— Ну вот, теперь вижу, что любишь.

Ася вдохнула аромат шоколадной массы, булькающей в кастрюльке на плите, довольно кивнула, сняла с огня и перелила ее в стеклянную миску. Кастрюльку вручила мне:

— Иди мой посуду. Надо же как-то убрать эту отвратительную счастливую улыбку с твоего лица, а из лимонов у меня только пюре из белого грейпфрута.

Мне иногда кажется, что в моем присутствии она пачкает раза в два больше посуды, чем это необходимо. Закутать ганаш в пищевую пленку и отправить в холодильник остывать она могла бы прямо в этой кастрюльке.

— Единственное, о чем я жалею, что повелась на Влада. Знаешь, что бы Юл ни говорил, а мне зудит. Да, сейчас он с ним не общается, но он же сын? Значит рано или поздно вернется, и Юл его простит, и нам придется видеться…

Каждый день я боялась однажды зайти к Юлу в офис и наткнуться на Влада. Кроме прочего, я помнила обещание рассказать отцу «его версию». Я верила в любовь и справедливость Юла, но откуда мне-то знать, как люди относятся к своим, даже очень непутевым, но родным детям?

— Знаешь, Сонечка, во-первых, совершенно нет такой необходимости. Влад взрослый совершеннолетний чувак, налаживать отношения мачеха-пасынок не нужно. Во-вторых, отлично, что ты посмотрела на этих твоих прекрасных стройных и красивых вблизи. Если бы ты оценила Юла сразу, потом все равно тосковала бы по эльфам и страстям. Заглядывалась на улице, лайкала бы постики с британскими стройняхами. А так ты их видишь — и сразу вспоминаешь Влада. Отличная прививка.

— В кого ты такая умная? — вздохнула я. Не то чтобы я этого всего не понимала. Но сформулировать так, чтобы это не выглядело оправданием моей глупости, а было осознанным этапом, пережитым и осмысленным, у меня не получалось.

— Компенсирую свою родительницу, — фыркнула Ася. — Она инфантильная, мне пришлось стать взрослой. Представляешь, была недавно у них в гостях, и такой случай: она берет шипучую витаминку, чтобы бросить в стакан, а у нее руки мокрые. И вот она идет с этой витаминкой ко мне на второй этаж, не лень ведь, и спрашивает: «Асенька, почему она пузырится?»

— Ха…

— И вот так всю жизнь, — засмеялась Ася. — Но зато она нашла мужа, которому это все в кайф. Я бы от его заботы повесилась бы на третий день, или его бы повесила, а они, вон, сколько лет душа в душу.

Мы с ней еще немного с самым серьезным видом проживаем важный алхимический процесс остывания и уплотнения ганаша. Ася курит, я домываю миллион десертных ложечек на длинной ручке, которыми она снимает пробу.

А потом я наконец решаюсь сказать то, что меня волнует сильнее всего:

— Ась, мне страшно.

— Что тебе страшно? — она закатывает глаза.

Я не верю ее напускному раздражению, это просто защитная скорлупа, под которой она прячет свою острую эмпатию.

— Менять жизнь. Это здорово, этого ведь все хотят — миллионер, красавец…

— Красавец! — тыкает в меня пальцем Ася. — Он уже красавец!

— …в сексе бог, — продолжаю я.

— Даже слышать не хочу, я еще маленькая! — Ася демонстративно заткнула уши. — И страшно завидую. С этими заказами даже побухать сходить некогда, на красивых мальчиков посмотреть.

— Но я планировала-то все попроще. Думала — будет какой-нибудь нормальный, обычный, ну, как я. Переехала бы к нему, поженились, завели бы ребенка…

— Ой, нет!

— Почему нет? — удивилась я. — Все так делают.

— А потом что? Бросил бы тебя беременную или с мелким? Как у твоей мамы? И у бабушки?

— У бабушки на фронт ушел, — уточнила я.

— У прабабушки тоже.

— Умер от тифа.

— Все равно бросил.

— Ну почему бросил бы? Нормальных нет, что ли? Я бы ходила на работу, потом родила бы, посидела в декрете года полтора. Вернулась бы в библиотеку, удобно, что она рядом с домом. Как ребенок подрастет, приводила бы на работу. Даже удобно уроки делать в читальном зале.

— Ты прямо описываешь жизнь матери-одиночки.

— Да нет же! Муж тоже ведь на работе.

— И, короче, вместо этого у тебя роскошный загородный дом, муж-бизнесмен с огромной компанией, никаких спиногрызов, полная свобода и можно бросить работу, — подытожила Ася. — Чистейший ужас, я тебе ужасно сочувствую.

— Ты бы свою работу бросила?

— Если бы у меня был муж-миллионер? Я бы открыла свою кондитерскую вообще!

— Вот тебе и надо за миллионера.

— Поищу на твоей свадьбе! Чур, я свидетельница! — развеселилась Ася.

— Какой свадьбе? — вздохнула я. — Напоминаю, меня замуж пока никто не звал.

— Ой, все, — отмахнулась она. — Позовет. Так чего ты боишься? Что твоя жизнь будет слишком хорошей, а ты не привыкла?

— Я не заслуживаю.

— А быть нищей матерью-одиночкой заслуживаешь? Это где ты так успела нагрешить, поделись, я тоже хочу.

— У тебя все так легко!

— А что сложного, Сонечка? Кончай ныть уже, сколько можно! Не бойся, открой глаза, ты нашла уже все, о чем мечтала!

Правда, что ли?

У меня в голове это никак не укладывалось.

Сложно всю жизнь ходить подземными тоннелями, пригибая голову, а потом вдруг выйти на поле цветущих маков с огромным голубым небом над ним.

Когда-то в интернете вместе с демотиваторами в черных рамках были и мотиваторы в голубых. Но быстро отмерли, потому что верить в плохое безопаснее. И не так больно, когда оно не сбывается.

Я же получила чистый образец противопоставления «Ожидание VS Реальность», только кто-то перепутал картинки местами, и реальность оказалась куда радужнее всех моих ожиданий. Так не бывает.

Ася тем временем прослаивала пирожные уже остывшим ганашем, украшала их тонкими пластинками узорчатой карамели и взбитыми сливками, и вообще погрузилась в работу так, как умела — с головой.

— Ась, какие вкусы ты возьмешь для моего свадебного торта? — вдруг спросила я.

— Манго, роза и белое вино, — она ответила, не задумываясь.

— Мне нравится, уговорила, — кивнула я.

Все складывалось как-то очень правильно.

Разговор со второй моей подругой оказался совсем иным.

С Ксанкой мы в последнее время болтали мало: у меня происходило слишком много всего очень спорного, и у нее, кажется, тоже…

Пересеклись мы, как ни забавно, совсем не в библиотеке. После работы, дожидаясь Юла, я зашла в ту самую «Шоколадницу», рядом с которой мечтала о ком-то близком и уютном. Никак не ожидала я тогда, что все сложится, как сложилось. Теперь эта кофейня для меня обладала особой атмосферой. У нас как будто был общий секрет.

— Вот так ты на диете сидишь? — раздалось у меня за спиной, как раз, когда я нырнула в свою розовую дымку счастья, которую почти не покидала последнее время.

Я вздрогнула и виновато вжала голову в плечи — передо мной стояла тарелка с бельгийскими вафлями, украшенными фруктами и взбитыми сливками. Мне их даже не слишком хотелось, просто они были красивыми, как с картинки, и я планировала скормить их Юлу — он все равно в спортзале отработает.

Ксанка была с незнакомым мне мужчиной. Я помнила, что она искала замену своему заместителю главы, но чем увенчались поиски, уже не заметила.

Этот, по крайней мере, был симпатичнее. Но мне не понравилось то, как он хлопнул ее по заднице и бросил:

— До завтра, крошка!

— А ты горе заедаешь? Тебя красавчик бросил, что ли? — Ксанка потянулась и утащила ягоду ежевики с моей вафли.

— Все сложно… — вздохнула я. — И долго объяснять.

— А ты коротко.

— Если коротко, то мы теперь с Юлианом.

Ксанка скривилась, как будто нашла червяка в ягоде.

— Он тебе не нравится?

— Тебе вроде тоже не нравился? Как так вообще вышло?

— Он отец Влада, — вздохнула я.

— То есть денежки твоего мажора это папины денежки, и ты решила вернуться к тому, кто покруче. Ну ты и шлюха…

— Что? — мне показалось, что у меня слуховые галлюцинации. — Ксан? Тут не в деньгах дело. Просто Влад, он, ну, не очень хороший человек. А Юл — очень.

Ксанка смотрела на меня с отвращением на лице. Так долго червяк в ежевике ее бы вряд ли занимал. Приходилось допустить, что это из-за меня.

— Тут корячишься на диетах, чтобы отхватить себе чего получше — хотя бы и менеджера из «Шоколадницы». А она по миллионерским членам скачет.

— Ксан! Все совсем не так! Давай расскажу, как было… — но я не договорила.

— И жопа с дом ей не мешает! — Ксанка с яростью оттолкнула от себя мою тарелку с вафлями, как будто я ее заставляла таскать оттуда ягоды. Ее внезапная злость совершенно меня парализовала. — А как носом крутила, этот ей не подходит, и тот! И смотри-ка, отхватила на старости лет! Тоже надо, что ли, было морду корчить?

— Ксан, ты чего? — совсем растерялась я. Я бы поняла, если бы она так разозлилась, когда Влада увидела, но тогда она меня наоборот поддерживала. Сейчас-то что не так?

— Ничего! Хоть бы нормальная баба была, а то малахольная. В постели, что ли, чудеса умеешь? Чего я не умею, а?

— Ксан… — я передвинула стул поближе, когда увидела, что ее губы, которые только что кривились от злости, на самом деле дрожат. Я положила руку на ее плечо. Погладила. — Что случилось, скажи?

— Завидно мне, блядь! Не видишь, что ли? — выплюнула она практически сквозь рыдания.

— Вижу… А что я могу сделать, Ксан? Ну, правда, ничего такого не делала. Ну, случаются иногда чудеса. И с тобой может случиться…

— Да какое у меня чудо… Мне дочь поднимать надо, не на нашу зарплату, без мужика никак. А этот чистенький… ты бы знала, какие он мерзости хочет за свои копейки… Не буду даже рассказывать. Зато Анька хоть попробовала все эти тортики местные, на которые раньше только ходила смотреть разинув рот, как в музей. И на лето у нее обувь есть, и в лагерь я ее отправлю. А ты порхала-порхала и напорхала. Жила для себя, эгоисткой, в дерьме не маралась и получила за это еще и приз. Разве справедливо, а?