— Не смешно! — все так же, не спуская глаз с улицы, ответила я.

— Да кого ты там ищешь?! — воскликнула Руднева и ей тотчас ответили…

— Рита! Ты меня слышишь? — проорал знакомый голос, а я отчего-то сразу покраснела. — Эта песня для тебя, малышка!

«Он ненормальный!» — подумала я, заранее страшась последующих действий.

— Он полный псих, — слишком восхищенно произнесла Валька и, подавшись вперед, выжидающе уставилась на музыкальный квартет.

Пальцы музыкантов без промедления ударили по струнам, и ночную тишину небольшой улочки разбавил звучный Пашкин голос, которому вторил Сашкин:


Быть с тобой — это просто космос,

Лучше дозы адреналина.

Я затягиваю твой воздух,

Ты — покруче амфитамина.


— Боже! На земле тысячи песен, а они поют какой-то наркоманский бред! — с издевкой воскликнула Руднева, перегибаясь через перила.

— А мне нравится! — возразила я. Мне действительно нравилось, слова из песни — пусть даже и «наркоманские» — цепляли, заставляя солнце в моей душе сиять еще ярче и глупо улыбаться.

— Еще бы тебе не нравилось, — хмыкнула сестра, — не каждый день такой цирк в честь тебя устраивают.

Я в ответ на нее шикнула, призывая слушать дальше:


Быть с тобой — это взрыв гранаты,

На ошметки, и чтоб смертельно.

Гаснут в небе мои кометы,

Улетай со мной в запределье.


— Девочки, что тут у вас? — на пороге появилась сонная мама.

— Да вот, теть Маш, Ритке нашей серенады поют, — веселясь, ответила Валька.

— Не правда! — тут же возразила я и тайком ущипнула эту сплетницу.


Пусть весь мир летит под откос -

Я сгорю на твоих губах!

Это лучше тысячи доз,

Громче взрывов в моих ушах!


— О, это тот самый мальчик из аквапарка? — с интересом спросила мама, вслушиваясь в песню. — Хорошо поет, только песня странная. О чем она?

— О любви, теть Маш. Он же без ума от нашей Ритки, — серьезно ответила Тина, щипая меня в ответ. — Видите, как крыша поехала?!

Пусть предательство и война,

Кровь вокруг или, там, чума.

Я умру на твоих губах.

Ты — мой самый желанный страх.

— Я вам сейчас покажу страх! Уроды проклятые! — проревел на всю улицу грозный голос дяди Миши.

— А я все думала, когда же он явится! — довольно воскликнула Тина. — Сейчас папочка их уделает!

Мы, все трое, перегнулись через перила нашего балкончика, вглядываясь в ночную улицу. И если в маминых с Тиной глазах горел интерес и предвкушение зрелища. То в моих беспокойство и надежда, что все закончится хорошо.

— Дядя, вы чего?! — громко воскликнул Кир, углядев разъяренного Тинкиного отца. — Мы же тут в высоких чувствах признаемся!

— Я вам сейчас тоже признаюсь, наркоманы чертовы! — прорычал дядя Миша, приближаясь к парням.

— Бегите, дебилы! — забыв о моей маме, весело заорала Руднева. — Спасайтесь, пока не поздно!

— Тина, это ты что ли орешь?! — отвлекся на дочь дядя Миша. — А ну быстро в дом, ты наказана!

— А я и так в доме, папочка! — крикнула в ответ сестра.

— Тина, думаю нам лучше зайти внутрь, — вспомнила о своих обязанностях надзирателя моя родительница. Хотя веселые искры в её глазах говорили об обратном.

— Тина, детка, ты супер! — заорал в это время Ник, с другой стороны улицы. Парни все-таки сумели скрыться под шумок.

— Видишь, мама, это не мне серенады пели! — воспользовалась я ситуацией и ткнула пальцем в сторону музыкантов.

— Ага, нам! И тете Маше в том числе! — ехидно ответила на мой выпад Тина.

— Я тебе сейчас покажу «детку»! — взревел в это время дядя Миша, пускаясь в погоню.

— Он что в халате? — прищурившись, спросила мама и крикнула, заразившись всеобщим сумасшествием: — Миша! Я сейчас Ларисе позвоню! Иди домой!

— Так его, теть Маш! — одобрительно улыбнулась Тина, но её быстро осадили строгим:

— Вы тоже в дом, красавицы мои. И так вся улица из-за вас не спит.

Я оглянулась. Действительно, почти во всех домах горел свет, а с балконов и окон выглядывали зеваки.

— И скажите своим «сеньорам», что они завтра приглашены к нам на ужин. Думаю, их повторного концерта Миша не переживет, — добавила мама, первой покидая балкон.

— Чтобы Пашку пригласила! — толкнула меня в плечо Тина, устремляясь вслед за мамой.

На улице неожиданно стало спокойно. Будто и не было песни о любви — ведь она действительно была о любви? — и криков дяди Миши. Ночь стала тихой и сказочной. Со своими жуткими монстрами, что прятались в темных углах и добрыми феями, что жили под уличными фонарями.

«Хочу быть с ним рядом. Навсегда», — загадала желание и фонарь тут же подмигнул, вторя мобильнику в моей руке.

«Быть с тобой — это просто космос» — было написано в пришедшем сообщении, и я вдруг подумала, что мое желание обязательно сбудется. Разве может быть иначе, когда над тобой мерцают тысячи звезд твоего неба?

***

— Рита, перестань нервничать или отложи нож.

— Я не нервничаю, — поспешно ответила маме, высасывая кровь из порезанного пальца.

— Оно и видно! — фыркнула рядом Тина, которая, в отличии от нас с мамой, не принимала участие в готовке, просто заявив, что ей этого не «дано» и она создана для другого. Для чего такого "другого", сестрица еще придумать не успела.

На самом деле я очень нервничала. Мне еще никогда не доводилось знакомить парней с моей мамой (да у меня и парней никогда не было, чтобы знакомить!) и от этого бросало то в жар, то в холод. Но больше в жар. Навязчивые мысли и варианты событий были не лучше лихорадки и мешали нормально соображать.

— Садись давай, неуравновешенная! — Тина встала из-за стола и отобрала у меня нож.

— Ты же «не создана для этого», — передразнила её, присев на край стула.

— А пришивать пальцы тем более не мое, — ехидно ответила Руднева, кое-как кромсая помидор.

— Не переживай, доченька. Когда твой папа приходил к моим родителям знакомиться, у меня тоже все из рук валилось, — отозвалась мама, отрываясь от перемешивания какого-то особого соуса.

— И что, зря волновалась?

Мама в ответ чему-то рассмеялась и так же весело выдала:

— Нет. Не зря. Твой отец сначала перепутал соседскую бабушку, что зашла одолжить сахар, с моей мамой, заверив ту, что она отлично выглядит, и мы с ней смотримся как сестры. Потом он зачем-то подарил цветы моему папе. А в завершение вечера случайно разбил мамину хрустальную вазу.

— Ну, ты меня прямо-таки успокоила, — буркнула я, воруя помидор из-под ножа Рудневой, та в ответ гневно на меня зыркнула, пригрозив тем самым ножом.

— Зато мы все запомнили эту встречу, — пожав плечами, ответила мама. — Не волнуйся ты так, не съем я твоего Сашу.

— Ага, только пережуете и выплюнете, — вставила свои пять копеек Валька, кровожадно кромсая перец.

— Может и так, — рассмеялась в ответ мама, а я только вздохнула.

Благо, хоть Сашка отнесся нормально к маминому приглашению. Вопреки моим ожиданиям, он не стал устраивать истерики и говорить, что для знакомства с родителями мы слишком мало знакомы (по крайней мере, я сделала бы именно так, потащи он меня к своим), а просто спокойно спросил нужно ли что-то принести. В ответ передала просьбу Рудневой — привести с собой Пашку.

В дверь постучали, и я резко подскочила со стула, опрокидывая тот на пол.

— Пришли, — упавшим голосом произнесла я, не зная куда бежать и как действовать.

«Что вообще в таких ситуациях принято делать?! И почему до сих пор никто не придумал четких инструкций на такой случай?!»

— Чего застыла? Беги, давай! — махнула ножом Валька, выводя меня из ступора.

— Иди, встречай и проводи к нам, — поддержала мама Тину, махнув кухонной лопаткой в сторону прихожей.

— А может, лучше пусть Тина? — малодушно предложила. Мои эмоции противоречили друг другу: с одной стороны, я безумно соскучилась по Сашке и хотела его увидеть, а с другой — было страшно. Будто с момента нашей последней встречи прошло не три дня, а целая вечность, и за это время могло что-то поменяться в наших отношениях. Знаю, это звучит глупо и вовсе не логично, но именно так я чувствовала.

— Иди! Мне некогда, что, не видно?! — Тина начала старательно нарезать огурец. — И давай скорее их сюда веди, чтобы Паша увидел, какая из меня хозяйка, — каверзно заявила она, заставив маму рассмеяться.

— Вот, учись у Тины, — сказала мне мама, — она ничего не боится!

— Уже «научилась», — буркнула, поднимая стульчик, — и вот чем это закончилось! — взмахнула руками и все-таки направилась в сторону двери, на губах застыл сладко-горький вкус предвкушения вперемешку со страхом.

Перед дверью я опять впала в ступор, по новой накручивая себя, отмерев лишь только тогда, когда снова постучали, и, набравшись смелости, наконец-то открыла эту проклятую дверь. Но смелость моя надолго задерживаться не стала — стоило только встретиться с ярко-голубыми глазами, меня вновь накрыло уже родное состояние оцепенения.

«Красивый», — в миллионный раз подумалось мне, и я начала жадно изучать парня, что стоял передо мной. Сашка был непривычно опрятен: рваные джинсы он сегодня променял на классические темно-синие, а вместо привычной мятой, белой рубашки, на нем была надета черная футболка-поло, на фоне которой его голубые глаза казались еще ярче, а волосы (в кои-то веки немного приглаженные) светлее. Завершал образ букет из крупных ромашек, зажатый в его руке.