Ольга Заушицына - Небо в Океане

Именно тогда в нем что-то изменилось, треснуло, а вскоре и разбилось, рассыпаясь на тысячи крохотных осколков, в которых радугой искрились утраченная любовь и надежда. Он собственными руками убил в себе наивного ребенка, уничтожил все то, что желала видеть в нем эта изменница. Все, кроме музыки…

Лекс встряхнул кистью руки, отгоняя непрошенное воспоминание.

«Рита, — снова вспомнил он о девушке, — невеста твоего друга,» — добавил тот самый ехидный голос.

«Друга?» — парень иронично улыбнулся. Разумовский не друг, а отголосок прошлого, к которому порой тянет вернуться. Они не виделись с ним семь лет, но Богдан никогда не забывал о нем. Его детская привязанность, в отличии от Сашкиной не ослабла с годами. На протяжении этих лет он периодически напоминал о себе: звонками, смс-сообщениями, письмами на электронку. И Лекс даже иногда отвечал ему, пусть с неохотой и без интереса. Когда в очередной раз пришло дежурное письмо с предложением встретиться, Александр, по привычке, хотел ответить отказом, но что-то его остановило и это что-то было любопытством. Ему вдруг захотелось взглянуть… нет, не на Разумовского, а на себя. Каким бы он стал, если бы мать не предала его?

«Был бы с Ритой,» — в который раз вклинился знакомый голос, и Лекс резко встал из-за стола, на ходу извлекая из пачки сигарету.

Несмотря на когда-то принятое решение, душа музыканта по-прежнему тянулась к ней. Каждый раз, выходя на сцену, он желал ощутить на себе её взгляд. Всякий раз, видя девочку с Полароидом, он надеялся узнать её красивое лицо. Неизменно, забываясь с другой, он отчаянно пытался воскресить все то, что было между ними. Но, сколько бы он не старался найти Риту в её копиях, пусть даже очень похожих, они не смогли заменить её, так же, как бездушный робот не смог бы заменить живого человека. Он был привязан к этой девчонке какими-то невидимыми путами, что слабели, но так и не отпускали до конца.

«Невеста, невеста, невеста… — зло шептало внутри, заставляя прикурить вторую подряд сигарету. — Да что она могла найти в этом идиоте?!» — «лестно» подумал о друге детства Марков. Для него было пыткой видеть Лебедеву рядом с другим, но он выдержал и даже разыграл перед Разумовским спектакль их «знакомства». Не ради их старой дружбы, конечно же, а ради Риты, видя обреченность на её лице, он просто не смог поступить по-иному. Не смог не спасти свою девочку. Да, именно его. Он видел это: в её глазах, жестах, реакциях.

«Или просто хотел видеть? — насмешливо прошипело в мыслях, вселяя в душу сомнение. — Неважно!» — отмахнулся Марков и достал дорогой смартфон, последней модели:

— Алло! Кир? Ты там еще не зашился в своей виртуальной реальности? — с задором спросил парень, на его губах играла предвкушающая улыбка.

«Я буду твоим небом, а ты — моим морем», — вспомнил Лекс те же слова, что не так давно поминала Лебедева.

— Когда ты уже ко мне переедешь? — Бодя расстроено вздохнул.

— Сам знаешь, я не могу оставить Тину одну, — с нежной улыбкой ответила парню.

Мы сидели в машине Разумовского перед подъездом моего дома, и жених, как обычно, с трудом прощался со мной. Это было нашей традицией — еще с первого свидания Бодька предлагал к нему переехать.

Мандраж после встречи с бывшим, наконец, отступил, и ныне я могла более трезво взглянуть на положение дел. Эти дела мне очень не нравились. В особенности тот факт, что Разумовский всерьез надумал взять Маркова в наше путешествие…

— Бодь, я насчет твоего Лекса хотела погов…

— А что с ним? — перебил меня парень.

— Просто считаю, что не стоит брать его в поездку. Мы же с семьей будем там знакомиться, помолвку отмечать, а тут, по сути, чужой человек, — пожала плечами и закусила губу, надеясь, что жених в кои-то веки прислушается ко мне.

— Лекс не чужой! — возмутился Разумовский. — Он мне, считай, как брат, — опять запел парень старую песню.

От досады скрипнула зубами, не хотелось устраивать скандал на ровном месте. К тому же, слишком подозрительно все это будет выглядеть.

— Хорошо, — спокойно ответила и уже более настойчиво добавила: — Только это вряд ли будет выглядеть красиво, Разумовский. Слишком много гостей для одного дома моих родителей, не находишь? Ты итак Данила с девушкой пригласил.

— Это не проблема, солнышко, — беспечно махнул рукой Богдан. — Я со всем разберусь. Вот увидишь, это будет незабываемый отпуск!

«Да уж, еще какой незабываемый: я, мой жених и мой бывший. Прям сценарий для глупой комедии можно писать!» — язвительно подумала, но вслух ничего не сказала.

— Ладно, мне пора, Бодь! — чмокнула парня в губы и, пока он не успел возразить, поспешила в родной подъезд. Мне безотлагательно требовался мятный чай и свободные уши для жалоб.

— Пока, солнышко! Ко вторнику, чтобы были готовы! — донеслось мне в спину.

Как только я переступила порог родного дома, все мои мечты по поводу чая и свободных ушей растаяли пеной на морских волнах:

— Что это? — неверующе спросила, глядя на Тинку.

— У меня новый стиль! — гордо заявила «стильная».

— У тебя волосы разноцветные! — воскликнула я, хватаясь за голову, в которой уже мелькали кадры того, как дядя Миша меня убивает.

— Круто, да? — так же гордо заявила эта блондинка в прошлом, а я мученически простонала.

— У тебя же был такой красивый блонд, что ты наделала? Это из-за Сеньки? Из-за того, что вы расстались?

— Плевать я хотела на этого бабника! — поспешно открестилась от своего бывшего сестренка. — Просто в интернете увидела картинку, вот и захотелось чего-то новенького, — пожала плечами «новенькая».

— Новенького?! А ты не пробовала гардероб сменить или там маникюр сделать? — с сарказмом произнесла я. — Меня твой отец повесит! — сорвалась на крик, потому как родитель моей двоюродной сестры Валентины, с которой мне «посчастливилось» делить одну жилплощадь, очень, просто весьма ревностно относился к внешности своей дочери. И дело тут было вовсе не в природной девичьей красоте или неприятии неестественных способов достижения оной. Все упиралось в родословную и деньги. Горькая правда жизни Валентины состояла в том, что ей посчастливилось родиться до жуткого похожей на свою прапрабабку, что выходила из знатного графского рода Афанасьевых. Михаил Петрович, с юности увлекающийся своей генеологией., еще в Тинкином детстве подметил такую «схожесть» и с тех пор лелеет надежду выдать дочь замуж за какого-то наследного дворянина, ну или хотя бы богатого и перспективного бизнесмена. Он даже фото графини и Тины всегда с собой носит, чтобы при встрече с выгодными партиями представить «товар лицом», как говориться. И теперь этот «товар» имел далеко не «товарный вид» …

— Не повесят! — спокойно возразила дворянка. — Максимум час попричитают, что ты не доглядела за их кровиночкой, — Тина задумчиво поджала губы и кивнула, подтверждая верность своего высказывания. — Все равно уже поздно что-то менять, — тут она лучезарно улыбнулась и добавила: — Но мне ведь и правда идет? — сестра покружилась передо мной.

— Тебе что угодно пойдет! — нехотя согласилась, любуясь искусными цветовыми переходами: у корней волосы были светло-розовыми, потом переходили в нежно-фиолетовый, далее в бледно-голубой и на самых кончиках в приглушенный салатовый. Вся эта красота извивалась локонами и расстилалась радужным водопадом до середины спины.

— Мне еще масочку в салоне подарили! — похвасталась Тина.

— Ага, только жаль, что она тебе не пригодится, — грустно отметила я, втайне надеясь, что дядя Миша просто не заметит перевоплощение своей дочурки.

— Почему это? — удивилась радужная.

— Так твой папа, как только все это увидит, сразу же налысо тебя побреет, — горестно вздохнула я — волосы было жалко.

Тина на минуту призадумалась, а потом выдала:

— А при отце буду косынку повязывать или шапку носить!

— Ага, ушанку! — загубила на корню это «гениальное решение».

— Да что ты, так переживаешь! — по-графски отмахнулась Валентина. — Мне мама звонила, сказала, что к нашему приезду их дома еще не будет, там что-то не так пошло с открытием нового ресторана. Так что я пока у твоих поживу! — осчастливила меня разноцветная.

— Бедные мои родители! — прошептала, уходя в сторону кухни.

Моей маме во время той поездки к морю действительно стало лучше. Она начала улыбаться и больше не плакала по ночам, но, когда мы вернулись в родной город, депрессия вновь постучала в дверь. Мама опять страдала, а вместе с ней страдала и я. Было невыносимо больно видеть, как твой родной человек заживо себя хоронит. День за днем она просто угасала на глазах, полностью теряя интерес к жизни и саму жизнь…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Моя родная, живая, радостная женщина превратилась в какую-то безвольную марионетку, что всего лишь выполняла четко заданные инструкции. Да, она по-прежнему работала, готовила, заботилась обо мне, но не улыбалась, а только тосковала и плакала. Казалось, этот город и наша родная квартира убивали её изнутри, выворачивали душу наизнанку, заставляя вспоминать то, чего больше не будет, то, что умерло навсегда…вспоминать папу. Так мы и существовали: слепо уверяли друг друга, что все хорошо и жизнь идет своим чередом, как прежде. Но ничего хорошего в этой жалкой пародии не было…

Спасение пришло в лице тети Ларисы. Она взяла все в свои руки и нашла маме работу бухгалтером в центральной гостинице того самого курортного городка, после чего предложила ей полностью поменять свою жизнь.

На все вопросы, как можно бросить своего ребенка совершенно одного в большом мегаполисе, тетя Лариса дала ошеломительный ответ: