Татьяна Осипцова - Не своя жизнь

– Мамочка, тогда была детская влюбленность, а теперь – настоящее.

– Вы с ним уже…

– Нет, еще нет, но… Я этого очень хочу. И Дэн тоже – я ведь чувствую! Но он сдерживается. Наверно, считает меня маленькой. А сегодня… Тут такое было!.. Об этом лучше не по скайпу, но потом я тебе расскажу обязательно. Так вот, сегодня я сама сказала, что люблю его. А он сказал, что тоже любит.

Подслушивать нехорошо, улыбнулся сам себе Дэн, узнав, что они с Наденькой желают одного и того же. Он собрался тихо отойти от двери, только вначале взглянуть на Надину маму. Какая она, похожа ли на дочку? Вспомнилась дурацкая поговорка: «Хочешь знать, какой будет твоя жена в возрасте, посмотри на тещу». Он сделал шаг в сторону, чтобы от двери увидеть экран целиком…

С экрана ласковыми, все понимающими глазами на свою дочь смотрела Иришка… Его Иришка!!! Повзрослевшая, но изменившаяся совсем немного: те же тонкие черты лица, брови мягкой дугой, серые глаза – будто усталые, под ними легкие тени, – и голос! Из него исчезла девичья звонкость, но как он мог не узнать ее голос? Иришка, живая!..

– Надюша, ты уверена, что не торопишься? Может, подождать, пока ты вернешься после каникул? Вдруг ты забудешь его? Или он тебя забудет?

Дэн качнулся, готовый кинуться в спальню, крикнуть Иришке, что он не забыл и никогда не забудет ее. Повиниться во всем, объяснить, что считал ее погибшей…

– Пусть только попробует! Вот поэтому, мамочка, я и решила застолбить его сейчас. Чтоб не забыл.

– Думаешь, ночь с тобой станет для взрослого мужчины незабываемой?.. Это ты ее будешь помнить, потому что она вторая в твоей жизни. А у него какая – две тысячи вторая или… Я бы советовала не торопиться, Надюша.

Всего пара шагов, и он попадет в обзор камеры, но Дэн застыл, не в силах оторвать взгляд от экрана, где Иришка увещевала свою дочь не спать с ним. Его Иришка и Иришкина дочь… Наденька, ставшая за десять дней такой близкой, почти родной. Так вот почему он влюбился в нее… Но это ведь нельзя, это будет похоже на кровосмесительство! И вдруг в голове всплыло: «Я родилась в день Советской армии, мама думала, что будет мальчик». 23 февраля, 1995 год? Январь, декабрь, ноябрь… май! Надя! Его дочь?! Эта мысль пронзила насквозь, буквально сбила с ног, и он схватился за дверь, чтобы обрести точку опоры, не упасть. Надя, Наденька!

Будто услышав его немой вопль, она обернулась:

– Иди сюда, Дэн. Познакомься с моей мамой.

– Не сейчас, – отшатнулся он и кинулся обратно в туалет.

– Ну вот, испугался. Прости его, мам, он, наверное, стесняется, – услышал он, запирая дверь.

Сигареты лежали в кармане распоротых джинсов. Дрожащими руками он закурил и опустился на крышку унитаза. Тысячи мыслей толкались в голове, и с ними надо было разобраться, осознать, привыкнуть…

Иришка жива! Она не бросалась с крыши… выходит, вечный кошмар его жизни всего лишь фантом! Выходит, этой вины – главной, как он считал – на нем нет?.. Она осталась жива и родила девочку, его дочь. И какой-то посторонний Петров воспитывал Надю, как свою…

– Дэн! – дверь дернули с той стороны. – Ты зачем опять заперся? Выходи!

Он едва нашел силы ответить.

– Сейчас, Наденька. Я покурю и выйду.

Она еще немного поскреблась, напомнила, что ждет его, и отошла от двери.

Докурив одну сигарету, он взялся за следующую, продолжая думать о роковой случайности, которая столкнула его с собственной дочерью, о чуткости сердца, повлекшего именно к этой девушке, и о том, чего – слава Богу! – не успел сделать…

Когда он вошел в спальню, Надя уже лежала – на сей раз без белой футболки, бывшей у нее вместо пижамы. Голые плечики, тонкие руки вытянуты поверх одеяла. Улыбнулась радостно и немного смущенно. Но улыбка сменилась разочарованием, когда увидела, что он, как и накануне, сворачивает постель.

– Дэн… Ты что… Ты не понял?.. Я хочу… Ты же сказал, что любишь меня?..

– Конечно, люблю, – ответил он как можно небрежнее, стараясь не встречаться с ней глазами. – Мы ведь с тобой друзья.

– Нет, не только друзья. Я знаю, ты любишь меня! – умоляюще воскликнула Надя.

– Это другая любовь, девочка. Не та, о которой ты думаешь. Прости, Наденька.

Обхватив скатанное белье, он направился в другую комнату, она кинулась за ним.

– Дэн!

– Не скачи голая, – обернулся он. – Это уже неприлично. Я все слышал. Твоя мама права. Иди в постель.

Нарушив уговор, он закрыл дверь и держал ручку, пока Надя дергала с той стороны. Дождавшись, когда она перестала дергать, и услышав, как бросилась в постель и зарыдала, Дэн кинул белье на диван, упал на него и замер, бессмысленно пялясь в потолок.

Все еще улыбаясь, Ирина выключила компьютер.

Дочка влюбилась, и, похоже, по-настоящему – девятнадцать лет, самое время! По привычке она чуть не позвонила мужу, поделиться новостью, сказать, что на днях Надя прилетит, но, уже взяв в руки телефон, вернула его на стол. Теперь Андрея это не касается.

В том ресторанчике она оказалась случайно. Шла по Сретенке, заметила припаркованную машину мужа, повертела головой и поняла, что кроме как в ресторан, зайти здесь некуда. В первом зале она Андрея не нашла, заглянула во второй, интимно освещенный лишь бра над столиками, и увидела его спину. Слегка наклонившись вперед, он поглаживал руку крашеной блондинки, лет двадцати пяти или чуть старше. Девица уставилась в лицо Андрея и по сторонам не смотрела. Застыв, Ирина стояла на пороге зала, пока проходивший мимо официант не предложил ей занять место. Она молча покачала головой и покинула ресторан.

Нельзя сказать, что увиденное убило ее, но одно дело равнодушно предполагать, что у мужа бывают любовницы, и совсем другое – убедиться в этом воочию. Забыть о случайной встрече, сделать вид, что ее не было? Она не умеет притворяться, и вряд ли сможет. Да и зачем продолжать изображать «счастливую» семейную пару? Особенно теперь, когда Наденьки нет рядом.

Как случалось и раньше, муж позвонил около восьми и предупредил, что вернется поздно: дела. У них не было заведено вдаваться в подробности, и обычно Ира его не ждала, но на этот раз просидела перед телевизором до часу ночи. Услышав, что ключ заворочался в замке, она вышла в прихожую.

– Не спишь? – удивился Андрей, меняя туфли на тапочки.

– Ждала тебя.

– Впервые в жизни, – недовольно бросил он, направляясь в ванную и закрывая дверь перед ее носом.

– И в последний раз, – отчетливо проговорила Ирина.

Из ванной послышался спуск воды в унитазе, затем журчание из крана. Дверь опять открылась.

– Ты что-то сказала?

Андрей старался держаться невозмутимо, но, несмотря на замечательные актерские качества – а как же, успешный адвокат! – беспокойство проглядывало.

– Нам надо поговорить, – сообщила она и двинулась в гостиную.

– Давай не сейчас, я жутко устал. Второй час ночи!

– Я прекрасно представляю, от чего ты устал, и видела, с кем трудился.

Он автоматически шел вслед за ней, но тут замер. Ирина обернулась. На лице мужа читалось недоумение и растерянность. Убеленный сединами мужик стоял перед ней с разинутым ртом, и ей стало смешно. Увидев едва сдерживаемую улыбку, Андрей вдруг впал в бешенство:

– Это ты мне предъявляешь? Ты, которая двадцать лет…

– Девятнадцать, – поправила она.

– Девятнадцать с половиной! Почти двадцать лет ты изображаешь из себя жену, но предпочитаешь спать в другой комнате. Девятнадцать лет ты из милости по разу в месяц позволяешь мне дотронуться до тебя! И ты! Возмущена! Тем! Что у меня! Любовница!??

Он отрывисто выкрикивал слова, будто нарочно распаляя себя.

– Я не возмущена, – спокойно возразила Ира. – Я просто сообщила, что теперь это не секрет для меня. Давай разведемся.

Она прошла к дивану, уселась, нашарила рядом пульт и выключила телевизор. Андрей все еще стоял у двери.

– Погоди… – спустя минуту заговорил он.

Подошел, сел рядом, хотел взять за руку, но она вырвала.

– Ира, давай не будем устраивать трагедию на ровном месте. Да, любовница, и не первая – ведь ты не могла не догадываться! Но ничего серьезного. То есть рушить наш брак я не собирался и не собираюсь.

– Рушить брак! – хмыкнула она. – Ты не на процессе, выражайся проще. Хотя по сути правильно. Наша семья – брак. А хорошую вещь, как говорится, браком не назовут.

– Да?.. Вот, значит, как? Значит, двадцать лет моего безграничного терпения – ерунда? Значит, всего этого, – он широко махнул рукой, – мало? Тварь неблагодарная! Где бы ты была, если б не я?

– Где? – поинтересовалась Ирина, насмешливо приподнимая брови.

– Вполне возможно там же, где твой упертый папаша. Я все взял на себя, все устроил, разрулил… Ты что, забыла?

– Нет, я не забыла ничего.

Своим смутным подозрениям Ира долго не верила. Никакого недомогания, которое вроде бы полагается испытывать, она не ощущала. Раздражительность и желание поплакать списывала на близость месячного цикла, а сонливость – на тоску по Денису. Когда спишь, время пролетает быстрее.

Получив из рук почтальона телеграмму, она была уверена, что это от него, ведь письма не было уже вторую неделю. Смысл нескольких слов на бланке, подписанных каким-то Колтуновым, дошел до нее не сразу.

– Тетя Лена! – рванулась Ира в сторону летней кухни. – Теть Лена! Что это?

Елена Артемьевна вначале положила на тарелку длинную деревянную ложку, которой помешивала варенье, и лишь после обернулась.

– Чего орешь, как оглашенная?

– Тетя Лена, это что?.. Это ошибка?.. Тут наш адрес… И папино имя…

Елена Артемьевна выхватила у нее листок, прищурившись, вгляделась в приклеенные ленточки текста: «Валентин Артемьевич Игнатьев погиб 16 августа. Позвоните по телефону…»

Ира трясла онемевшую тетю за руку.