-Папа, - выдаёт моё мелкое чудо. И после короткой паузы, во время которой у нас у всех глаза на лоб повылазили, добавляет. – Анин.

 Говорит и смотрит в сторону сестры, которая всё это время стояла за спиной у своего отца, прикрыв рот ладонью в перчатке. По-моему она слегка в шоке от происходящего, и меня посещает злорадная мысль, что нужно сначала головой думать, прежде чем в сваху играть.

Сергей резко выдыхает. По-моему у него тоже проблемы с дыханием. И с головой. Точно. С головой у нас тут у всех проблемы.

-Да, ты прав, - кивает бывший муж (бывший я сказала!). – Анин. Ты не возражаешь, если я вас подвезу?

Ребёнок выкатывает нижнюю губу, с самым серьёзным видом обдумывая предложение. И не приняв решения, поднимает голову на меня. Молчу и не шевелюсь, чтобы никаких сигналов не подать. Крош должен сам захотеть подпустить Сергея к себе. Сыну не нравится моё молчание, он обводит взглядом нас троих, после чего оценивающе поглядывает на чужой джип, и выдаёт своё:

-Мы пешком.  

-Уверен? – зачем-то уточняю я.

Деть не торопясь кивает головой.

-Да. Вдруг нас дядя Никита опять решит встретить?  

У Измайлова глаза из орбит, а у меня челюсть отпала. Видит Бог, я тут не причём. Сергей резко поднимается на ноги, отчего своей внезапностью пугает Кроша, мелкий отпрыгивает от него, прижимаясь к моему боку. И это сильно задевает Измайлова. Лицо наливается краской, желваки напрягаются, а глаза молнии в мою сторону мечут. Но сдержался, промолчал. Тут на нём опять повисла Анька.

 -Пап, а давай ты меня в поликлинику отвезёшь? Я тебе всё покажу… А мама… пока Кроша в сад отведёт?

Измайлов не отвечает, лишь исступлённо пялится в направлении меня.

-Заяц, пойдём, - сиплым голосом прошу я сына, крепче сжимая его ладонь в своей, и боком обхожу Измайлова с дочерью.

-Ань, я через полчаса приду. Анализы сначала сдайте.

-Угу.

Шли мы быстро. Крош в кое-то веке не возражал и даже не отвлекался ни на что. Уже у самого садика я пришла в себя.

-Сына, а почему ты про дядю Никиту вспомнил?

-Ну он же нас иногда подвозит, - тоном «ну это же очевидно» замечает мелкий.

-Подвозит, - соглашаюсь я. – И что это по-твоему означает?

Крошик опять подвисает. Я уже думала, что не ответит, к тому же мы уже подходили к забору садика. Но сын меня удивил, в очередной раз за сегодня.

-Просто это не очень хорошо, когда привозит один, а забирает другой.

Трындец. Приехали.

2

-Откуда такие мысли? – уточняю я, покрываясь мелкой испариной. Если сам придумал, то всё, вперёд и до упора до Китайской границы.

Мнётся.

-Бабушка с тётей Леной обсуждали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Уффффф. Ну хоть не сам, уже радует. Впрочем, с этой парочкой меня тоже ждёт серьёзный разговор.

-Сына, не забивай свою голову, чем попало. Если ты хочешь… то можно и с Серёжей ездить. 

На это он мне уже не отвечает.

Быстренько спихнув ребёнка воспитателям, пока тот не отжёг что-нибудь ещё, скачками понеслась в поликлинику.

Злой и безнадёжно хмурый Измайлов ждал меня на входе.

-Дочь где? – притормаживая перед ним, с ходу спрашиваю я.

-Кровь сдаёт, - бурчит он.

Киваю головой и проношусь мимо. Нагоняет он меня уже у гардероба, когда я стягивала с себя куртку. По глазам вижу, что сказать ему мне много чего есть. И далеко не самое лицеприятное.

-Давай не здесь, а? – полушёпотом шиплю я на него.

-Скандала боишься?

Закатываю глаза.

-Он тебя второй раз в жизни видит. Это нор-маль-но, что он напрягся, - нарушая свою же собственную просьбу, кидаюсь я в разборки. – Он тебя не знает.

-А чья это заслуга?

Задыхаюсь волной негодования, с силой тыкая пальцем ему в грудь.

-Вот только попробуй мысль свою дряную продолжить. Тогда клянусь, ты Кроша ещё шесть лет не увидишь, - последнее вырвалось как-то само собой.

Перехватывает мою руку. Не больно, но всё равно неприятно. Мне не страшно, но я уже заранее как-то устала от разборок, которые судя по всему нас с ним ожидают.

-Думай, что говоришь.

-Так-то не я начала.

-Ой, доиграешься, - не то чтобы угрожает, скорее уж предупреждает. Такого Измайлова я ещё не знала. А меня собственно уже азарт берёт… Ну ладно, не азарт, а неудовлетворённая обида последних шести лет.

-С тобой, что ли? – фыркаю я. – Было бы с кем играть!

Вот сейчас он похож на молодого бычка, которого очень резко начинают заполнять эмоции, кажется, что вот-вот и дым из ушей повалит.

-Опять ругаетесь? – прерывает нас Аня, спустившаяся только что на первый этаж.

-Нет, - хором. Но взгляды у нас обоих колючие и прожигающие. Приходится заняться верхней одеждой. Обоим.

Долго сидели в очереди к участковому педиатру. Аня быстро устала от наших перекосившихся физиономий и, предприняв, несколько неудачных попыток вовлечь нас в разговор, махнула на нас рукой и умотала искать сеть, интернет в старом здании ловил плохо.

Минуты тянулись долго. Это только принято считать, что в наших больницах время посещения фиксировано талонами, на самом деле тут дело случая. Измайлов нервно постукивает ногой об пол, чем меня нереально так бесит. Свалился же на мою голову. Шесть лет без него спокойно жила. А тут вот всё… навалилось сразу.

-Он меня просто так не примет? – почти спокойно спрашивает он. По голосу слышу, что спокойствия в нём нет, но попытка за старания засчитывается.

-От твоего поведения зависит.

-И что я должен сделать?

Уехать. Но вслух я этого не скажу.

-Дай ему время.

-И как это понять?! – чуть громче необходимого вопрошает он. – Пустить на самотёк?

-Это значит, не торопить его. Ты же как снег на голову.

И не только для Кроша, для нас всех.

Думает. И изрекает следующую замечательную мысль.

-Я хочу, чтобы он знал, что я его отец.

Хочется вспылить, нагрубить, послать. Но вроде как нельзя… Собственно это то единственное, чему наверняка научила меня жизнь. Нельзя идти на поводу у эмоций. Я уже однажды пошла и чуть не угробила своего сына. Поэтому надо сжать зубы и терпеть, пока не отпустит, пока не рассосётся.

-Он узнает, обязательно. Только не так, не наскоком, не у подъезда в 7 утра, когда он ещё даже толком не проснулся. Я пообещала, что его папа придёт к нему на день рождение. И он ждёт. Очень. А ты… вот такой как ты есть сейчас, ты его пугаешь. Эмоциями своими, напором. И меня ты тоже этим пугаешь, - последнее добавляю очень тихо, но он услышал. Потому что задышал чуть чаще.

Я на него не смотрю. В лицо. А вот руки разглядываю, сидит рядом и нервно сжимает-разжимает пальцы свои. И мне от этого почему-то волнительно. И нервно. И неожиданно жарко. Дура!

-Ты права.

Уже открываю рот, чтобы начать спорить… но тут до меня доходит, что он… согласился со мной. С усилием воли перевожу свой взгляд с его рук на лицо, которое даже чуть расслабилось. Сергей больше не похож на психически неустойчиового. Хотя ещё полчаса назад очень смахивал.

-Права?

-Да.

Ну надо же. Я отмечу этот день в календаре. Обязательно. Красным цветом в кружочек обведу.

-Моё присутствие тебя напрягает. И Сергей это на подсознание считывает.

Вот же скотина!

-Ну извини, - всплеснула я руками. – У тебя настолько филигранно получается меня бесить, что я просто не в силах с этим совладать.

-Нам придётся это как-то решить…

-Интересно как?! – ёрничаю.

-Нам нужно начать с тобой общаться.

И прежде чем я успела послать его нахер,  из кабинета выглянула медсестра и объявила:

-Измайлова.

*   *   *

Я был неправ, и вроде как даже понимал это. Я был неправ в своих нападках, в своей резкости, в форсировании событий и нелепых попытках отстоять свои права на… на что? Сына? Детей? Семью, от которой уже давно не осталось и следа?

Мозгами я понимал многое, но совладать с собой всё равно получалось очень плохо. Меня жгло изнутри. Трясло мелким ознобом. Выкручивало и разрывало. Кидало из крайности в крайность. Стоило лишь подумать о том, что я потерял и упустил. Ольга говорит, велит, просит подождать, дать сыну время привыкнуть ко мне. Пусть только теперь объяснит, как это сделать. Потому что сам я не могу. Как подумаю о том, что ещё день, ещё минута, ещё… Ощущение такое, что одно неловкое движение и всё рухнет, развеется подобно праху от несбывшихся мечтаний.

Не могу. Ни дня, ни минуты, ни секунды. Я и так сдерживал себя все эти дни, чтобы не приехать к ним и не сгрести Серёжку в охапку. Как же мне хочется коснуться его, почувствовать, что он реален, что он есть, что он мой. Мне хочется знать его, понимать его…

Не разбирая, откуда во мне этот судорожный ажиотаж, от которого сводит зубы, и заходятся в треморе руки, начинаю творить какое-то безумие. Ещё не сорвался, но это уже где-то близко.

Я даже с Анюткой такого не чувствовал, когда ехал сюда, к ней. Возможно, всё дело в том, что я так или иначе всегда был в её жизни, никогда до конца не теряя её? С первых же дней её жизни знал, что вот она моя девочка, и что ничто в этом мире не способно этого изменить. Всё что я делал, так или иначе, делалось для неё, ради неё. Я не самый лучший отец в мире, чего уж тут говорить, но чувствовать своего ребёнка я умел, видеть её настроение, понимать её мысли, состояния, даже на расстоянии. И от этого становится ещё более дико, когда я вдруг осознаю, что она тоже все эти годы молчала… про брата.

Моя мама иногда пыталась подначивать меня вопросами из серии «Как там твоя Оленька? Спроси у Анечки», но я молчал, не поддавался и не реагировал. Это было одновременно очень легко и нереально сложно, практически невыносимо, все эти годы делать вид, что Ольги нет больше в моей жизни. Не спрашивать, не думать, не переживать.