Я приготовила ужин, как в старые добрые времена. Ну, почти. Без изысков — салат, макароны, жареная курица в сливочном соусе. Я никогда особенно не заморачивалась с блюдами, зато готовила вкусно.

Услышав слово «макароны», Юрьевский вдруг улыбнулся.

— У меня есть одна знакомая, которая даже итальянскую пасту в Италии называет макаронами. Ты тоже?

— Ну, мы ведь не в Италии, — я пожала плечами. — В Италии, может, и паста, а у нас точно макароны. Ты посмотри на них. Какая же это паста?

Он хмыкнул.

— Кстати, — сказала я, помешивая эти самые макароны, чтобы не прилипли ко дну кастрюли, — а как ты… как ты услышал, что я плачу? Я ведь воду включила…

Юрьевский ещё раз хмыкнул.

— У тебя что по физике в школе было, Света?

— Четыре. Но знала я её на ноль. Максимум на кол.

— Это чувствуется. Помехи надо создавать не там, где шумишь, а там, где слушают. Если твой сосед одновременно включит перфоратор и музыку на полную громкость, разве ты перестанешь слышать его перфоратор?

Я задумалась.

— Значит…

— Да. Я прекрасно разбирал и шум воды, и твои всхлипывания. Извини, что помешал, но я терпеть не могу плачущих женщин.

Так, всё, сварились. Сейчас сольём воду и…

— Давай помогу. — Не успела я оглянуться, как Юрьевский возник рядом. Взял у меня дуршлаг и кастрюлю и сам аккуратно слил воду.

Я проследила за движениями мышц на его руках, облизнула губы и спросила:

— Как мне теперь тебя называть?

Генеральный отдал мне дуршлаг с макаронами, вытер ладони о полотенце.

— Раз уж мы перешли на ты, можешь называть Максимом. Или Максом.

— Хорошо… Макс.

Я попробовала это имя на вкус и поняла, что оно мне нравится.

— Пить что будешь?

— Опять коньяк собираешься предложить?

— Нет, — я засмеялась. — Чай, кофе… сок ещё есть. Яблочный.

— Пусть будет сок.

Я положила ему макарон, курицы, залила всё соусом. Потом наполнила и свою тарелку, села рядом, и мы начали есть.

Прям как семья. А на самом деле — двое совершенно чужих друг другу людей, которых почему-то связал… наверное, коньяк.

— Ты сейчас домой поедешь? — спросила я тихо, когда увидела, что Юрьевский доел.

— Гонишь? — спросил он спокойно, наливая себе ещё сока.

— Нет. Просто подумала…

— Иногда думать вредно. Если у тебя нет возражений, я останусь.

Я смущённо поёрзала на табуретке.

— Понимаешь… я собиралась посмотреть какую-нибудь сопливую мелодраму…

— И что?

— Ну… очень сопливую…

— И?

— И тебя это наверняка будет раздражать…

— По-твоему, я не видел сопливых мелодрам? — Юрьевский фыркнул. — Напугала ёжика игольницей, тоже мне. Что смотреть-то собиралась?

Я глупо хихикнула и призналась:

— «Один день».

— А. Очень хороший фильм. Я видел.

Я чуть нахмурилась и с подозрением оглядела Макса с ног до головы.

— Слушай… а ты точно не гей?

— Странно, что у тебя ещё остались в этом сомнения, — он улыбнулся. — Но если тебя так удивляет моя осведомлённость в мелодрамах, то не переживай, в этом нет ничего странного. Я киноман. Смотрю всё подряд. Тупые комедии, ужастики, боевики… и даже мелодрамы, да.

Я задумалась, глотнула сока.

— Довольно безобидное извращение.

— Я бы так не сказал, — возразил Юрьевский. — Я ведь сказал, что смотрю всё подряд. Некоторые фильмы… выбешивают.

— Например?

— Например, «Эффект бабочки». «Самый лучший день». «Дивергент». «Сталинград». «Пятьдесят оттенков серого».

Я закашлялась.

— Ты и это смотрел?!

— Угу. Редкостная х**ня. — Макс посмотрел в моё офигевшее лицо и добавил: — Извини уж, если тебе она нравится…

— Не, — я помотала головой. — Я не смотрела. И не читала. — Я хитро прищурилась и предложила: — Но если хочешь, можем посмотреть это сейчас.

Он сразу понял, что я шучу.

— Можем, — улыбнулся и кивнул. — И даже можем поспорить. Ты выдержишь только первые двадцать минут, не дольше.

— Это почему?

— Потому что заснёшь от скуки. И никакой попкорн не спасёт. Есть такие фильмы, — генеральный вздохнул, — от которых не спасает даже попкорн.

— Значит, «Один день»?

— Да. Носовые платки есть?

— Ага. Заранее запаслась.

— Молодец. Точно понадобятся.

— Тебе тоже?

— Нет. Я же мужик. А мужики не плачут.

— Неправда. Плачут, если они геи.

— Тогда это не мужики. Не всё то золото, что блестит. И не всё то, что с членом — мужик.

Я так ржала, едва сок на себя не опрокинула…

Потом, по прошествии довольно большого времени, я, вспоминая этот момент, понимала — именно тогда мне впервые захотелось обнять Макса. Но я, конечно, не стала этого делать.

* * *

Это был очень странный вечер, плавно перешедший в странную ночь. Сначала мы сидели довольно далеко друг от друга и смотрели в монитор — фильм я включила на компе. А потом, ближе к середине показа, я как-то незаметно придвинулась ближе… а в конце и вовсе всхлипывала, уткнувшись Максу в плечо.

Через стираный халат мужа я чувствовала собственный запах Юрьевского. Он меня просто пьянил. Хотелось вцепиться в этого мужчину всеми пальцами и никогда не отпускать.

— Теперь ты уедешь? — спросила я тихо, когда фильм закончился.

— Тебе так хочется, чтобы я уехал?

— Нет. Наоборот. Я боюсь остаться одна.

— Тогда я не уеду. Но… Света, не жди от меня…

— Я знаю. — Я не дала Максу договорить. — Я уже всё поняла. Ты не ласкаешь женщин, тебе не нужны отношения. Я не юная наивная девочка. Меня это устраивает.

— Поначалу все так говорят, — Юрьевский иронично улыбнулся. — А потом выясняется…

— Не выяснится. Я правда понимаю. Но если ты мне не веришь — уезжай.

Несколько секунд он молчал, словно думал над моими словами.

— Наверное, это было бы правильнее, Свет. Вот только… что-то мне не хочется быть правильным.

— Разве ты хоть когда-то был правильным? — засмеялась я.

— Был. — Макс усмехнулся, но усмешка эта показалась мне горькой. — Когда-то очень давно. Пойдём спать?

— Пойдём.

* * *

Я ни разу в жизни не спала ни с кем, кроме Андрея. Он был моим единственным мужчиной не только в плане секса, но и просто сна.

Обнажённый Юрьевский рядом был чересчур большим. Он сильнее и ярче пах. Или я банально привыкла к Андрею?..

Он глубже дышал. Он казался горячее.

И мне вдруг захотелось повернуться к Максу лицом — и поцеловать его. Узнать, какие на вкус его губы. Ощутить их на своём теле. А ещё…

Но он точно не будет меня целовать. Даже если вместо воды ему коньяк подсунуть.

А раз он не будет…

— Макс?

— А?

— Могу я… приласкать тебя?

Он немного помолчал.

— Ты имеешь в виду минет?

— Не только. Просто. Можно? Я очень хочу.

— Ладно.

Я вылезла из-под одеяла, откинула его и с Макса. Подползла ближе, приподнялась на локтях… и начала осторожно и медленно целовать его грудь. Легко-легко, быстро-быстро. Чтобы не напрягся, не остановил…

Но он не останавливал. И я совсем осмелела, начала высовывать язычок и чуть-чуть лизать кожу Макса. Дыхание его изменилось, стало чаще и тяжелее. Я улыбнулась и спустилась ниже, покрывая поцелуями живот, бёдра и постепенно подбираясь к самому главному…

Это «главное» уже стояло, как Александрийский столп. Я мягко обхватила его рукой и провела языком по всей длине. Услышав невнятный стон Юрьевского, я ещё раз облизала его член, обводя языком набухшие вены, поласкала уздечку — и наконец взяла в рот.

Огромный какой… Я чуть привстала, коснувшись бедра Макса своими сосками, превратившимися в чувствительные пики, и постаралась принять его член глубже. С трудом…

— Света… — простонал Юрьевский, приподнялся, обхватил мою голову руками и начал толкаться в мой рот. — Шире открой, шире…

Да куда уж шире…

Макс протяжно и полубезумно хрипел с каждым своим движением, и я тоже начала сходить с ума. Опустила руку и стала ласкать клитор. Там оказалось столько смазки, словно Юрьевский уже в меня кончил…

Он, наверное, заметил мою отчаянную попытку получить собственное удовольствие. Вышел из моего рта, уложил на постель животом вниз, раздвинул мне ноги — и как всегда, оказался внутри одним стремительным движением.

— Какая ты узенькая девочка… Всё время боюсь что-нибудь порвать… Но очень мокренькая…

Я попыталась приподняться, но Макс не дал — прижал ладонью к простыне.

— Лежи… Я сам…

Я что-то невнятно простонала, и он ускорился, вбиваясь в меня со смачным влажным звуком. Опустил одну ладонь вниз, потрогал вход в меня, хмыкнул — и переместил руку мне на ягодицу. В следующую секунду я почувствовала, как он медленно вводит один палец… в попу.

Протестующе дёрнулась, но Юрьевский успокаивающе прошептал:

— Не волнуйся, я неглубоко… Больно не будет…

Больно и правда не было. Наоборот — безумно приятно. Макс нашёл там какую-то точку и начал массировать её в такт движениям своего члена внутри меня, и это оказалось так… сладко…

Внизу живота скручивался тугой горячий узел, и с каждым своим толчком Юрьевский словно развязывал этот узел. Тонкой нитью по моему телу скользило наслаждение, и в конце концов я не вынесла — закричала, чувствуя, как сжались мои мышцы вокруг его члена и пальца. В глазах засверкали звёзды, в ушах зашумело…

Кажется, я умираю. Или уже умерла.

Но Максу всё было мало. Он перевернул меня на спину и вновь ворвался в моё лоно, одной рукой упираясь в кровать, а другой изо всех сил сжимая грудь. До боли, до кругов в глазах…