Диана Рымарь - (Не) та женщина

А Нонна… пусть тоже будет. Привык.

Они частенько проводили вечера в гостиной за чаем и беседой обо всем на свете, смотрели фильмы в его домашнем кинотеатре или сидели в беседке во дворе. Рубен даже взял у повара пару уроков и научился жарить колбаски-гриль. Очень это было по-семейному — вот так ужинать на открытом воздухе в саду с будущей женой и ребенком. Душевно как-то. Он в этой компании морально отдыхал.

Были моменты, когда крики Нонны изрядно раздражали. Будь она его дочкой, наверняка имела бы более приятный голосок. Но чем богаты, тому и рады, что называется.

Рубен очень ждал времени, когда можно будет выйти с Женей куда-то дальше двора, появляться на людях, устраивать приемы. Хотя морально готов был проявить терпение: ребенок — это вам не игрушки.

Особенно к девчонке не приглядывался. Лежит себе у Жени на руках или в коляске и пусть лежит, всё равно в основном спит. Что на нее смотреть? Но отмечал, какой отличной мамой стала его драгоценная невеста.

На самом деле Рубен очень ценил в Жене это качество — ответственность. В отличие от его матери, невеста взяла полную ответственность за своего ребенка. С поражающим терпением возилась с ней, бесконечно пеленала, одевала в смешные костюмы.  Даже фотосессию ей устроила — вот уж глупость. Нарядила в пачку и бусы и радовалась…

Слава богу, от него никаких телодвижений не требовалось. Всё, чего Женя от него хотела, — личное присутствие и, конечно же, материальная поддержка. Но тут-то он был только рад проявить щедрость, обеспечивал, баловал и невесту, и ее дочь вдоль и поперек.

Позаботился по полной программе. Объяснил Жене важность наличия телохранителей в доме, признался, что они окружали ее и во Франции.

— Ну не могу я тобой рисковать, — убеждал ее с чувством.

И Женя разрешила ему делать всё так, как он считал нужным.

Поэтому в доме прибавилось камер, а у входной двери теперь стояли два амбала. Россия не Франция — тут нужна наглядность. Вот с такой наглядностью никто к его любимой женщине не подойдет.

Потом нанял великолепного повара из итальянского ресторана, горничных, няню для Нонны, которая, впрочем, больше сидела без дела.

Рубен позаботился, чтобы и Женя, и Нонна оделись по последней моде, поручил это стилисту. Абсолютно не сдерживал невесту в тратах, хотя их, несмотря на полный карт-бланш, было не особенно много.

Однако в родительство морально не вкладывался.

Единственный человек, в кого он готов был вкладывать чувства, — Женя.

Всё-таки женщины — мечтательные создания и дальше собственного носа не видят. Рубен прожил с Женей в России целых два месяца, а она, кажется, до сих пор и не поняла, насколько он эмоциональный инвалид. Не требовала сюсюкать с ребенком, не нагружала ненужными знаниями о ее «достижениях» типа кряхтения, отличного аппетита и прочей ерунды, хотя ему в принципе нравилось, когда невеста с ним разговаривала. О чем угодно — лишь бы слышать ее голос и видеть улыбку. Действовало на него как гипноз.

Так и жили — Рубен любовался Женей, а Женя Нонной. Ну, и Рубеном временами.

И всё бы ничего, но… но.

Рубену очень не хватало любви. Плотской, ритмичной, регулярной. Казалось, чем ярче он показывал Жене свой интерес — дарил цветы или приглашал на поздний ужин, тем активней она от него закрывалась.

А ее тело… Максимум, что он видел, — это голая грудь, которая выдавалась Пиявке по первому требованию и почти тут же закрывалась пеленкой.

О, как он завидовал этой счастливой малышке! Сам бы с удовольствием втянул в рот грудь Жени. Молока ему не надо, но само ощущение упругой женской груди во рту слишком манило, чтобы оставаться равнодушным.

«До чего дошел! Я завидую мелкой Пиявке…» — качал он головой, когда в один из вечеров Женя при нем кормила ребенка.

А если просить ее не делать этого при нем, тогда они вообще перестанут проводить вместе время, ведь Нонна, кажется, задалась целью есть триста раз в день. Женя только и знала, что худеть, а эта всё щеки наедала. Как можно быть такой обжорой?

Рубен терпел. Скрежетал зубами, но старался не подавать виду. Однако твердо уверился в том, что будь Нонна его дочкой, наверняка была бы скромнее в притязаниях на мамину грудь.

Этот выходной начинался так же, как и все предыдущие.

Рубен с нетерпением ждал Женю в столовой, а за столом яблоку негде было упасть. Омлет, блинчики с джемом, вафли, сладкие булочки, фруктовый салат, тарталетки с красной и черной икрой. Все эти вкусности для нее, любимой, — пусть лакомится. Сам-то полжизни ограничивался яичницей с беконом и грибами, а сладкое и вовсе не любил.

Хотел пригласить Женю прогуляться, ведь на дворе июнь — самое время наслаждаться солнцем. Да и разговор предстоял серьезный: апрель сменил май, июнь тоже скоро закончится, наступит середина лета, а свадьбу так и не сыграли.

Рубен был настроен решительно: обсудить дату, место для свадебного путешествия и желательно, о-о-очень желательно назначить дату репетиции брачной ночи. В конце концов, он же человек, мужчина! Неужели она этого не понимала? Или ей настолько всё равно?

Женя, как обычно, к завтраку опоздала. И вместо того чтобы выслушать предложение Рубена, сама обратилась к нему с просьбой:

— Я с девочками договорилась идти в SPA… Всего три-четыре часика, а Нонна в последнее время стала спокойней и побудет с няней. А я так давно никуда не выходила… Рубен, можно? Ты побудешь дома это время?

— При чем тут я, если ты оставляешь ребенка с няней? — тут же напрягся он.

— Ну… когда ты рядом, мне в принципе намного спокойней… — развела руками Женя.

— Но ты-то будешь в SPA. Получается, я не буду рядом с тобой! — окончательно разозлился он, не понимая ее логики.

— Ты будешь рядом с Нонной! — выдала свой железный аргумент Женя. — Это всё, о чем прошу: чтобы ты был рядом. Не волнуйся, пожалуйста, я няне дала все инструкции, сцедила молоко. Меня не будет всего ничего. Няня возьмет ее погулять во двор, и Нонна скорее всего всё время проспит. Ты же знаешь, как она пускает пузыри на свежем воздухе…

Рубен увидел, как сильно ей хотелось пойти. Мысленно проорался, побуравил невесту грозным взглядом, а потом подумал: отдохнет девчонка с подругами, потом и поговорить с ней будет проще, вернется в хорошем настроении. Тем более первый раз о таком просила, правда давно никуда не выбиралась. И благосклонно кивнул, хотя хотелось запретить.

— Спасибо, милый! — зацвела улыбкой Женя.

Быстро впихнула в себя омлет с вафлей и уехала на закрепленной за ней машине с водителем.

Как чувствовал, что не стоило отпускать. Как чувствовал…

Примерно через полчаса после того как Женя уехала, в кабинет Рубена ворвалась няня с Нонной наперевес:

— Рубен Русланович, я дико извиняюсь, но…

— Но-но, вы что это собрались сделать? — охнул он, когда полная женщина с гулькой на голове попыталась всучить ему ребенка. — Понимаете, у меня сын дома упал. Всё серьезно! Бабушка в больницу повезла, мне срочно надо к ним!

Рубен уставился на няню непонимающим взглядом:

— Не вижу срочности. Вы же сказали, ваш сын с бабушкой…

— Да как вы не разберете, ему же мама нужна! Мама! — затараторила няня с выпученными глазами.

Рубен всё равно не проникся важностью момента. Он ведь тоже в детстве много раз падал, даже руку как-то ломал, и ничего. Мама ему была не нужна. А тут…

— Что мне с ней делать? — пробасил, всё же взяв Пиявку на руки.

— Ничего не делайте, да и Евгения Анатольевна вернется к трем. Нонну я покормила, скорее всего, она до этого времени просто проспит. Покачайте ее немного и уложите. Всё, мне надо бежать…

— Вас отвезут, если что-то будет нужно, передадите водителю, — сжалился над няней Рубен.

Проводил взглядом и посмотрел на внимательно изучавшую его взглядом Нонну. Можно было, конечно, позвонить Жене и вызвать ее домой. Но о каком хорошем настроении для серьезного разговора тогда могла идти речь? Пусть отдохнет, хоть немного расслабится со своими подругами.

— Покачать тебя, значит… Ну… И как? — спросил он Нонну, будто та могла ему ответить.

Попытался сымитировать движения Жени, но, видимо, не было у него таланта к качанию детей, потому что Нонна почти сразу разрыдалась горючими слезами. Плакала громко, пронзительно и продолжительно.

— Снежана! — тут же взревел Рубен.

Вскоре перед ним стояла домработница, строгая сорокалетняя женщина с идеально прилизанными черными волосами.

— Почему она плачет? — задал Рубен гениальный вопрос.

— Может быть, она мокрая? — спросила домработница озадаченным тоном. — Подгузник вроде бы полный... Вон, смотрите, как оттопыривается.

— Вы умеете переодевать детей? — деловито поинтересовался Рубен.

— Не то чтобы… Своих у меня нет, работа занимает всё мое время, вы же знаете, не первый год служу вашей семье.

— Ваша биография меня сейчас не волнует, — отчеканил он строго, а потом направился к выходу и скомандовал домработнице: — Пойдемте.

Придя в детскую, положил Нонну на пеленальный столик и приказал:

— Поменяйте ей подгузник.

Домработница тяжело вздохнула и потянулась к ребенку. Но как только она это сделала, Рубен заметил, что у нее очень странный маникюр: красные когти, будто звериные. Выглядели острыми, хоть и были не очень длинными. Надо же, никогда раньше не замечал это убожество.

И она этими когтями к Нонне…

— Так, стоп! — резко скомандовал он. — Сначала идите и обстригите ногти! Что это за орлиный стиль? Вы же мне ребенка поцарапаете.

— Но Рубен Русланович, это гель, его так просто не обстрижешь…

— Вы не прикоснетесь к ребенку с такими ногтями, — зацокал он языком. — Немедленно зовите кого-то другого. Горничных, повара. И чтобы завтра же сменили маникюр, а заодно прошли курсы по уходу за младенцем, иначе уволю.