Я тоже не намерена скучать сегодня вечером. Кто-нибудь из моих новых знакомых пригласит меня на веселенькую попойку с танцульками в ресторан, на морскую прогулку. Здесь все знают, что я свободная девушка, а потому вечер в моей компании не грозит завершиться мордобоем и прочими неприятностями. И в этом, разумеется, есть своя прелесть.

Мне надоели страсти. Хочу пожить спокойно. Не хочу думать ни о прошлом, ни о будущем. Здесь так легко дышится, здесь не любят усложнять жизнь, здесь…

Нам, русским, здешняя жизнь может показаться какой-то детской игрой. Нас почему-то приучили воспринимать ее чуть ли не как трагедию.

Мне жаль Женю — я искренне к нему привязалась за те шесть дней, что мы провели в деревне у его бабушки. Мы много занимались любовью, целуясь и сюсюкаясь, как маленькие дети. В этом была своя прелесть. Женя пытался читать мне вслух Достоевского. Похоже, с него и началось мое освобождение. Русским, мне кажется, Достоевский противопоказан — пускай его читают итальянцы, которые все равно никогда не поверят в то, что жизнь не игра.

Потом Женя раскопал где-то «Ночь нежна» Фитцджеральда, и я поняла, что мои дни в угрюмой осенней России сочтены. И никто и ничто меня в ней не удержит…

Я встала и принесла из своей спальни фотографию Леньки. Патрик поговаривает о том, чтоб усыновить его. Что ж, я вовсе не против. Так или иначе, я заберу его к себе через год, самое большее два. Русская провинция и мои слишком уж нравственные предки научат мальчишку тому, что будет мешать ему всю последующую жизнь.

Я невольно вздохнула, вспомнив шалаш у озера и медовый запах цветущих трав. Здесь повсюду цветут розы, но они благоухают дорогой парфюмерией. Я обожаю дорогую парфюмерию. Больше всего на свете я обожаю дорогую парфюмерию.

Женя плакал в Шереметьеве. Хотя он первый сказал, что устал, что ему хочется покоя. Он здорово похудел за ту неделю, что мы прожили у его бабушки. Как-то он даже назвал меня вампиром. Догадываюсь, он имел в виду не секс, а нечто другое.

Леня прислал мне письмо. Я вынула его из своего почтового ящика, уже когда спустилась с дорожной сумкой вниз, чтоб ехать в Шереметьево. Я прочитала его в самолете, когда мы подлетали к Риму.


«Дорогая инфанта, — писал Леня. — Жизнь продолжается, верно? И это здорово.

Твой провинившийся шут».


Я сохранила это письмо.

В компании странных женщин

НОВЕЛЛЫ

В компании странных женщин