— Андрей насчёт развода звонил, — мне вдруг захотелось поделиться с Максом подробностями беседы с почти бывшим мужем.

— Я так и понял.

— Да… Мне в понедельник пораньше надо уйти. В четыре где-то. Отпустишь? — я усмехнулась.

— Отпущу. Но начальник у тебя Мишин, так что у него тоже не забудь отпроситься. А то он опять прибежит ко мне и будет орать, тряся кулаками.

— Сергей хороший человек. Странно, что до сих пор не женат.

Юрьевский иронично поднял брови.

— Я тоже, знаешь ли, не женат. А я Сергея на шесть лет старше.

— С тобой как раз всё понятно. Помнишь «Остров сокровищ»? «Характер скверный, не женат». Вот это про тебя.

— Ну спасибо.

— Всегда пожалуйста.

Макс засунул себе в рот ещё один блинчик с сыром, а я вдруг вспомнила…

Я никогда не подтрунивала так над Андреем. Он всегда очень нервно реагировал на любые подкалывания, поэтому я старалась сдерживать свой острый язык — лишь бы он не обижался. Для меня это был совсем крошечный недостаток… По сравнению с его искренностью, заботливостью и любовью ко мне.

Я шмыгнула носом, и Макс сразу перестал жевать, посмотрел на меня с подозрением.

— Опять водопад?

— Нет, — я всхлипнула. — Просто… больно это всё. И Андрей развода не хочет, уговаривает меня не делать этого… И я…

— Ты ещё скажи, что ты его простишь, — раздражённо перебил меня Макс. Кажется, ему было неприятно слушать об Андрее.

— Прощу. Не сейчас, конечно, попозже… Когда смогу справиться…

Юрьевский мрачно молчал и хмурился, глядя на меня. Потом сделал глоток чаю, бросил на тарелку приборы, встал и процедил:

— Я поехал, — и метнулся в коридор.

— Что? — ничего не понимая, я побежала за ним. — Но ты даже не доел!

— Я больше не хочу.

Макс угрюмо надевал на себя ботинки. Он, в отличие от меня, давно оделся. Это я до сих пор разгуливала в халате и даже без белья…

— Простит она его, — проворчал Юрьевский, дёргая за шнурки так, что я удивлялась, как они не рвутся. — Долго думала-то? Прощательница… Не зря я всегда говорил: все бабы шлюхи.

— Что?..

— Что слышала.

Я помолчала. Глазам стало больно, так больно, как будто Макс ткнул мне туда иголкой.

— Значит, я, по-твоему, шлюха?

— А разве нет? — он усмехнулся, взял в руки своё пальто и начал одеваться. — Быстро ты утешилась. Вчера трахалась со мной, а сегодня уже мужа простить собираешься. Прекрасная идея. Действительно, какая разница, перед кем ноги раздвигать.

Глаза кололо всё сильнее.

— Уходи отсюда. Выметайся.

— С радостью, — он схватил свой шарф, открыл дверь — и вышел.

А я вновь осталась одна.

* * *

Макса всего трясло. Уже давно он так не злился.

С чего вдруг?

Расслабился. Даже поцеловать её захотел. А она такая же шлюха, как и остальные бабы.

Простит мужа, значит. И как после этого жить? С человеком, про которого ты знаешь, что он засовывал свой член в твою родную сестру? Более того — Света даже видела, как он это делал.

Прощать подобное могут только женщины.

Макс усмехнулся, открывая бардачок. С этой девицей он совершенно забыл о своей пагубной привычке смолить каждые два-три часа. И сейчас с наслаждением затянулся, глядя на то, как по пустому заснеженному тротуару ковыляет какая-то собачка.

Собачка была маленькая и грязненькая. Одну заднюю ногу она подволакивала, и Юрьевского кольнуло безотчетной жалостью.

Он вышел из машины, выбросил сигарету в снег и подошёл к собаке. Та подняла вверх испачканную чем-то морду, вгляделась в незнакомого человека.

Дворняжка. Мелкая, но не щенок. Глаза тёмные, шерсть непонятно какая — бежевая, что ли? Ошейника нет.

Макс сел на корточки, и собака заскулила, повалилась на бок, подставляя пузо. Только больная лапка лежала неестественно, безжизненно.

— Дурочка ты, — сказал Юрьевский беззлобно. — Если каждому пузо подставлять, кто угодно сможет ударить. Я предпочитаю сразу кусаться.

Но пузо Макс всё же почесал.

А потом взял псину на руки, прижал к себе и пошёл обратно к машине.

Он с детства не мог пройти мимо покалеченного животного, поэтому дома у них с мамой постоянно жили собаки, кошки и даже мыши. Мама думала, что Макс станет ветеринаром, но оказалось, что Юрьевский способен только жалеть и отвозить к специалистам — сам он даже уколы не мог делать.

Потом мамы не стало, и животные тоже постепенно поумирали. Новых Макс не заводил — когда ты постоянно на работе, заводить питомца — только мучить его.

Но пройти мимо несчастного голодного котёнка или раненой собаки по-прежнему не получалось. Словно внутри большого и циничного Юрьевского до сих пор жил маленький и очень добрый Макс, который учился на одни пятёрки и умел любить. По-настоящему умел — всем сердцем.

Пока это самое сердце ему не выдрали двое самых близких людей.

Его невеста… и родной брат.

* * *

Мне показалось, что Макс забрал с собой моё дыхание.

Я не могла вздохнуть. Стояла, хлопала ртом, как рыба, и не могла. Будто кто-то перетянул лёгкие железным обручем.

С чего он так взбесился? Почему вдруг начал называть меня шлюхой? Да, в последнее время я веду себя не слишком целомудренно, но кто он такой, чтобы меня осуждать?!

Я сама не понимала, что со мной. С одной стороны, меня разрывало на части от желания забыть обо всём, что случилось, и о Максе тоже. А с другой…

Мне не хотелось, чтобы он так обо мне думал. Не хотелось — и всё тут.

Глупое, до ужаса детское желание доказать, что я лучше, чем обо мне думают. Как будто мне не двадцать шесть, а шесть. Ну максимум шестнадцать.

Что тебе до его мнения, Света? Не надо вообще больше разговаривать с Юрьевским ни о чём, кроме работы. И уж тем более — трахаться.

Хватит. Пора жить дальше.

И никаких мужиков. Не знаю, как насчёт женщин-шлюх, а вот то, что все мужики — дебилы, это точно.

* * *

Моя злость и обида не утихли даже к понедельнику. Наоборот — разгорелись, как костёр, в который всё время подбрасывают дрова.

Поначалу я не поняла, но потом всё же сообразила: Юрьевский посчитал, что я не просто прощу мужа, а позволю ему вернуться. От осознания его образа мыслей стало ещё обиднее.

Совсем, что ли, сдурел? Как он мог вообще такое подумать?!

Хотелось орать и швыряться в Макса кружками. Что за странные выводы? Да ещё и сразу оскорбления! Можно ведь было сначала уточнить, а не называть сразу шлюхой!

В общем, все мысли в моей голове утром в понедельник заканчивались восклицательным знаком. Иногда даже не одним…

В результате на предобеденную встречу с америкосами я пришла дико злой. Утром надела шикарное чёрное платье, жемчужные бусы, накрасилась. Выглядела я великолепно, если бы не выражение глаз. Как выразилась Варя, моя соседка по рабочему месту: «У тебя сегодня взгляд серийного убийцы».

Не знаю насчёт серийного, но одного конкретного человека я бы укокошила…

На этот раз мы с Мишиным должны были представлять американцам всякие дизайнерские штучки. Русскоязычный логотип, макет сайта, отрисованную раскадровку рекламного ролика по утверждённому сценарию. Обычные рабочие моменты…

И опять на встречу припёрся Юрьевский. Я изо всех сил сжала папку с эскизами, когда он вошёл в переговорную в сопровождении улыбающихся американцев и с ног до головы толерантного Мишина.

Держись, Светка. Если ты сейчас запустишь эту папку Максу в голову, плакала твоя премия.

Но дело не только в ней. Я никогда в жизни не стала бы подставлять Сергея, которому была обязана своей карьерой и большой зарплатой.

Поэтому я предельно вежливо поздоровалась со всеми и начала презентацию.

Сперва показала раскадровку, америкосы глубокомысленно покивали, поохали. По макету сайта высказались, чуть покритиковали, но в пределах разумного. Макс всё это время смотрел на меня бесстрастным и совершенно чужим взглядом. Будто это не он два дня назад имел меня до потери сознания. А потом назвал шлюхой.

После макета сайта настала очередь русскоязычного логотипа «Эдельвейс»…

Наш дизайнер нарисовала пять вариантов, но все они были похожи один на другой и на мой скромный взгляд слабоваты. Мы с Мишиным долго думали, показывать ли их америкосам, но всё же решили показать. Вдруг им понравится?

Четыре из пяти логотипов по-разному обыгрывали название фирмы — цветочки, горы, солнце и чуть ли не козочки с лыжниками. И только пятый был графичным и очень современным, но… он скорее подходил для производителей мотоциклов, а не косметики.

Американцы задумчиво, но не гася своих улыбок, рассматривали эскизы. Я пыталась дипломатично подвести их мысли, что всё не так уж плохо, когда Сергей вдруг спросил у Юрьевского:

— А ты что думаешь, Макс?

У меня моментально пересохло в горле.

Генеральный взял в руки листок с эскизами логотипов, помолчал несколько секунд, разглядывая рисунки, поднял глаза на меня.

И меня вновь кольнуло обидой. Нет, даже не кольнуло — меня этой обидой шарахнуло, как дубиной по башке… Невыносимо было видеть эти стальные глаза, эту седую прядь, эти тонкие губы.

Почему я так на него обижена? Совершенно ведь чужой человек, совсем чужой. Какая разница, что он обо мне думает?

Света, тебе должно быть безразлично, всё равно.

Почему тебе не всё равно? Почему?!

— Логотипы неплохие. Но я вижу здесь проблему в несоответствии со всей остальной частью рекламной компании. Рекламный ролик чувственный, вызывающий, сайт яркий и острый. А логотипы по сравнению с вышеперечисленным смотрятся бледновато. Надо что-то такое же чувственное. Пусть будет неяркое, эдельвейс цветок нежный, и для контраста хорошо. Но чувственно и оригинально должно быть обязательно.