Кроме внешних данных, Олег вызывал в ней удивление глубоким познанием в науках, не слишком ей доступных. Однажды ее подруга сказала, что удивлена, с какой кропотливой тщательностью изучает Олег все, что вызывает в нем интерес. К тому же Олег виртуозно владел дрелью и любым инструментом, словно скрипач смычком. Руками он умел делать все — это передалось ему по наследству от отца…

— Ну плыви же! — еще раз позвал девушку Олег.

Кристи решительно вошла в залитую летним солнцем речку и сразу оказалась в объятиях Олега. Они не помнили, сколько времени провели в воде, резвясь и целуясь, и лишь когда Кристи почувствовала, что дрожит от холода и покрывается мурашками, парочка вышла из воды.

Олег зачарованно смотрел на мокрую Кристи в открытом купальнике, и словно впервые видел ее длинные стройные ноги, тонкую талию, мягкий изгиб губ и соблазнительную ложбинку, ведущую к двум холмикам.

— Кристи, какая ты красивая! — восторженно произнес Олег и заботливо накинул на нее полотенце. — Пойдем в машину, погреемся.

— Пойдем. — Кристи стыдливо опустила голову. Она подумала о том, что Олег впервые говорит ей такие слова с тех пор, когда он оценил удивительную синеву ее глаз. О, как сладко из его уст звучали эти слова! Ведь сколько парней признавались ей в любви, объясняясь пылким возвышенным слогом. А для нее это были просто наборы ничего не значащих фраз. С Олегом все по-другому. Если он скажет, то как топором высечет.

«Милый мой, как же ты мне дорог! Как дорог! Я вся твоя, без остатка», — мысленно шептала Кристи, ощущая прикосновения его рук на своем озябшем теле.

Олег долго не мог уснуть в эту ночь. Когда же разбушевавшаяся гроза заставила его и вовсе разомкнуть веки, он почувствовал себя абсолютно счастливым, а мучавшие его в последнее время призрачные обиды уплыли с вечерними облаками.

Глава восьмая

Похороны

— Стас, я не могу больше здесь находиться. Я устала. Забери меня отсюда, — каждый раз при приходе жениха жалобно просила Юлька.

— Даже разговора об этом не заводи, — строгим тоном возражал Волжин. — И время не трать напрасно на уговоры. Я не могу пустить все на самотек. Зная тебя, нетрудно догадаться, что, едва ты выйдешь из стен больницы, как забросишь свое лечение. А тебе обязательно нужно пройти курс. Я сейчас много работаю и не имею возможности за тобой приглядывать. А сама ты достаточно легкомысленна, чтобы свести все рекомендации врачей на нет. Это еще счастье, что с тобой не случилось ничего подобного в рейсе.

— Но я же не собираюсь сразу выходить на службу. Меня, наверное, спишут на некоторое время с летной работы.

— На некоторое время? — грозно спросил Волжин. — И ты еще смеешь надеяться снова выйти на летную работу? Лучше забудь об этом.

— Ну почему, Стас? — возмутилась стюардесса.

— Юля, давай раз и навсегда закроем эту тему. Я не намерен вести разговор о том, что давно решено, — сказал, как отрезал Волжин.

Юлька по опыту знала, что когда Стас обращается к ней так официально, по имени, то ничего хорошего ждать не приходилось. Чтобы не показывать своего раздражения, она отвернулась к окну и устремила взор на кровавый закат, зловеще озарявший стерильную палату, до смерти ей надоевшую. И впервые за последний месяц почувствовала себя не вполне счастливой. А ведь в ночь накануне свадьбы Юлька совершенно искренне думала, что оставит свою работу по первому же требованию Стаса. И не трудно было догадаться, что он очень скоро этого потребует. Но она так соскучилась по самолетам, по ребятам, девчонкам и даже по пассажирам, несмотря на то что большинство из них имели, мягко говоря, неспокойный нрав.

— Поешь лучше. Моя мать приготовила совсем недавно, все еще горячее, — прервал ее размышления Волжин, выкладывая из сумки продукты.

— Спасибо, не хочу. У меня совсем нет аппетита, — холодным учтивым тоном сказала Юлька.

Волжин приподнял ее подбородок, пытаясь заглянуть ей в глаза. Но Юлька упрямо опускала ресницы, тая под ними обиду.

— Посмотри на меня, — потребовал Волжин, продолжая сжимать пальцами ее подбородок.

Она послушно взмахнула ресницами, и вдруг, совершенно неожиданно, поплыли строчки будущих стихов:

Не спрятать грусть, не опустив ресницы,

И пальцев легкий хруст не утаить.

Мне камнем не лежать в стенах больницы,

Мне облаком прозрачным в небе плыть.

Заметив ее отсутствующий взгляд, Волжин решил, что это лучше, чем мелькнувшая в Юлькиных глазах неприязнь, которою она тщетно пыталась от него скрыть.

— Будь умницей, поешь, — смягчил тон Волжин. — Чем больше ты будешь слушаться, тем быстрее тебя выпишут.

— Слушаться кого? — спросила Юлька, упрямо сжимая пухлые губы.

— И доктора, и меня. Ведь ты не можешь утверждать, что лучше доктора знаешь, как выйти из своего состояния. Да и я посидел над энциклопедией, чтобы разобраться в твоем недуге.

Не найдя уместным что-либо говорить, Юлька отвернулась. Вся злость куда-то улетучилась, вместо нее пришли усталость и безразличие. Почувствовав себя бесправной, беспомощной, пойманной, словно зверь в капкан, Юлька тяжело опустилась на кровать.

— Вижу, ты сегодня не в настроении и мое присутствие тебя совсем не радует. Но я не уйду, пока ты не поешь, — с мягкой настойчивостью сказал Волжин.

— Хорошо, я поем, — отрешенно согласилась Юлька, послушно взяв ложку. Не ощущая во рту никакого вкуса, она молча глотала бульон, словно это было лекарство, которое ее принудили выпить.

— Вкусно, детка? — нарочито заискивающе спросил Волжин и, встретив ее удивленно-обиженный взгляд, не выдержал и рассмеялся.

— Я тебя убью! — воскликнула Юлька, пытаясь сохранить серьезное выражение лица, но не сумела, и расхохоталась.

Волжин вздохнул с облегчением и, посадив Юльку к себе на колени, стал кормить ее с ложечки. Теперь бульон и в самом деле показался ей вкусным.

— Только я все не съем, — предупредила Юлька. — Ты мне поможешь, Стас?

— С превеликим удовольствием, закладывай мне в пасть, — с готовностью согласился Волжин и широко раскрыл рот, чем вызвал у Юльки очередной взрыв смеха.

Стас понимал, что не вовремя выразил свой протест относительно Юлькиного желания вернуться на летную работу. Ему, конечно, следовало бы сдержаться и не вступать в прения с Юлькой, учитывая ее состояние, при котором нужны только положительные эмоции. Но уж очень задело его за живое Юлькино непонимание и глупое упрямство. Желая загладить свою промашку, Волжин, щекоча усами Юлькино ухо и скрывая притворство, шепнул:

— Котенок, ты пока не думай о работе, у нас еще будет время об этом поговорить. Ты мне обещаешь выбросить все дурные мысли из головы? Обещаешь?

— Я обещаю, Стас, честное слово, — потянулась к нему Юлька и с благодарностью взглянула на Волжина.

Тронутый порывом ее нежности, Стас притянул к себе Юльку и зарыл свое лицо в ее шелковистых волосах.

— Детка, любимая моя, ты только выздоравливай, прошу тебя.

Юлька притихла, прижимаясь к нему и чувствуя себя абсолютно защищенной.


На следующий день Волжину сообщили страшную весть: Луиджи больше нет в живых. Как сказать об этом невесте и уберечь ее от нервного срыва, он себе и представить не мог, но понимал, что непременно должен поддержать Сонечку, а также понимал, что присутствие Юльки на похоронах Луиджи невозможно и одновременно необходимо. Волжин посоветовался с лечащим врачом, порекомендовавшим для Юльки успокаивающие инъекции.

— Следовало бы избегать синтетических средств, но в исключительном случае атаракс — лучшее, что можно придумать. Он оказывает успокаивающее действие, а также нормализует сон. Есть и в таблетках, но для вашей жены лучше приобрести атаракс в ампулах. Правда, не во всех аптеках это лекарство можно купить, это препарат новой волны. Пойдемте в мой кабинет, посмотрим в Интернете, где атаракс продается. И еще мне хотелось бы, чтобы вы оба выслушали мои рекомендации. Как достанете препарат, зайдите ко мне.

Скоро Волжин вернулся в больницу с нужным лекарством.

— А теперь выслушайте меня, Юлия Николаевна, — присел на краешек Юлькиной кровати доктор, — я говорю это в присутствии вашего мужа, потому что не уверен в том, что вы будете следовать моим рекомендациям, если не будете ощущать контроля над своими действиями. И не вздумайте на меня обижаться, ибо у меня есть все основания упрекнуть вас в нарушении режима. Я уже имел возможность убедиться в вашем легкомыслии.

Волжин одобрительно посмотрел на доктора, чья обличительная речь была хорошим вступлением для предстоящего разговора.

— Так вот, для закрепления достигнутых результатов целесообразно санаторно-курортное лечение.

— Доктор, так я здорова? Вы меня выписываете? — вспыхнули радостью зеленые глаза.

— На ваши вопросы, Юленька, я отвечу и да и нет. Нет, потому что лечение следует еще продолжить. И да, потому что я вас выписываю по просьбе Станислава Евгеньича.

— Стас! — радостно воскликнула Юлька и благодарно посмотрела на него, вкладывая в свой взгляд все переполнявшие ее чувства.

Волжин смутился, не зная, как рассказать Юльке о причине, заставившей его совершить действия, так одобряемые ею.

— Учитывая ваш анамнез, Юленька, в дальнейшем нужно избегать конфликтных ситуаций, нервно-психических переутомлений и, естественно, отрицательных эмоций. Вам следует строго соблюдать режим труда и отдыха. Наиболее рациональный интервал между приемами пищи три-четыре часа. Пища должна быть максимально щадящей и в то же время полноценной. В суточное меню необходимо включать молоко, кисели, яйца всмятку, мясные и творожные суфле…

Юлька делала вид, что слушает назидательную речь доктора, а сама уже витала в облаках, предвкушая долгожданную свободу. Она незаметно наблюдала за Волжиным, который внимательно слушал доктора, и выражение его лица при этом было сосредоточенно-серьезным. На какой-то миг Юльке показалось, что это не ее будущий муж, а заботливый папа, обожающий читать ей нравоучения и одновременно холить и лелеять. Она даже не удивилась, когда ей сделали внеочередную инъекцию, и, еще больше расслабившись после нее, словно через призрачную дымку видела, как доктор выписывал рецепт, что-то объясняя то ли ей, то ли Стасу. А потом Стас вдруг из сильного и уверенного сделался слабым робким и странно звучащим голосом, совсем не своим голосом, сказал совершенно нелепую вещь, как будто Луиджи больше не существует. Она смотрела на него с недоумением и не понимала, зачем ему нужно было так жестоко шутить. Это так не вязалось с его поведением, ведь Стас всегда старался оберегать ее от излишних волнений. Его склонившееся над ней лицо выражало сострадание и нежность, и Юлька совсем перестала понимать, что происходит.