Смерть была не столь уж редким явлением среди стюардов и стюардесс. Несколько лет назад администрация даже пригласила батюшку, попросив его освятить помещение службы бортпроводников.

— Прошедший год унес одиннадцать человек в нашей службе, — объяснила батюшке сердобольная председатель профкома. — Помогите предотвратить очередную смерть.

— На все воля Божия, — ответил батюшка, но освятить помещение не отказался.

Может, святая вода помогла, а может, просто так звезды расположились на небе, но смертный конвейер остановился, и служба некоторое время вела безмятежное существование.

Но вскоре трагедии возобновились с новой силой.

Как обычно, перед обедом цветущий зубоскал Костя играл в настольный теннис. Он изогнулся в прыжке, пытаясь отбить шарик, поскользнулся и врезался в стеклянную стену бассейна. Осколок стекла рассек подмышечную артерию, из которой мощной струей потекла алая кровь. Стюарды и стюардессы, десятки раз повторяющие на практических и теоретических занятиях оказание первой помощи при переломах, ожогах, сердечных и астматических приступах, эпилептических припадках, а также кровотечениях, сделали для Кости все необходимое, используя подручный материал. Беда была в том, что рядом не оказалось большого полотенца, только маленькое, которым и заткнули рану, но из-за своих ничтожных размеров оно мгновенно пропиталось кровью. Костя не доехал до больницы, он умер в машине скорой помощи на руках у своих коллег. Единственным утешением для его родных и близких было то, что он не мучился долго. В гробу Костя лежал красивым, под аккуратными усами сложенные в улыбку губы словно благодарили за легкую смерть.

Гораздо дольше мучился афганец Слава, игравший молодыми мускулами и сверкавший белозубой улыбкой. Смерть, видимо, западает на улыбчивых. Целая группа отслуживших в Афганистане молодых ребят была принята на работу бортпроводниками международных авиалиний. Их называли афганцами. Негласно эти ребята состояли на особом положении, их любили, их уважали, им все прощали. Среди лихих афганцев Слава отличался исключительной аккуратностью и легкостью в общении. Здесь, в «Аэрофлоте», он встретил свою единственную любовь, коллегу стюардессу. Командировка в Бомбей была первой после свадьбы и последней для Славы. Это казалось нелепостью — видеть в гробу мускулистого парня с крепкой «американской» челюстью, парня, уберегшегося от пуль и снарядов на войне и погибшего от какого-то микроскопического микроба в сырой рыбе.

А разве можно забыть о тех молодых ребятах, которые вместе учились в школе, вместе служили в армии, вместе пришли в «Аэрофлот» и вместе погибли под колесами автомобиля! Они вышли на обочину дороги, чтобы поменять колесо на машине. Хотелось сделать все побыстрее, чтобы не опоздать на рейс в Токио, куда они были запланированы. В Токио полетели другие.

Влюбленная в «Аэрофлот» инструктор Тамара пожертвовала ради работы своей личной жизнью и простилась с ней в собственный день рождения. Тамару любезно предложили подвезти до дома ребята из ее группы. Устроившись на заднем сиденье и держа в руках картину, подаренную ей коллегами, Тамара напевала любимую арию из оперы Верди «Аида». Неожиданно на светофоре в машину врезался огромный джип. Угол картины впился в печень Тамары, и руки, прижимающие к себе этот бесценный дар, залило кровью. С ужасающей ясностью она поняла, что надежды на спасения нет.

— Господи, прости, — успела прошептать женщина и ушла в небытие.

Когда с мертвой Тамары снимали очки, то удивились, заметив, каким беспомощным взглядом смотрела на мир эта строгая воительница, имевшая при жизни крутой нрав.


После пятиминутного перекура Марина вернулась в кабинет, села в кресло и, устало опустив руки, с неприязнью посмотрела на лежащий пред ней чистый лист бумаги, требующий заполнения. Впрочем, все эти пассажирские жалобы не казались ей теперь такими страшными по сравнению со смертью. Так или иначе она совершила все действия, необходимые после получения подобных жалоб.

После того как заплаканная молоденькая бортпроводница, написав объяснительную и сбивчиво пересказав ситуацию, вышла из кабинета, Марина с облегчением вздохнула и, сжав руками занывшие виски, закрыла глаза. А ведь такая же девочка Нелли, получившая массу ожогов при спасении пассажиров, лежит сейчас в больнице, и врачи отчаянно сражаются за ее жизнь. И теперь об этой стюардессе, попавшей в авиакатастрофу, в газетах пишут хвалебные статьи, и спасшиеся пассажиры сердечно отзываются о ней и переживают за ее здоровье. А не случись этой катастрофы, те же пассажиры могли написать на ту же Нелли жалобу. Ну почему, почему люди, приходя на борт самолета, так предвзято относятся к стюардессам и стюардам? Неужели для того чтобы написать благодарность, нужны чрезвычайные обстоятельства, а для того чтобы написать жалобу, достаточно любой мелкой неприятности, в которой бортпроводники совсем и не виноваты?

В обеденный перерыв Марина позвонила мужу и вкратце рассказала о жуткой трагедии, о которой сегодня услышала.

— Дорогая, все это, конечно, ужасно. Но постарайся успокоиться. При твоей впечатлительности можно приобрести нервную болезнь на этой почве. Приезжай скорее домой. Я тебя жду, — сказал Сергей нарочито бодрым голосом.

— Ты же знаешь, рабочий день заканчивается в шесть, — с рассудочной сдержанностью произнесла Марина. Она впервые пожалела о том, что муж не водит машину — ему, мол, просто не дано управлять автомобилем. Садиться сегодня за руль показалось для Марины рискованным делом.


В тот же вечер молодой элегантный стюард из отдела иностранной техники подвез Марину до дома. Безупречная внешность и манера поведения выдавали в нем человека высокой культуры. В отличие от бортпроводников отечественной техники, в той или иной степени зависящих от Марины и испытывающих смущение, а порою и страх в ее присутствии, Георгий чувствовал себя с ней совершенно свободно, уверенно, нисколько не смущаясь. Он видел перед собой только симпатичную женщину, приводящую его в трепетное волнение.

— Марина, а можно я вам позвоню? — спросил Георгий, приглаживая и без того идеально лежавшие темные волосы.

— Простите, Георгий, но я замужем, — попыталась намекнуть на неуместность его просьбы Марина.

— Ну и что? Этот факт не меняет моих намерений, — нисколько не смутился Георгий.

— Нет, я не могу дать вам номер телефона, — решительно сказала Марина, краснея от смущения и удивляясь своей способности испытывать стыд.

— Я все равно узнаю ваш телефон, Мариночка, и найду вас.

— Я вас умоляю, не надо этого делать, — испугалась она.

— Позвольте ослушаться вас, мэм. Я свободный человек и вправе делать то, что мне хочется.

Марина не нашлась, что ответить этому настойчивому молодому человеку, вогнавшему ее в краску. Георгий придвинулся к ней совсем близко и интимным движением провел пальцами по изящному изгибу ее губ.

— Когда-нибудь эти губы будут отвечать на мои поцелуи, — с нежными нотками в голосе произнес Георгий.

— Нет, нет, и не мечтайте об этом, — возмутилась Марина, чувствуя, что ей не хватает воздуха.

Георгий только улыбнулся в ответ и, взяв ее ладонь, прижался к ней губами…

Открыв квартирную дверь непослушными руками, Марина стремительно ринулась в ванную. Она включила воду и долго смотрела на себя в зеркало, ожидая, когда схлынет кровь с лица и перестанут гореть уши. «Господи, я чувствую себя, как нашкодившая школьница», — подумала Марина. И еще она поймала себя на мысли, что очень приятно, когда за тобой так бессовестно волочатся молодые, сильные мужчины, способные привести в трепет женские сердца.

В конце недели раздался настойчивый звонок, от которого сердце Марины подпрыгнуло и остановилось. Она безошибочно почувствовала, кто это звонит. Марина долго не решалась подойти к телефону, раскалившемуся от звонков. Наконец, переведя дыхание, она взяла трубку.

— Марина, добрый вечер, это Георгий, — раздался красивый баритон.

— Добрый вечер, — пролепетала Марина.

— Я жду вас внизу, у подъезда вашего дома.

— Зачем?

— Сегодня мы идем в ресторан.

— Но у меня совсем другие планы. Я говорила вам, что я замужем.

— Не надо повторяться, Марина. Мне известно все, даже то, что ваш муж сейчас в командировке. Я жду вас. Двадцати минут хватит?

— Да, то есть нет, — растерялась Марина. — Я хочу отдохнуть, выспаться. Если честно, мне вообще не до вас. Завтра с утра надо ехать на техосмотр.

— Я решу вопрос с техосмотром сам, пока вы будете нежиться в постели. А сейчас собирайтесь, — решительным тоном произнес Георгий.

Марина не помнила, как оделась и вышла навстречу теплому летнему вечеру. Она так давно не была в ресторане и так давно не танцевала, что почувствовала себя рядом с таким галантным кавалером, как Георгий, совершенно счастливой. Щеки ее покрылись нежным румянцем, а губы не уставали улыбаться, обнаруживая безудержную радость.

— Ты сейчас такая красивая, — неожиданно перешел на «ты» Георгий.

— Не надо этого говорить, — встрепенулась Марина и вдруг почувствовала на своих губах его губы.

Они были то нежными, то грубыми, то нерешительными, то настойчивыми. Они ласкали, умоляли, рвали, терзали. Марина уже не пыталась сопротивляться, она полностью отдалась во власть этих дерзких жаждущих губ.

— Я хочу на воздух, — наконец сумела сказать она.

— Хорошо, пойдем, — прерывисто дыша, сказал Георгий.

Стоял август, обволакивая своим прощальным теплом. Печальный звон колоколов растворялся в вечернем воздухе. В небе уже зажигались первые звездочки, предвестники безоблачного дня. Такого же безоблачного, каким казался Марине сегодняшний закат.

— О чем ты думаешь? — нарушил тишину Георгий.

— О том, что все это очень неожиданно и странно, — задумчиво сказала Марина. — Я не ожидала от себя, что смогу вот так поступить…