Не знаю насчет менталитета, но мне всегда казалось, что итальянцы одна из самых темпераментных наций. Похоже, я заблуждалась.

— Ты меня очень возбуждаешь, но я побаиваюсь тебя, — признался он в нашу с ним последнюю ночь.

— Почему? — изумилась я.

— Мне кажется, я не удовлетворяю тебя.

Неужели я так плохо притворялась? Ведь однажды я даже поцарапала ему ягодицу.

— Откуда ты это взял? У меня еще никогда не было такого чудесного… возлюбленного.

— А у тебя их много было?

Чезаре лукаво улыбнулся.

— Два, не считая мужа, — честно ответила я.

— Так мало? — Он был явно разочарован. — В таком случае тебе трудно оценить мои достоинства. Я думал, у тебя было по крайней мере с дюжину любовников.

— Интересно, за кого ты меня принимаешь?

Я обиделась всерьез, и он это почувствовал.

— Прости. Я такой эгоист. Мне хотелось, чтоб у тебя было их двадцать, а я оказался самым лучшим среди них. — Он поцеловал меня в пупок и стал медленно стягивать трусики, целуя каждый сантиметр освободившейся кожи. — Моя жена говорит, что я… что я… — Чезаре крепко стиснул мою талию, зарылся лицом в мои волосы, нащупал языком клитор и стал его тихонько покусывать. Так делал когда-то Леня, но у него это получалось гораздо лучше. И тем не менее по моему телу прокатилась дрожь наслаждения. Мне кажется, всему виной были воспоминания.

— Ты замечательный любовник, — прошептала я и вздохнула. Оказывается, у Чезаре есть жена…

И тут с ним началось что-то вроде истерики. Он покрывал мое тело поцелуями, при этом усиленно массируя свой член. В этот раз у него получилось почти здорово, и я даже испытала настоящий оргазм. Правда, я все время видела перед глазами Леню.

— Я с ней разведусь, — бормотал Чезаре, уткнувшись носом мне под мышку. — Она фригидная женщина. Она пользуется кремами, чтоб увлажнить свою вагину. У нее там всегда сухо, понимаешь?

Я знала, что в Италии очень трудно получить развод. Чезаре словно прочитал мои мысли.

— Мне нужно застать ее с любовником, и тогда все будет очень просто. — Он вдруг подскочил на кровати и хлопнул себя ладонью по голове. — И как мне это раньше в голову не пришло? Ведь она лесбиянка! О, мамма миа, я пять лет прожил с лесбиянкой. Какой позор!

— У тебя есть дети? — осторожно поинтересовалась я.

— От первого брака. Пино. Ему уже восемнадцать. Элина никогда не хотела иметь детей. Я так люблю маленьких детей.

Воодушевленный открывшейся вдруг перед ним перспективой развода и моей ложью по поводу его сексуальной виртуозности, Чезаре несколько раз пытался заняться со мной любовью, но практически безуспешно.

Я решила ему помочь. Я еще никогда в жизни этого не делала, но читала в соответствующих изданиях, что мужчины обожают, когда ласкают их гениталии. Особенно если их берут в рот.

— Фантастика, фантастика, — шептал Чезаре, откинувшись в изнеможении на подушке. — Русские девушки — суперкласс…

Когда мы ехали в такси в Шереметьево, Чезаре сказал, что женится на мне.

— Мне пока не хочется замуж. — Я отвернулась к окну, чтоб он не увидел моей торжествующей улыбки. — Мне и так хорошо.

— Но ты обещаешь сохранить мне верность?

Я видела, как он пытается поймать мой взгляд в зеркальце возле водителя.

— А как насчет сравнения с другими мужчинами? — Я игриво потрепала его по щеке. — Ты ведь вроде не боишься конкуренции, а?

Он оценил мой юмор. И тем не менее, прощаясь возле стойки таможенника, шепнул на ухо:

— Я скоро приеду. Потерпи. Прошу тебя.

Дома меня ждала Наташка.

— Умоляю, поехали к нам. — Она загасила сигарету в пепельнице, полной окурков. Я не знала, что Наташка курит.

— Что случилось? Я устала и хочу спать.

Это было сущей правдой.

— Папа хочет поговорить с тобой. Он в Москве. Анька, прошу тебя, это очень важно.

— Он мог сам ко мне приехать.

Я начала раздеваться.

— Мы несколько раз звонили тебе. Он не знает, что у меня есть ключи. Ой, какой на тебе шикарный костюм! А сапоги… — Наташка окинула меня завистливо восхищенным взглядом. — Анька, я пообещала ему, что привезу тебя. Ну пожалуйста, ради нашей дружбы. Я сделаю для тебя все, что попросишь.

Вряд ли Наташка могла когда-нибудь оказаться мне полезной, хотя кто знает. К тому же я почувствовала к ней жалость.

В роскошной московской квартире Кудимовых царил бардак. Осколки фарфорового сервиза под ногами, залитый чем-то, судя по запаху, виски, финский плюшевый диван, в гостиной оборваны портьеры. Максим Кириллович полулежал в кресле-качалке в своем кабинете. Здесь, как и всегда, был порядок.

— Увезли, — сказал он, обращаясь к дочери. — Он так страшно кричал.

Я поняла, речь идет о Никите.

— Папочка, не волнуйся. Все будет в порядке.

Наташка поцеловала отца в щеку.

— Садитесь, Аня. — Он кивнул на кресло напротив. — Дело очень серьезное и, как мне кажется, безотлагательное. Натуля, оставь нас на двадцать минут. Мы позовем тебя.

Наташка неохотно вышла.

— У него начались галлюцинации на сексуальной почве, — говорил Кудимов, глядя сквозь меня. — Мальчик, по словам врачей, очень быстро созрел. Ему нужна женщина. Лекарства помогут ненадолго, да и они разрушают печень и другие органы. Это не выход. Врач говорит, Никита по своему физическому развитию значительно опережает возраст. Что касается его душевного состояния… Вы, очевидно, догадались, у него такая ранимая и совсем еще детская душа.

— Вы предлагаете мне стать подстилкой для вашего сына, — сказала я, с трудом сдерживая ярость.

— Ну, зачем так грубо, Анечка. Он вас любит. Очень любит. Он просто зациклился на этой любви. Это пройдет. И очень скоро. Вы женщина, на которую упал его взгляд в ту самую роковую минуту, когда он ощутил в себе потребность…

Господи, как же трудно следить за человеческой мыслью, облаченной в такое количество никому не нужных слов.

— Да, вы очень красивая и сексуальная девушка, — снова услышала я голос Кудимова. — К тому же у вас доброе сердечко. Думаю, вы согласитесь. Разумеется, я вас отблагодарю. Щедро отблагодарю. Я заплачу вам столько, сколько вы попросите.

— Я ничего у вас не прошу. — Меня словно из помойного ведра окатили. — Оставьте меня в покое. Я выхожу замуж.

— Этого не может быть, — сказал Кудимов и гадко усмехнулся. Но тут же взял себя в руки. — Очень рад за вас. Но вы должны спасти моего мальчика. Это вопль о помощи. Отчаянный вопль. Он погибнет на наших глазах. Неужели вы не почувствуете укоров совести, если в один прекрасный момент мы найдем его болтающимся в петле или со вскрытыми венами?

Тут в комнату влетела Вероника Сергеевна, мать Никиты, упала передо мной на колени и зарыдала, капая слезами на юбку от моего нового костюма. Это было так искренне. Это меня очень растрогало.


Никита вышел из больницы и поселился у меня. Он стал послушным, как собачка, — каждое мое желание исполнял. В постели тоже. Ночами мы с ним устраивали пир плоти. Днем обычно спали — у меня начались каникулы.

Чезаре не звонил, и я, можно сказать, поставила на нем крест. Мы жили на деньги Кудимовых — их приносил Никита и все до копеечки отдавал мне.

Мои родители пока ни о чем не догадывались. Отец должен был вот-вот приехать в Москву за оборудованием для своей больницы. Я просила его предупредить меня заранее по телефону.

Хотя Никите вполне можно было дать двадцать — он возмужал и окреп физически за последнее время, — и присутствие в квартире незамужней дочери молодого красивого парня вроде бы не должно было пугать родителей, я все же испытывала смертельный страх. Сама не знаю почему.

Отец позвонил, и я тут же попросила Никиту уехать на несколько дней на дачу. Как ни странно, он с ходу согласился, даже не пришлось объяснять в чем дело. Когда за ним захлопнулась дверь, у меня на долю секунды сжалось сердце, и я отчитала себя за сентиментальность.

— Вчера Леня к нам приехал, — сообщил отец чуть ли не с порога. — Мы все ждем тебя. У тебя что, еще экзамены не закончились?

— У меня кое-какие дела в Москве. — Я почувствовала, как в лицо бросилась кровь. — Но я обязательно приеду.

— Может, вместе поедем? Если все будет в порядке, хочу уехать завтра вечером. С этими коробками все равно придется брать целое купе.

— Я думала, ты приедешь на машине.

— Леня отсоветовал. Я хотел взять его в качестве шофера, но он забыл права. Наш шофер в отпуске.

Леня отсоветовал… Я, кажется, догадалась почему — ему не хотелось в Москву. Шут опасался застать свою королеву врасплох. Надо же, какая деликатность.

Я разозлилась на него, но совсем ненадолго. Мне страшно захотелось его увидеть.

Когда отец парился в ванне, я позвонила Веронике Сергеевне и объяснила, что должна срочно уехать к сыну.

— На две недели. Я так по нему соскучилась.

— Понимаю. Я все объясню Нику. Думаю, он поймет. Ник стал таким спокойным и покладистым. Спасибо вам.

В этой женщине не было даже намека на притворство, и я ценила это.

— Он уже был там, понимаете? Но в тот раз все обошлось и мои родители ничего не узнали. Я боюсь, если вы скажете ему, где я, он может рвануть…

— Скажу ему, что вы с сыном уехали отдыхать в Крым, верно? Я предложу ему поехать в Дом творчества в Пицунду. Вдвоем. Думаю, он согласится. Ник очень любит море.

— И вас, — добавила я. — Передайте ему от меня привет.

С меня словно сто пудов свалилось, когда я поняла, что буду свободна целых две недели, а то и больше. Любовь Никиты, как видно, меня тяготила. Или, может, дело в том, что все на свете приедается?

Все ли?

Я выболтала про все Лене в первую же нашу ночь в мансарде. Мы сидели друг против друга возле звездного окна и держались за руки. Я не смогла утаить от Лени ничего.