которую я изо дня в день проживала в детстве, закалила мой характер и сделала меня такой, какая я есть – самодостаточной, цельной личностью. Она сделала меня уверенной в себе Эмилией Гордеевой, которая, несмотря ни на что, всегда будет стремиться и лететь к своим «мечтам», без страха упасть и разбиться.

– Как отказал тебе, все ещё хуже стало. Лия, родная моя…

– Леш, хватит…

– Пожалуйста, позволь нам начать все сначала. А мне сделать тебя счастливой. Мне цель нужна, Лия. Цель в жизни, долбаный смысл…

– Цель жизни в самой жизни, Леш. Нужно уметь наслаждаться даже самым бесцельным путешествием. Дорогу осилит идущий. Знаешь такое выражение? Ты только иди…иди вперед, Леша. И ты обязательно найдешь свое счастье. Только с собой разберись, умоляю…

– Мне не нужны твои проповеди! Это все просто слова, просто мишура, ты заговариваешь мне зубы! Я тебе противен, да? Из-за того, что я не такой, как все…ты считаешь меня не достойным тебя, именно поэтому? – истерично нашептывает Демидов, до боли сжимая мои кулаки в своих.

– Ты нормальный. Нормальный, Леш. Ты особенный. Как и каждый на этом свете. Ты не хуже и не лучше других. Ты – это ты, – не знаю, почему именно эти слова мне приходят в голову.

Продолжение успокоительных фраз так и не срывается с моих губ, потому что к этому моменту мы с Лешей выходим из такси, и он порывисто прижимает меня к ближайшему фонарному столбу. Сжимает меня в тисках, фактически душит, припадая своим ртом к моему…срывает дикий и отвратительный мне поцелуй из-за запаха алкоголя. Я так устала, что даже не могу сопротивляться. Пытаюсь оттолкнуть его, упираюсь ладонями в грудь и с силой отстраняю от себя, но толку мало, до тех пор, пока Демидов сам не отлипает от меня, поднимая на мое лицо свой виноватый взгляд. Не теряя времени, я отвешиваю ему пощечину. Не самую сильную, Батлеру доставалась гораздо больнее. Просто мне хочется поставить своим действием жирную точку, и объяснить Демидову, что он больше не смеет вторгаться в мое личное пространство.

– Ты действительно больше ничего ко мне не чувствуешь…только жалость. Я чувствую это, Лия, – его лицо искажает скорбная гримаса. Но ровно через секунду, Леша вдруг берет себя в руки: часто моргая, он сжимает свои кулаки и расправляет плечи, тяжело выдыхая. Его взгляд, наконец, обретает некую адекватность, которая вселяет в меня веру в лучшее.

– Пойдем к тебе домой. Я заберу вещи.

Мы поднимаемся в квартиру Демидова. Удивительно, насколько чужой она ощущается сейчас, спустя такое короткое время, разделяющее мою жизнь на «до» и «после». Я собираю все в два картонных пакета, пока Леша заваривает чай на кухне, протрезвев окончательно. Собрав свою одежду и косметику, я опускаюсь на кремовый диван в гостиной, наблюдая за тем, как Демидов несет мне кружку чая и мой любимый шоколад с марципаном, который всегда хранился в его холодильнике в неограниченных количествах. Для меня.

– Ты же не откажешься от чая с марципаном, Эмили? – уже более нейтральным и сдержанным тоном, интересуется Леша.

– Села же уже. Конечно, нет. Знаешь, чем меня соблазнить, – добавляю, с легкой усмешкой. Демидов включает электрический камин и мой взор автоматически тонет в языках магнетического пламени.

– Знаешь, Лия… – как только я отправляю в рот первую дольку шоколадки, Леша вдруг снова берет меня за руку и обращает мое внимание на себя, глядя прямо в глаза. – Ты – лучшее, что было в моей жизни. Пока. И ты очень сильная. Я понимаю, что слишком слаб для тебя… – Демидов отводит взгляд на мгновение, и я вижу, насколько тяжело ему даются эти слова. – Я ненавижу его. Честно, Лия. Но если он потеряет тебя, он будет полным идиотом.

Он уже потерял.

– Не понимаю о ком ты. Но спасибо, Леш, – небрежно пожимаю плечами.

– Не забывай обо мне, ладно? – Демидов вдруг вновь заключает меня в объятия. Такие отчаянные, что его боль течет по моим венам. Нехорошее предчувствие вспыхивает в эпицентре солнечного сплетения, когда я понимаю, что так обнимают только когда прощаются с людьми.

– Леш, зачем ты такое спрашиваешь? Как будто…

– Я в порядке, Лия. Протрезвел немного, – отлипает от меня Демидов, и заглядывает на экран телефона, быстро набирая сообщение. – Сейчас Рома придет, партнер мой и друг близкий. Помнишь его? Будем с ним обсуждать, как выбираться из дерьма, которое на клубы обрушилось.

Следующие пятнадцать минут мы проводим в полном молчании. Можно сказать, мы находимся в совместном забвении, просто глядя, то друг на друга, то на огонь, символизирующий сейчас сжигание мостов между нами. Без сожалений и обид. Просто пришло время, когда наши дороги расходятся, несмотря на то, что любой человек, с которым мы контактируем в жизни – не случаен. Я знаю, что теперь, после Демидова и Батлера, мое сердце готово к совершенно новому виду отношений. Без страданий, боли и созависимости. Без потребности удерживать и доказывать своему мужчине, что я для него самая лучшая. Без перекладывания детской обиды к отцу на своего партнера.

Ровно через пятнадцать минут, к Демидову действительно приходит Роман Борисов – его партнер, компаньон и финансовый директор. Я покидаю Лешину квартиру без тяжести на сердце, в полной уверенности, что с ним все будет в порядке, и он не причинит себе насильственный вред в порыве отчаяния.

Домой я возвращаюсь уже глубоко за полночь. Квартира встречает меня абсолютной тишиной и кромешной тьмой, которую я разрушаю, включая ночник в коридоре. Наспех скидывая с себя одежду, падаю в кровать, сразу сворачиваясь в позу беззащитного младенца.

Жжение в груди становится настолько сильным, что дышать больно. Невольно вздрагиваю, не в силах заснуть и прогнать мысли об Адриане. Через пару минут до меня доходит звук едва слышных, шуршащих шагов, в следующую секунду в нос ударяет запах плавленого сыра с грибами. Не успеваю позвать сестру, как она ложится рядом и крепко обнимает меня со спины. На смену тревоге, отчаянию, боли и чувству обиды, приходит плавная, тягучая теплота, так напоминающая о материнской заботе, мгновенно возвращающая в детство. Там, под кроватью, когда мы прятались с Викой от агрессивного отца… она обнимала меня, а я её, и становилось уже не так страшно. Прошли годы, а способ исцеления от ран так и не изменился. Это всегда любовь.

– У тебя все хорошо? На тебе лица не было, когда ты приехала. Я же чувствую, что что-то случилось, – Вика обнимает меня ещё крепче, а я прикрываю глаза, смаргивая беззвучные слезы. – У тебя в сердечной чакре обида скопилась, – со знанием дела добавляет сестра, и ей удается меня рассмешить очередной демонстрацией своих экстрасенсорных способностей.

– Только не говори, что ты теперь и ауру видишь, моя личная провидица, – бурчу я, ощущая, как в области сердца действительно тяжелеет по нарастающей.

– В Швейцарии научилась. Встретила одного человека, который вывел мои способности на новый уровень.

– Правда? – слабым голосом спрашиваю я, ощущая, как веки сами закрываются, когда Вика прикасается нежными пальцами к моим волосам. Она просто гладит меня по голове, а я начинаю чувствовать, как тиски, сжимающие грудную клетку, ослабевают, позволяя мне погрузиться в умиротворенный сон.

– Все будет хорошо, дорогая. Тот самый урок скоро будет пройден вами обоими…, но получится ли что-то после – всегда ваш выбор. Главное, не уничтожить друг друга, слышишь?

– Он сделал мне так больно, Вик. Он предал меня.

– Боль – не всегда проклятье. Боль означает, что ты жива, что ты умеешь любить и чувствовать. А это настоящее счастье. А предательство…не всегда является таковым, пока вы находитесь в стадии исцеления друг друга, – ласково нашептывает Вика, но я уже почти не слышу её. Полностью доверяя своей волшебнице, я мгновенно проваливаюсь в сон, без грез и тревоги.

Утро начинается с детского плача и двух кружек крепкого кофе. Как ни странно, но и то и другое действует успокаивающе на мою расшатанную психику. Поцеловав племянников и пожелав Вике хорошего дня, я отправляюсь в офис с твердой уверенностью, что град ударов временно остановил свое разрушительное действо.

Я погружаюсь в работу над любимым проектом, концентрируя максимум внимания на текущих вопросах и вычёркивая из головы терзающие мысли. Я нуждаюсь в передышке, передислокации сил. Абсолютная целенаправленная вовлеченность в рабочий процесс приносит короткое облегчение. Я черпаю необходимую мне уверенность в кропотливом решении поставленных задач, по частям собирая себя на том поприще, где в настоящий момент мне нет равных. Если чего-то очень сильно захотеть, то никакие преграды не станут серьёзной помехой на выбранном пути достижения цели. Я преодолела все, я шла вперед. Смело, напролом, не оглядываясь назад, не щадя себя, пока не наткнулась на айсберг по имени Адриан Батлер. Мой личный горько-сладкий ад, побывав в котором, я вернулась с обожжённой душой, но еще более сильной, чем была раньше.

Ни один мужчина не обнулит меня, не выбьет почву из-под ног, не обесценит достигнутые результаты, не пошатнет мою веру в собственные силы, не исправит укоренившееся мировоззрение и базовые принципы, которыми я руководствовалась всегда. Ни один мужчина не будет контролировать меня, пока я сама не позволю ему видимость контроля. Временное помутнение рассудка подошло к концу, розовые очки можно передать по наследству следующей идиотке.

Сидя в удобном кожаном кресле, в своем личном светлом просторном кабинете я напоминаю себе, как много уже пройдено, как непросто мне давалось все, что имею сейчас. И я говорю себе, уверенно и без тени сомнения: Ты достойна лучшего, Лия. Я печально улыбаюсь, соглашаясь со своими мыслями. Мне немного горько и грустно от того, что я всегда это знала, но едва не прогнулась под правила Батлера. Едва не забыла свой главный девиз: Ни один мужчина не будет владеть мной без остатка. И закрывая лицо ладонями, безмолвно плачу. Потому бессовестно обманываю себя. Он сделал это. Все то, что я запрещала себе долгие годы.