Татьяна Осипцова - Не своя жизнь

Музыка смолкла. Ожидая продолжения, девушка в лазурном платье осталась, где была. Сказала пару слов мулатке с дредами, что танцевала напротив нее, перекинула гриву волос из-за спины на плечо, и вдруг, будто почувствовав взгляд Дэна, оглянулась. То, как она это сделала, заставило его замереть…

После седьмого класса Денис хотел бросить музыкальную школу, но мама уговорила поучиться последний год – и он опять стал ходить на занятия, и ходил регулярно. Правда, виной тому была не музыка, а русоволосая девочка, которую он однажды увидел в гардеробе. Положив папку с нотами под зеркало, девчонка с серьезным видом переплетала свою косу, а заметив в зеркале Дениса, поинтересовалась:

– Тебе чего?

– Ничего, – пожал он плечами, – что, смотреть нельзя?

– Смотри, не жалко, – и она вновь вернулась к своему занятию.

Заплетя косу, девочка натянула на голову вязаную шапочку, надела пальто, подхватила папку и направилась к выходу. Денис потащился следом, как приклеенный. Оказалось, ей в ту же сторону. Несколько раз по пути девчонка оглядывалась, при этом в движении головы было что-то неуловимо-странное, особенное. Денис никогда не видел, чтобы кто-нибудь оглядывался таким образом. Вначале она опускала голову, и так, опущенную, поворачивала к левому плечу, будто подглядывая назад, а после вскидывала подбородок. Встречаясь с ним глазами, едва сдерживала улыбку. Денис шел за ней шагах в десяти, и когда прохожие загораживали девчонку, вытягивал шею. Перед перекрестком с улицей Рентгена она исчезла из виду. Не понимая, куда пропала юная музыкантша, он повертел головой и продолжил путь, но когда поравнялся с входом в широкий двор дома 26 по Кировскому, чуть не столкнулся с ней.

– Плохой из тебя шпион, – хихикнула девочка.

– А чего мне за тобой шпионить! Я домой иду, на Скороходова. А ты что, здесь живешь? – Денис с уважением окинул взглядом колоннаду розоватого гранита, чугунные завитки галереи над ней и скрывающийся в глубине парадного двора главный вход в огромное, занимающее целый квартал здание, которое в народе называли «домом Бенуа». – Здесь ведь Киров жил?

Девочка кивнула.

– Везет. А еще кто?

– Маршалы, военные, артисты Бабочкин и Черкасов, Шостакович.

– Да ну!

– Точно говорю, жили – правда, давно, еще до войны. Весь фасад в мемориальных досках, не видел? А еще у нас одна старушка есть, древняя-предревняя, всех помнит.

– Дом-то огромный, как она всех их знала?

– Может, и не знала, но видеть могла.

Он умолк, не представляя, о чем еще спросить. Девочка тоже молчала некоторое время. Затем двинулась обратно, на улицу.

– Мне не сюда, в последнюю подворотню.

Дойдя до нее, проговорила вопросительно:

– Ну, я пошла?

– Иди. Тебе в пятницу на занятия?

Девчонка кивнула и завернула под арку, но еще пару раз оглянулась, по-своему, по-особенному поворачивая голову.

Занятия у них совпадали, и Денис стал провожать девочку до дома. Путь был короткий, минут пять, и много поговорить не удавалось. К разочарованию Дениса, оказалось, что Ира учится в шестом классе. Ну и что с такой малявкой делать? Только поболтать. Правда, общаться с ней было легко, не то что с некоторыми из одноклассниц. Те, вообразив себя взрослыми, жутко задирали нос. А Ира всегда внимательно слушала Дениса, и про себя тоже рассказывала. Узнав, что у него отец погиб пять лет назад, она посочувствовала и вздохнула:

– А у меня мама больна. Тяжело. Может, даже до весны не доживет.

– Да ты что… – охнул Денис.

– У нее рак. Мы уже смирились. Ничего нельзя сделать. Поэтому, если я перестану на занятия ходить… – она не договорила.

– Понятно, – вздохнул Денис. – Ир, я не знаю, что и сказать. Если тебе помощь нужна… Ну мало ли – в магазин, чего тяжелое принести…

– Нет, спасибо. Помощь не нужна. Папин шофер все на машине привозит. И еще тетя Лена, папина сестра, приехала из Адлера. Мы справляемся, только… Морально тяжело.

Еще несколько раз Денис провожал Иру до дома, а потом она исчезла. Он не знал, в котором из десятка внутренних дворов огромного дома ее искать. Дурак, не спросил адреса, ругал он себя, и продолжал ходить на занятия в музыкальную школу, надеясь, что она вернется. Но, видимо, Ире было не до музыки.

После восьмого класса с музыкальной школой было покончено и постепенно он забыл о девочке с русой косой. Беснующиеся юные гормоны подталкивали засматриваться на девушек постарше, с которыми можно не только разговаривать, но и целоваться.

Сердце кольнуло. Ему казалось, лишь один человек на свете умел так оглядываться: вначале будто исподтишка, а затем резко вскидывая подбородок. Но в лице незнакомки не нашлось ничего общего с его любимой – другой разрез глаз, форма носа, рот… У Иришки были тонкие черты лица, скромные и неброские. У этой все ярче, заметнее, четче.

Недовольная тем, что он уставился на нее, девушка повернулась лицом к Дэну и дерзко взглянула, слегка приподняв густые брови. Он усмехнулся. Молодость! На несколько секунд черный верзила заслонил красотку в лазурном платье, а когда отошел, она уже стояла к нему спиной, болтая с мулаткой.

Опять забренчали гитары. Дэн обошел место танцев и теперь любовался девушкой в профиль. Она двигалась самозабвенно, будто танцевала сама с собой и вокруг никого. Волны шелковой расширенной книзу юбки колыхались, открывая выше колен смуглые ноги. Единственная здесь она оказалась в платье, и единственная на каблуках. Музыка еще не кончилась, когда какой-то рыжеволосый парень в обрезанных до колен джинсах пробрался к ней сквозь толпу и склонился к самому уху. Послушав, девушка кивнула и вместе с парнем покинула танцпол. Дэн провожал парочку глазами, пока они не скрылись в ресторане «Тарантино».

Время близилось к десяти. Джефферсон-стрит преобразилась, неон рекламных огней еще больше налился цветом, ожил и запульсировал. Взглянув через дорогу на кафе «Рейнфорест», Дэн направился туда.

Желая привлечь посетителей оригинальностью, хозяева не поскупились на антураж – внутри все напоминало о влажных тропических джунглях. К свисающим с потолка лианам прицепилось чучело белой мохнатой обезьяны, другая – гипсовый орангутанг в натуральную величину – пристроилась на скамейке, оставив рядом местечко для желающих сфотографироваться. Со всех сторон мерцали прозрачной лазурью аквариумы с пестрыми рыбками; у одной стены – муляжный слон, у другой – тигр в натуральную величину. У самого входа, возле стоек с сувенирами толпились туристы, азартно запасаясь на память разнообразной мелочью: статуэтками, кружками и тарелками, магнитами, открывашками для бутылок и брелоками с узнаваемыми символами Сан-Франциско. Вернувшись домой, они покажут знакомым свою добычу и будут рассказывать о том, что в городе на берегу Тихого океана до сих пор ползают трамваи начала двадцатого века, что им довелось проехать по грандиозному мосту Золотые Ворота, а также прокатиться на пароме в ту самую тюрьму, о которой снят знаменитый фильм…

В магазинчике было не протолкнуться. Туристы перебирали сувениры, прикладывали к себе футболки с аляповатой эмблемой «Рейнфорест», примеряли фирменные бейсболки. Веселясь, они фотографировались в потешных красных шапочках с загребущими клешнями и качающимися на проволочках крабьими глазами; по очереди пристраивались возле бара на табуреты, имитирующие зады зебр, жирафов и лягушек – лишь для того, чтобы друзья щелкнули их на фотоаппарат или планшет.

Вспомнив, что пробудет в городе два дня, Дэн купил здесь белую футболку. Неплохо бы приобрести еще трусы и носки. В одиннадцатом часу в любом другом месте это стало бы проблемой – только не на прибрежной Джефферсон, где многие магазины работают до полуночи.

Вместе с праздной публикой Дэн продолжал бродить по улице, заглядывал в лавки, и вдруг поймал себя на том, что не удаляется от «Тарантино». Однако девушку в лазурном платье он больше не увидел.

В свой дом он вернулся в воскресенье вечером и, едва войдя, замер на пороге. Стенной шкаф возле входной двери почти опустел, нет ноутбука Роуз, который всегда стоял раскрытым на столике перед угловым диваном внизу. Выкрашенная в светлый беж стена над ним смотрелась осиротелой без репродукций импрессионистов, которые Роуз купила в лавке музея Метрополитен во время их совместных каникул в Нью-Йорке.

Продолжая осмотр, он заметил, что из стеклянного шкафчика в кухне исчез золотой кофейный сервиз, подарок пани Хелены. Из этих чашек никогда не пили, Роуз называла сервиз кичем, но из уважения к матери поставила на видном месте. Стол уже не украшала гора глянцевых журналов, и огромной кружки с надписью: «Я люблю Сан-Франциско» тоже не было видно. Фиксируя перемены, Дэн поднялся в спальню. Здесь ущерб оказался еще заметней.

Не стало шеренги тюбиков, баночек и флаконов на тумбе под створчатым зеркалом. Полки телевизионной стойки, прежде в основном забитые дисками с любимыми песнями Роуз, ее любимыми фильмами, тоже почти опустели. Он перебрал то, что осталось. Комедии Гайдая – их Роуз смотрела вместе с ним, и смеялась; пара картин Сокурова – ни он, ни она ничего в них не поняли, но между тем смотрели, не отрываясь, ожидая, что за мрачным видеорядом вот-вот откроется скрытый смысл; «Особенности национальной охоты» – он умирал от смеха, еле мог переводить, а подруга заявила, что в стране, где главным развлечением является водка, никогда не будет порядка. «Брат» – этот фильм рвал ему душу: знакомые улицы, неприютные питерские дворы, рынок, кладбище и атмосфера всеобщего страха, ужаса, на который нужно отвечать только с беспощадностью. «Это страшнее, чем фильмы ужасов», – высказалась Роуз, просмотрев чуть больше половины, дальше не смогла. А он в который раз досмотрел, и думал про себя, что если бы был так же хорошо подготовлен и целеустремлен, как герой Сергея Бодрова, если бы его не парализовал страх, эпидемией накрывший всю страну…